Владилен Машковцев - Время красного дракона
— Да, я сильный и хищный, — думал про себя с гордостью Шмель, лежа в конопле, наблюдая за мавзолеем Ленина. — Моя сила и хищность — в уме! Я проползу ужом, если надо выжить. Я поклонюсь идолу, дабы меня не бросили в жертву ему. Я унижусь, чтобы взлететь. Я жесток настолько, насколько жесток век.
Шмель выдумывал себя, воображал, воплощал в образы. На самом деле он был обыкновенным человеком с некоторыми дарованиями сыщика, приспособленца, ловкача и говоруна. Он искренне верил лозунгам, как тысячи других людей. Если бы ЦК ВКП(б) принял решение об уничтожении всех мух и комаров в стране, Шмель принял в этом самое активное участие. Но скажите, ради бога, кто бы этому воспротивился?
Мишка Гейнеман говорил Порошину:
— Шмель — не еврей. Подлец не имеет национальности.
Но в НКВД Шмеля не считали подлецом, он был способным сексотом. Не зря ему доверили слежку за мавзолеем. Мордехай ждал милицейского наряда, а работники НКВД и красноармейцы не появлялись. Шмель замер, увидев, как из притона выкарабкался Ленин с торбой. Значит, сию минуту должен появиться и Эсер. Они уходят! Что же делать? Как их задержать? Что случилось с Разенковым? Неужели он предал, не пошел в НКВД?
Однако беспокоился Шмель напрасно. Разенков добежал до милиции ровно за пятнадцать минут. Но вот пока нашли начальство, подняли группу захвата, отремонтировали сломавшуюся автомашину, прошло полтора часа. Да и Придорогин не торопил:
— Не суетитесь, вызовите на всякий случай роту стрелков, окружите пустырь, чтобы и мышь не проскочила. До вечера Эсер не высунет носа из укрытия.
Мордехай волновался зря, ибо Эсер не мог выйти днем из мавзолея в город. Серафим Телегин спал на топчане под портретом Партины Ухватовой, выпив с устатку. А Владимир Ильич ушел с торбой на тарный склад, дабы сдать пустые бутылки, пополнить валютой партийную кассу. Ленин не предполагал о событиях, которые должны были вот-вот развернуться у мавзолея. Он сдал бутылки и вышел из барака-склада на солнце. Люди узнавали его, улыбались, приветствовали:
— Как живем, старик?
— Привет, Ильич!
— Добрый день, товарищ Ленин.
— Владимиру Ильичу поклон.
— Да здравствует вождь мирового пролетариата!
— Сообразим на троих?
При некоторой доле юмора, иронии не было в этих приветствиях насмешки и отрицательного отношения. Ленин редко просил милостыню, неудобно ему было стоять с протянутой рукой. Правда, иногда, увидев на улице важных особ, Владимир Ильич скоморошничал, останавливался и протягивал опрокинутую кепку:
— Господа! Прошу пожертвовать для пополнения партийной кассы. Когда мы придем к власти, вернем долги. У большевиков возникли затруднения.
И люди бросали деньги: рубли, трешки, пятерки и даже червонцы. Ленин умел развеселить народ одной фразой:
— Товарищи! Социализм — это бутылка водки плюс электроплитка с яишницей!
На этот раз к Ленину подошел Трубочист:
— Здравствуйте, Владимир Ильич.
— Рад вас видеть, — поклонился Ленин.
— Куда держим путь?
— В мавзолей вестимо.
— Туда нельзя, товарищ Ленин.
— Почему нельзя, позвольте узнать?
— Мавзолей окружили чекисты, красноармейцы. В городе облава, только что схватили Ахмета. Вам надо уходить из города, Владимир Ильич.
— Но я должен предупредить товарища по революционному подполью, — пытался вырваться из рук Трубочиста Ленин.
— Поздно, Владимир Ильич.
— Почему?
— Эсера вам не спасти. Идите за мной, я вас укрою, переодену, загримирую и вывезу из города. Доктор Функ поможет нам.
— Они не посмеют арестовать меня, вождя мирового пролетариата.
Трубочист обнял Владимира Ильича:
— Они посмеют, они все могут.
Юрий Георгиевич Функ принял гостей радостно:
— Добро пожаловать, проходите. Чем смогу вам помочь?
— За Лениным охотится НКВД. Ему бы укрыться на одну ночь, — объяснил Трубочист.
— Я могу поместить его в клинику и на месяц. Они не догадаются искать у нас.
— А кто со мной будет в палате? Интересные собеседники найдутся? Не терплю скучных людей, — прохаживался бодро Владимир Ильич по кабинету врача.
— Да, у меня есть прелюбопытные личности: два Маркса, один Энгельс, Троцкий, Бухарин и сын последнего царя — Алексей.
Ленин поднял протестующе руку:
— Нет, с этими психами общаться я не желаю. Два Маркса — это слишком уж много. От одного можно с ума сойти. Троцкий — фанатичен, Бухарин — болтлив. Образ царевича меня пугает, мы же его расстреляли. Вдруг из ран хлынет струями кровь...
Функ задумался и предложил:
— А если мы подселим вас к Надежде Константиновне Крупской?
— Соглашайтесь! — вмешался в разговор Трубочист. Владимир Ильич был явно недоволен:
— Нет, эта зануда мне надоела. И она ужасна, похожа на ондатру. Да, да! Она похожа именно на старую, ожиревшую, седую ондатру!
— Как ни странно, Клеопатры у нас нет, — рассмеялся Функ. В кабинет вошел санитар:
— Юрий Георгиевич, к нам привезли нового больного.
— Кого?
— Ленина.
— Какой ужас! — воскликнул Владимир Ильич. — Еще один самозванец! Я хочу поселиться с ним. Я выведу его на чистую воду.
Доктор Функ мягко кивнул санитару:
— Приведите, пожалуйста, больного.
В кабинет робко вошел толстенький лысый гражданин лет шестидесяти с возбужденным блеском в глазах.
— Садитесь, — пригласил его доктор.
Пухлый лысарик присел на стул, огляделся. Функ смотрел ему в глаза пристально:
— Мы хотели бы с вами познакомиться. Кто вы? Как ваша фамилия, имя, отчество? Где вы работаете?
Гражданин ответил спокойно, с достоинством:
— Видите ли, я Ленин Владимир Ильич.
— А кто тогда, по-вашему, я? — спросил другой претендент на данную личность.
— Вы обыкновенный нищий.
— Я нищий? — оскорбился собеседник.
— А кто же вы? У вас на одной ноге галоша, на другой — лапоть.
— А вы зато не похожи на Ленина? Вы вовсе не Ленин!
— А кто же я?
— Вы лысая свинья.
— Однако вы тоже лысый. И весьма похожи на меня. Полемику можно вести более интеллигентно. Если вам так хочется быть этим идиотом — Лениным, будьте им. А я стану гегемоном, пролетариатом.
— Прекрасно! Вот мы и нашли общий язык. Теперь нам остается только осуществить революцию, экспроприировать имущество буржуазии. Необходимо свершить военный переворот, захватить телеграф, банки. Промедление смерти подобно!
— А что мы будем делать с этим субъектом в белом халате? — спросил гегемон у вождя.
— Мы отрубим ему голову и заспиртуем.
Доктор Функ переглянулся с Трубочистом:
— Владимир Ильич нуждается в лечении.
— В какой-то степени, — согласился Трубочист.
Санитар увел в палату и Ленина, и новичка, олицетворяющего пролетариат. Больные не конфликтовали. В палате новичок признался Ленину:
— Вы не волнуйтесь, я абсолютно нормальный человек, работаю бухгалтером, сделал крупную растрату. Теперь приходится симулировать.
Владимир Ильич расхохотался:
— Вы полагаете, что я психически болен? Ничего подобного! Безумен мир, в котором мы живем. Все мы не те, за кого себя выдаем.
— Значит, вы не Ленин? Не Владимир Ильич?
— Я Ленин. А в мавзолее лежит муляж, труп другого человека, моего двойника. Сталин отстранил меня от власти, пытался отравить. Но он подсунул яд не мне, а моему двойнику. Ха-ха!
— Я не могу в такое поверить, — засомневался товарищ по палате.
— В это трудно поверить даже мне, — печально ответил вождь мирового пролетариата. — Меня спасли верные друзья, но они все расстреляны.
Доктор Функ и Трубочист смотрели в окно на улицу, заполоненную милицией и красноармейцами. Функ просил:
— Объясните, что там происходит? Вы же обладаете способностью видеть на большом расстоянии.
Трубочист объяснял, рисовал детали, воспроизводил фразы действующих лиц... Красноармейцы и работники НКВД окружили пустырь с погребами и землянкой. Они приближались к мавзолею перебежками, сжимая кольцо. Операцией по захвату Эсера руководил Придорогин. Шмель вышел из конопли:
— Товарищ капитан, Ленин из мавзолея сбежал. Вернее, пошел сдавать пустые бутылки из-под водки. Я не стал его задерживать, чтобы не поднимать шума.
— Правильно поступил, Шмель. А сколько человек в мавзолее?
— По-моему, один — Эсер.
— У него есть оружие?
— Я видел за поясом юбки маузер.
— Какой юбки? — сглупил Придорогин.
— Эсер же, товарищ капитан, переодет в старуху. Он — в юбке!
— Ах, да. Извини, Шмель. И отойди в сторону. Возможно, возникнет стрельба. Тебе надо поберечься.
— Я не боюсь, Александр Николаевич.
— Не разыгрывай героя. Героев у нас — навалом, а хороших сексотов мало. Твоя голова стоит дороже роты красноармейцев.
— Начинаем? — взвел затвор пистолета Бурдин.
Придорогин подошел к сержанту Матафонову:
— Ты разбегайся и выбивай плечом дверь в мавзолей. Мы с Бурдиным влетаем в землянку вслед за тобой. И Эсера надобно взять живьем. Стрелять только в крайнем случае.
