Владимир Романовский - Хольмгард
— Есть еще одно неоплаченное злодеяние, — сказал он. — Добрый вечер. Яван, если не ошибаюсь?
— Ошибаешься, — ответил Ликургус. — Явана больше нет.
— Ага. Стало быть, в услугах повара он больше не нуждается. Тем лучше.
— Повара?
— Зарезали твоего повара, Яван. Или кто ты теперь.
— Зарезали повара? Моего повара? Кто?
Александр кивком указал на Горясера.
— И его сподвижники.
— Храм Паллады! Зачем?
— Причина, Яван… Если не Яван, то как же тебя зовут теперь?…
— Ликургус.
— О! Интересное имя ты себе выбрал. Не просто так, наверное. Не в честь ли того самого? — Александр улыбнулся почти благосклонно.
— Нет.
— Он и есть тот самый, — сказала Эржбета без интонации. — Что тебе здесь нужно?
— Да ну? Военачальник Базиля? Сокрушитель болгар?
Ликургус, распрямляясь, посмотрел Александру в глаза. Александр слегка удивился и чуть было не отпрянул.
— Нн… ну! Я как-то представлял тебя не таким. Другим. Я тебя искал. Не специально, но попутно. У меня есть к тебе предложение.
— Не сейчас, — сказал Ликургус.
— Да, конечно. Повара твоего убили неподалеку отсюда. Очевидно, он ехал с ними. Под каким именем он у тебя служил… э… Ликургус?
— Без имени.
— Как же ты его называл?
— Повар.
— Понятно. До этого он обитался в Муроме, не так ли?
— Может быть. Не знаю.
— Звали его Торчин, и у него была дурная слава.
— Дурная слава? Неправда, — сказал Ликургус. — Не может быть.
— Это неправда, — подтвердил из угла Горясер. — Он все переврал, Торчин. Он вообще врал все время.
— Отчасти это так, — подтвердил Александр. — Взял вину на себя. Не по доброте душевной, конечно, а из страха. Поскольку Глеба, ехавшего на встречу с Ярославом, убил в его же ладье именно ты. А повар всего лишь его держал, покуда ты орудовал ножом. А убил ты Глеба потому, что он знал о твоих намерениях. Последний свидетель. Я прошу прощения, — обратился Александр сначала к Эржбете, а затем к Ликургусу. — Я не задержу вас долго. Мне нужно кое-что выяснить у этого человека, пока вы не сделали с ним то, что намерены сделать. Хотелось бы вас отговорить, но, по-моему, это бесполезно. Не так ли? — он посмотрел на Эржбету.
— Да.
— Эржбета, если не ошибаюсь? Вдова Рагнвальда?
— Да. А ты — Александр?
— Именно. У тебя превосходная память. Мы виделись всего один раз. Восхищен я тобою, Эржбета. Не подумай, я не держу на тебя зла. Просто восхищаюсь.
— Чем же это?
— Ты убиваешь племянника конунга, Эрик берет вину на себя, а все почему-то думают, что ответственность на мне. Я никого не пытался разубедить, ибо знал, что это невозможно. Вот и восхищаюсь.
— Александр, — сказала Эржбета. — Что тебе нужно?
— Выяснить… Даже не выяснить, а уточнить. Не откажите! После этого я дам вам из того, что искал здесь этот человек, столько, сколько вы попросите. Уверен, что вы не возьмете всего — вам помешает гордость. Ведь это принадлежит не вам, у этого есть хозяин.
— Кто же? — насмешливо спросил Горясер из угла.
— Я. То есть, не я лично, — поправился Александр, обращаясь к Ликургусу, — а целое общество людей, часть которого прибудет сюда через несколько минут.
— Я на службе у Ярослава, и он платит мне достаточно, — сказал Ликургус сухо. — Предложения Неустрашимых мне неинтересны.
Александр обратился к Эржбете:
— Ты тоже считаешь, что общество мое — Неустрашимые?
— Нет.
— Примешь награду?
— У меня достаточно своих денег, — сказала Эржбета глухо. — Что тебе нужно узнать. Узнавай и иди. И забери свое общество с собой, иначе плохо этому обществу будет.
— Да… Так вот, — Александр повернулся к углу. — Насколько я понимаю, ты, Горясер, взял у Хелье один свиток, а второму свитку намеренно дал сгореть вместе с домом. Известно, что ты сводный брат Рагнвальда. Я также знаю, что содержится в свитке, который ты взял — карта с указаниями этого вот места. Ах, вот и свиток. Ликургус?
— Да, карта, — откликнулся Ликургус.
— Что было во втором свитке? — Александр посмотрел в угол.
— Брат Рагнвальда? — переспросила Эржбета.
— Сводный брат, — Александр кивнул. — А что?
— Так, ничего.
— Да, — сказал Александр, — он собирался оспорить и твои вдовьи права тоже.
Эржбета промолчала.
— Но, конечно, наибольший интерес для него представляла именно эта местность. Из всех владений Рагнвальда. Именно из-за того, что здесь спрятано. И, конечно же, удобнее всего было бы сперва получить права на эту местность, чтобы ни с кем не надо было делиться. А тут восемь человек пришлось с собою приволочь. Восемь? Я правильно посчитал трупы?
— Да, — мрачно сказала Эржбета.
Александр некоторое время молчал. Эржбета и Ликургус, оба с каменными лицами, смотрели на него.
— И тем не менее, — продолжал он, — Горясер, стоящий теперь в углу со связанными руками, думал получить больше, чем получает кладоискатель. Поскольку это зарыто в трех разных местах. Рядом, но места разные. А восьми прибывших с ним, осколку Косой Сотни, он рассказал только об одном месте. Рассчитывая, видимо, по получению прав на местность, выкопать остальное и уже ни с кем не делиться. Поэтому очень важно было избавиться от свитка, который сгорел в доме. Что было в этом свитке, Горясер?
— Вы за все ответите. Все вы. Неустрашимые этого так не оставят. Это их сокровище, — предупредил Горясер из угла.
— Вовсе не сокровище, и это принадлежит вовсе не Неустрашимым, как я уже объяснил, — сказал Александр. — Что было во втором свитке, Горясер?
Молчание.
— Это тоже ответ, — сказал Александр. — Ну, что ж, вы, пожалуй, продолжайте, что начали. У меня там снаружи дела.
— Позволь! — донеслось из угла. — Ты не уходи, Александр. Ты помнишь, мы с тобою…
— У меня нет сейчас времени предаваться воспоминаниям, — ответил Александр.
Он снова отодвинул дверь — и вышел.
Ликургус подошел к Горясеру и ударом кулака сбил его с ног. Нагнувшись, он схватил Горясера за ворот и снова поднял на ноги.
— Придет и твой черед, Ликургус, — пообещал Горясер, выплевывая передние зубы и кровь. — Это тебе не болгар безответных крушить. Не знаешь, с кем связался.
— Очень может быть, — ответил Ликургус. — Эржбета, он твой, но, пожалуйста, не убивай его. Он должен умереть той же смертью, что и погубленные им.
— Постой, — сказал Горясер. — Постой…
Ликургус вышел из домика, не желая видеть, на что способна Эржбета в таких делах — он и так слишком много о ней знал.
Обогнув домик, он увидел Александра, вглядывающегося в густые сумерки. В отдалении, у самой кромки хилого леса, двигалось нечто. Приглядевшись, Ликургус различил всадников, летящих галопом. Пятнадцать человек.
— Твои люди? — спросил Ликургус.
— Да, военачальник, — ответил Александр без улыбки. — Мои люди.
В домике раздался душераздирающий крик Горясера. И тут же прекратился. Возможно, ему заткнули рот.
— Суровая женщина, — заметил Александр.
— Да.
Как тоскливо, думал Горясер. Один на один с этой женщиной. Именно с этой. Вдова Рагнвальда. Она, Эржбета, любила Рагнвальда? Не может быть. Рагнвальд ничего такого не говорил. А я провел с ней два года бок о бок, на службе у Марии. Я бы знал, наверное?
Он действительно, как и предупредил его Ликургус, не представлял себе того, что началось. Горясер был очень смелым и очень крепким человеком и запросто терпел любую боль. То, что началось, болью назвать было нельзя.
Часть его разума, или души, существовала отдельно и наблюдала за процессом, и даже размышляла на отвлеченные темы. Боль страшнее любой боли пронизывала тело и душу, и несравнимость ее, думала часть души Горясера, имела много общего с ольфакторными ощущениями. Свет, цвет, звук запоминаются легко, и вспоминаются потом без усилий, поскольку всегда есть, с чем сравнить. Другое дело запахи. Люди редко используют ольфакторную память для ориентировки в пространстве и времени. Можно вспомнить запах, уловив похожий. Но очень трудно представить себе запах. Боль бывает разная — острая, тупая, мимолетная, постоянная. Но боль, которую теперь испытывал Горясер, не имела эквивалентов. Ее не с чем было сравнить. Сколько длились его мучения — он не знал. Что именно делала с ним Эржбета, он тоже не знал — отказывался знать.
— Не представляю себе, — сказала вдруг Эржбета, — во что и как верит Ликургус. Но на всякий случай, Горясер, я сделаю все, что зависит лично от меня, чтобы страдания твои не окончились. Чтобы они продолжались вечно.
— Я не знал, что Рагнвальд на тебе женился, — выговорил он тихо но внятно между судорожными вздохами. — Я бы действовал по-другому… если бы знал. Рагнвальд… был бы жив… Ты бы не потеряла… любимого человека…
