Алексей Шепелёв - Грани судьбы
— Ну, Вы спросили. Конечно дружил. С Тошкой Климановым. С Радькой Епуряну и Димкой Кочегаровым. А ещё…
— И что, вы вот так всё время и говорили между собой: "Я твой друг, я твой друг"?
Теперь Серёжкин голос звучал почти обиженно:
— Вы издеваетесь, что ли? Нет, конечно.
— Тогда чего ты ждёшь от нас с Шипучкой?
Мальчишка окончательно смешался. Уши и щёки порозовели, он опустил голову, словно крупно нашкодивший сын перед строгим папашей, и недовольно засопел.
Балис сбросил вязанку и присел перед Серёжкой на корточки.
— Главное, что я верю в тебя и рассчитываю на твою помощь. А это ведь и называется дружба. Правильно?
Серёжка поднял лицо, глаза как-то очень подозрительно щурились.
— Честно — рассчитываете?
— Честно. Ведь справиться с тем воином у моста ты мне помог.
— Вы бы и сами…
— Не знаю, Серёжа. Может да, а может и нет. Он был очень сильным бойцом.
— Значит, я не зря? Тогда за что же Вы меня потом ругали?
— Не зря. А ругал за то, что ты так рисковал. Достань он тебя тогда ногой…
— Не достал же, я вовремя откатился.
— Вовремя, — снова согласился Балис. — И всё равно за такие вещи нужно ругать. А потом говорить "Спасибо!" Понял?
— Ага, — улыбки до ушей на Серёжкином лице не наблюдалось. Но вот шкодливо-весёлые искорки в серых глазах мерцали вовсю. Оставалось только закрепить достигнутый успех.
— И имей ввиду, ещё раз об этом спросишь…
Оборванная на полуслове фраза — этот приём Балис ещё давно отработал на Кристинке. Срабатывало почти безотказно. Вот и Серёжа, хоть и вдвое взрослее дочки, всё равно влетел в ловушку что называется всеми четырьмя лапками.
— То что?
— Ужас что будет… — морпех не отказал себе в удовольствии поиграть на мальчишкином любопытстве. Не всё детям играть на нервах у взрослых. Пусть отольются и мышкам кошкины слёзки.
— А всё-таки? — поверить, что минуту назад Серёжка был нахмуренный и скучный было невозможно. Сейчас парень просто сгорал от любопытства.
— Решу, что ты набиваешься на похвалу за проявленный героизм.
Риск, конечно, был тот ещё. Мальчишка мог обидеться, причём очень серьёзно. Но другого способа убедить Серёжку Балис не видел. Так что оставалось только двигаться выбранным курсом и надеяться, что повезёт.
По Серёжкиному лицу было видно, как происходит внутренняя борьба. Ни обида, ни благоразумие никак не могли взять вверх, поэтому парнишка ограничился растерянно-нейтральным:
— Так нечестно…
— Ах, нечестно? А не верить друзьям — это честно?
Морпех неожиданно ухватил мальчишку за запястья. Дрова полетели вниз, Серёжка — вверх. Весил парнишка ненамного больше Кристинки, раскрутить его было столь же легко. Дочка от таких процедур впадала в совершенный восторг, парнишке тоже понравилось.
— Ну что, будешь ещё сомневаться и жаловаться?
Мальчишка рассмеялся в ответ.
— Не, не буду…
— То-то же…
Балис ещё несколько раз крутанул продолжавшего счастливо хихикать паренька, для пущего удовольствия слегка качнув в вертикальной плоскости, чтобы ещё бросало то вверх, то вниз, потом замедлил вращение.
— Хорошего понемножку.
Встрёпанный Серёжка встал на ноги. Улыбка на лице мальчишки принадлежала к категории "до ушей", но ехидства хватило даже на то, чтобы нарочито недовольным тоном произнести:
— Справились, да? Такой большой с таким маленьким…
— Знаем мы таких маленьких. Самбист разрядник. Того и гляди, через себя кинешь.
— Ага, кинешь Вас, как же. Наверное, сто килограмм весите…
— Немного поменьше.
— Всё равно, Вы тяжелый. Вот Наромарта я может бы и кинул.
— Не советую, — подчёркнуто серьёзно ответил Гаяускас. — Ты слышал, как он мечом управляется? Нарежет на кусочки раньше, чем успеешь ойкнуть.
— Да я же пошутил…
— А я тоже пошутил. Наромарт с детьми не воюет. Тем более — с друзьями.
Они обменялись понимающими улыбками. Напряжение спало. У Гаяускаса словно гора с плеч свалилась. Было понятно, что Серёжкина хандра закончилась окончательно и бесповоротно. Это не значит, что мальчишка теперь будет лишь смеяться и улыбаться: поводов для грусти у него больше чем достаточно. Но из практически беспрерывной апатии он вышел и это — правильно. Жизнь продолжается.
Кроме того, Балис в эти минуты ещё чётче почувствовал своё отношение к Серёжке. Бывает такое: начнёшь объяснять то, что тебе давно известно и знакомо и неожиданно приходит понимание на более глубоком уровне.
Да, Серёжка был для него именно другом. Не попыткой как-то заменить погибшую Кристинку. Не отражением так и не родившегося Ирмантасика. Не просто — воспитанником. Не усыновлённым Серёжкой Гаяускасом. Не ожившей выдумкой — младшим братиком.
Нет, именно другом, человеком, на помощь к которому Балис был готов броситься в любую опасность, и которому в любой переделке мог не задумываясь доверить прикрыть себе спину. Другом, которому двенадцать. А значит, способному на бессмысленную детскую шалость, на глупость, на совершенно неожиданный фокус. Ладно, это всё можно пережить. Главное, что Серёжка не способен на подлость, а остальное уже не так важно.
И вообще, друзей не выбирают, их принимают такими, как они есть. А детство — это недостаток, который со временем очень быстро проходит. Какая-то пара лет — и Серёжке будет четырнадцать. Уже не ребёнок, а подросток. Ещё пара — таким уже паспорт выдают. Потом ещё пара — и призывают в Армию. А там уже без всяких скидок на детство. Вчера — юноша, а сегодня уже боец, защитник Отечества. Потому что если придёт беда, то встречать её придётся им, кому же ещё.
Беда в страну пришла с чёрного хода, и встретить её, защитить Родину оказалось некому. Нет больше СССР. Ни в мире Мирона, ни на Женькиной Грани, ни в их с Серёжкой реальности…
— А чего Вы хмуритесь?
Ну вот, задумался в неподходящее время в неподходящем месте.
— А то, что опаздываем мы с дровами. И это плохо. Подводим людей.
— Плохо, — с готовностью согласился Серёжка. — Тогда пошли быстрее назад. А Вы расскажете, как нас нашли?
— Кого это — нас?
— Ну, всех нас. Сначала Анну-Селену, потом Риону и меня.
— Расскажу. Только это долгая история.
— Ага, очень долгая. Я ничего не хочу сказать, но кое-кто мог бы и поторопиться.
— А кое-кто мог бы не разводить партизанщину и не освобождать самовольно драконов. Между прочим, мы с Мироном Павлиновичем собирались надрать тебе уши.
— Садизм, часть восьмая. Вот пожалуюсь на вас.
— Кому?
— Даку. Драконы теперь мои друзья и будут меня защищать, — сообщил мальчишка и тут же добавил: — Шутка.
— Плохая шутка.
— Почему? — по Серёжкиному лицу промелькнуло беспокойство: неужели Балис Валдисович обиделся. Только этого ещё не хватало.
— А они тебя в качестве защиты отведут в поселение бака-ли, а те станут тебе поклоняться. Вот тут ты и взвоешь.
Серёжка почесал лохматую голову. Соти подстригла его в первый же день пребывания в горном убежище, но вняла просьбам не делать волосы "слишком короткими". Так из сильно заросшего паренёк превратился просто в длинноволосого, каким он был в день знакомства с Балисом в Приднестровье.
А насчёт участи в соседнем посёлке ящеров, куда сразу перебрались жить Рия и Шипучка, Гаяускас не преувеличивал. Неизвестно что им наговорил спасённый дракон, только его обитатели всерьёз предоставили мальчишке статус чего-то вроде живого бога. Проявилось это первым же вечером, когда вместе с вейтой и сауриалом в гости к бывшим беглецам нагрянула целая толпа ящеров из племени бака-ли. Серёжкиного терпения хватило на десять минут непрерывных восхвалений, постоянно сопровождаемых поклонами, после чего мальчишка выбежал из дома и где-то спрятался. Мирон попробовал разыскать — ничего не получилось. В конце концов парнишка вернулся сам, но через добрых полчаса после ухода чешуйчатых гостей. И наотрез отказался участвовать в ответном визите.
— Взвою, — констатировал мальчик после короткого раздумья. — Лучше уж уши дерите.
— Не станем. Традиции русской Армии мы с Мироном обязаны чтить. А традиции гласят, что победителей не судят.
— А я знаю. Это Императрица Екатерина Вторая Потёмкину про Суворова сказала.
— Точно, — кивнул Гаяускас. — Откуда знаешь?
— Книжку читал. Интересная… И потом, я же — приднестровец.
— Ах да, конечно…
В последний аргумент Балис не поверил. Служили у него в роте ребята с левого берега Днестра, да и в «Кировухе» на соседнем потоке был парень из Бендер Сашка Гурок, никогда от них термина такого «Приднестровье» Гаяускас не слышал, и особого почитания Суворова за ними не замечал. Не затрещи по швам СССР, никто бы и не подумал о таком территориальном образовании.
Это уже после восемьдесят девятого новая республика спешно отстраивала себе государственность, непременным атрибутом которой является самоидентификация: мы — такие-то, а это значит… Малолетний Серёжка, разумеется, миф впитывал как губка и верил в него искренне. Тем более, что книга про Суворова действительно могла быть интересной. Уж не рассказы ли Алексеева читал мальчишка?
