Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

— Вопросов нет! — бодро отозвалась Инна.

— Тогда начинаем…

Всё вокруг незаметно стронулось. Дворская ощутила неприятный прилив тяжести, но это было только начало. Перегрузка наседала, давила нещадно, плющила…

— Инна, у вас в руке тангента с кнопкой. Быстро жмите на нее, как только загорится лампочка!

— Хо-ро-шо, — вытолкнула женщина-космонавт.

Вспыхнул индикатор на офтальмологической дуге. Клик. Огонек… Клик… Огонек-огонек-огонек… Клик-клик-клик…

— Инна, смотрите на экран.

«Хорошистка» скосила глаза на монитор. Там чернели четыре колечка, три побольше, а одно поменьше. И все разомкнуты… Экран очистился, а бесплотный голос спросил:

— Сколько всего было колечек?

— Четыре…

— Из них больших…

— Три.

— Куда они были повернуты… м-м… разрывом?

— Два — влево… Нет, вправо. И одно ­– вверх. А маленькое — вниз…

Пять «же». Шесть «же». Семь «же». Восемь «же»…

Напротив круглого вместилища Большой Центрифуги пластался длинный корпус, поделенный внутри на классы для занятий. Смирно отсидев «урок» по матчасти ТМК — тяжелого межпланетного корабля — «три грации» задержались в «баре космонавтов». Разумеется, ничего спиртного в «барной» комнатке не держали, даже кефира тут не найдешь. Зато уютно пыхтел самовар, а на полках — заварка, сахар, сушки, конфеты…

Одолев второй стакан, Инна крутила в пальцах недоеденную баранку.

— Девчонки…

— М-м? — отозвалась Наташа. Косясь на Риту, она тихонечко, чтобы не шелестеть, разворачивала обертку четвертой по счету конфеты. — Здорово тут начинается день, — заговорила она с напускным энтузиазмом. — Чуть умоешься — и бежишь в одной комбинашке к весам!

— Если к весне поправишься хоть на полкило, — сказала Рита задушевно, — прибью!

— Эта — самая-самая последняя! — Талия быстро слопала батончик «А ну-ка, отними!».

— Девчонки, — тверже заговорила Инна, — а когда, по плану, у нас спуск на глубину? Ну… В батискафе этом?

— В апреле, — прихлебывая чай, ответила Наташа. — Двенадцатого вы с Ритой летите, а где-то в конце месяца — погружение в Курильский желоб. Насыщенный выпадет месяц! А какой тебе подарок ко дню рождения — в космос! Вокруг Луны!

У Риты зазвонил радиофон. Поспешно выхватив его и загодя улыбаясь, она юркнула за дверь.

— А давай, поменяемся? — выпалила Дворская, проводив Гарину глазами. — Ты полетишь вместо меня, а я тогда опущусь на глубину. Давай?

Талия растерялась даже.

— Ну, конечно, я согласна! — зарделась она. — Только… Ты же так хотела в космос!

— Да я и сейчас хочу, просто… Понимаешь… — Инна замялась, отводя взгляд. — У меня же театр… И океан мне как-то ближе!

В синих Наташиных глазах блеснуло понимание. Прислушиваясь к голосу Риты, что доносился из коридора, Талия спросила вполголоса:

— Ты хочешь остаться с Мишей?

Инна вспыхнула румянцем, и часто закивала. Наташа ласково накрыла ее напряженный кулачок ладонью:

— Оставайся! Спасибо тебе огромное! И… — она улыбнулась. — Буду должна!

Понедельник, 16 ноября. День

Щелково-40, проспект Козырева

Басистый гул ускорителя привычно опадал, затмевая посторонние шумы. Я осторожно переступил толстую вязку кабелей, и вышел из технического отсека, аккуратно захлопнув дверцу.

— Шеф, — приглушенно спросил Киврин, оглядываясь, словно в кино про шпионов, — а настоящую… э-э… машину времени когда тестировать?

Молча обойдя хронокамеру, я глубокомысленно воззрился на двухметровую стеклянную панель. Поднял голову — сверху над кубической камерой нависал составной электромагнит, похожий на шляпу с полями. А прямо будто из пола…

Я опустил взгляд на нижние катушки, похожие на гофрированный воротник-горгеру. Их секции плавно сходились и раздвигались, формируя поле нужной конфигурации.

— Володь… — мой голос был негромок. — Наверху ничего не знают о том, до чего мы тут додумались.

— К-как? — ошалел зам. — Но ты же…

— Ну, да, должен был! — кисло поморщился я, чувствуя подступающее раздражение. — Побоялся! Мне еще только «Терминаторов» не хватало…

— Ага… — соображал Киврин. — Агаганьки… — он встрепенулся. — Тогда я соберу все материалы по той теме — и засекречу, на хрен!

— В обход первого отдела, понял? — глянул я исподлобья. — Знать должны только те, кому положено — мы!

— Понял, шеф! — посерьезнел зам, и тут же схохмил: — Начинаю действовать без шуму и пыли, по вновь утвержденному плану!

Фыркнув, я покинул лабораторию локальных перемещений и поднялся к себе. В приемной уже топтался коренастый, плотный мужчина лет сорока, заросший бородой и усами, как полярник. Но строгий синий костюм сидел на нем, как влитой.

— Вы ко мне? — поинтересовался я на ходу.

— К вам, Михаил Петрович! — защебетала Аллочка. — Товарищ из Новосибирска!

Товарищ из Новосибирска протянул руку:

— Аркадий Ильич Панков, физик, доктор наук, — представился он, и продолжил в той же манере, лаконичной и разрывчатой: — Занимаюсь темой транспозитации. Направили в ваш институт.

— О, такие кадры нам нужны! — жадно ухмыльнулся я. — Прошу!

Мой сверхчувствительный организм чуял: Панков напряжен и многое скрывает, но мне и самому было, что прятать от города и мира.

— Сразу скажу, что ничуть не покушаюсь на ваши лавры первооткрывателя, — молвил Аркадий Ильич, усаживаясь в кресло. — Просто моим желанием было догнать и перегнать Америку, а у штатовцев в ходу именно этот термин — транспозитация…

— Да, меня допустили до ваших работ, — энергично кивнул я, небрежно приседая на край стола. — «Компактифицированный бета-ретранслятор», как вы выразились в диссертации, впечатляет. Вместить трехэтажную бандуру, что мы когда-то собрали здесь, в грузовой отсек «Бурана» — это надо суметь! Так… С жильем проблемы есть?

— Я продал кооперативную «трешку» в Академгородке, — спокойно сообщил Панков. — Думаю, купить хотя бы «двушку» здесь… В «сороковнике».

— Понятно. Если что, обращайтесь. Так… — я порылся в бумагах. — Ну, что ж… Один из двух засекреченных корпусов нам возвращают, откроем там лабораторию транспозитации! Статус завлаба и старшего научного сотрудника вас устраивает?

— Вполне, — сухо ответил Панков.

«А ведь он тщеславен, — мелькнуло у меня, — и, похоже, амбициозен не в меру… Но работает отчетливо!»

— Ваши планы, Аркадий Ильич?

Панков подобрался.

— Модели пространственно-временных структур, разработанные вами, хороши, — вымолвил он, — но мне хотелось бы несколько… э-э… расширить рамки теории совмещенных пространств.

— Гамма-пространство? — быстро спросил я. — «Дельта»?

Завлаб мотнул головой.

— Нет! — резко сказал он. — «Эпсилон» и «Дзета»! И «Каппа».

— Ого! — подивился я. — Запросики у вас… Хм. Ну-у… ладно. Согласен. Дерзайте!

Аркадий Ильич откланялся, и в кабинет тотчас же процокала Алла, цветя улыбкой.

— Михаил Петрович, — заворковала она, — звонил Марчук. Его утвердили членом Политбюро!

— Нормально! — обрадовался я. — Растет человек!

— Да, — подхватила секретарша, лучась, — и Гурий Иванович выдвинул вашу кандидатуру на должность секретаря ЦК КПСС вместо себя!

— О, как… — меня развинтило ошеломление. — А у нас коньяк есть?

— Конечно! — тряхнула Аллочка челкой. — Достать бутылочку?

— Доставай!

— Там уже Киврин с Корнеевым лезут, и Ромуальдыч замаячил…

— Тогда, — поднял я начальственный палец, — самую большую бутылочку!

Глава 3

Воскресенье, 22 ноября. Утро

Щелково-40, улица Колмогорова

Я выключил комп и развалился в кресле, глядя за окно. Там сосна качала веткой, словно пытаясь залезть в форточку, или хотя бы стекло царапнуть колючей хвоей.

Смутно мне было.

С одной стороны, всё в моей жизни складывалось превосходно и замечательно. На ближайшем заседании Политбюро, в четверг, утвердят нового секретаря ЦК КПСС — Гарина Михаила Петровича. Буду заведовать отделом науки и вузов, а этот пост нынче куда весомей даже промотдела — все отраслевые министерства, считай, демонополизированы и разукрупнены, директора вывели заводы и фабрики в автономное плавание. Из Центрального Комитета и рулить-то нечем!