Алексей Шепелёв - Грани судьбы
Обзор книги Алексей Шепелёв - Грани судьбы
Алексей Шепелёв, Макс Отто Люгер, Валерич
ГРАНИ СУДЬБЫ
Я коней напою, я куплет допою, Хоть немного ещё постою На краю…
В.ВысоцкийНа том, последнем рубеже, Где мы ещё, а не — уже…
О.ЛадыженскийПролог.
Над Домской площадью гремела музыка: на временной эстраде напротив собора выступала какая-то очередная поп-группа, которых к конце двадцатого века на постсоветском пространстве развелось великое множество.
Официантка поставила на столик высокие бокалы с пивом.
— Мне, пожалуйста, ещё чашку кофе, — попросил Мирон у официантки.
Девушка кивнула и перевела взгляд на Вильфанда. Не дождавшись заказа, удалилась.
— По-русски… — задумчиво произнёс Натан, когда официантка отошла от их столика.
— Что? — переспросил Нижниченко.
— Ты говорил с официанткой по-русски.
— А я латышского совершенно не знаю, — признался Мирон. — Откуда? Второй раз в жизни в Риге и снова на два дня. С удовольствием бы побыл подольше, но всё время не складывается.
— И они поют на русском, — собеседник кивнул на музыкантов.
— Как хотят, так и поют, — пожал плечами Нижниченко. — Кстати, и мы с тобой говорим на русском. Могли бы на английском, только я знаю похуже, чем ты — русский.
— Да, запомненное в детстве остаётся в памяти на всю жизнь, — согласно кивнул головою собеседник.
Старший инспектор Интерпола Натан Вильфанд родился и прожил первые четырнадцать лет своей жизни в Москве. Потом его семья получила разрешение на выезд из СССР на постоянное место жительства в Израиль, но до земли обетованной так и не доехала: кто-то из дальних родственников помог с получением британского гражданства и из Вены Вильфанды перебрались в Манчестер.
— Но мы — это мы, а Рига — столица независимой Латвии…
— Вторым государственным языком которой является русский, — напомнил Мирон. — Если я ничего не путаю, то в девяносто втором Форрин-офис приложил к этому определённые усилия.
Определённые — это было ещё мягко сказано. После ядерного шантажа бухарестских безумцев маятник государственной политики Великобритании и США качнуло настолько сильно, что предсказать такое не могли и отъявленные фантасты. Рига и Таллин получили от НАТО, куда стремились всей душой, форменный ультиматум: в течение двух месяцев предоставить гражданство всем постоянно проживающим на территории государств и провести свободные парламентские выборы. Мудрый Бразаускас, почувствовавший, куда дует ветер, немедленно изыскал причину выступить в Страсбурге и рассказать о том, что в Республике Литва проблем с негражданами нет и с самого начала не было. И вообще она идет верным курсом к построению демократического и цивилизованного государства, только вот всё это требует больших денег, а Северная Федерация, хоть и признаёт вину СССР за коммунистическую оккупацию, компенсации платить не желает. По слухам, ходившим среди офицеров Службы Безопасности ЮЗФ, Литве тут же обломилось кредитов чуть ли не вдвое больше, чем рассчитывал господин Президент. Во всяком случае, спустя неделю после возвращения Бразаускаса из Страсбурга правительство Литвы внесло в Сейм ряд законопроектов, в том числе о придании статуса государственных польскому и русскому языкам. В Сейме инициативы, как и положено, зависли на неопределённый срок, проще говоря, до той поры, пока не станет ясно, можно ли будет извлечь их них дополнительные выгоды.
— Тогда это было необходимо…
Вильфанд выдержал длительную паузу.
— А что, сейчас что-то изменилось?
Разговор Мирону не нравился, но и замять тему было бы тоже неверно. Мало ли при каких обстоятельствах может состояться продолжение? Лучше уж расставить все точки над и здесь и сейчас, в спокойной рабочей обстановке.
— Мне кажется, что полученные права и свободы русские используют для того, чтобы снова установить своё тоталитарное господство на постсоветском пространстве. Диктаторы очень часто приходят к власти демократическим путём.
Прежде чем ответить, Мирон допил пиво. Действительно, эта "Золотая корона" была хороша. Получше, чем то, которое производилось в Юго-Западной Федерации. Или просто своё пиво настолько приелось, что он перестал замечать его высокое качество? Между прочим, очень может быть.
— Теоретически, Натан, ты конечно прав. Диктаторов, пришедших к власти демократическим путём, история знает навалом. Ну, а практически — полная ерунда. Государственный строй с девяносто четвёртого в стране не изменился. Тот же сейм, тот же Президент. Кстати, родословную господина Зирниса я хоть и не изучал, но вроде бы никто не спорит, что он — коренной латыш.
— А в Риге при этом говорят на русском, — упрямо повторил Вильфанд.
— Когда я был в Лондоне, то слышал там тоже не только английскую речь.
— Хочешь сказать, что можешь зайти в любое кафе, заговорить на французском — и тебя сразу поймут?
— А что, почти половина населения Великобритании — этнические французы? — наивно поинтересовался Мирон.
Натан раздраженно допил пиво.
— Что ты хочешь мне доказать?
— Только одно: нет никаких признаков того, что в сегодняшней Латвии кто-то кого-то угнетает. И не надо искать проблем, которых не существует. Нам бы с реальными справиться. Если уж в "Геральд Трибьюн" открыто заявляют, что в любой момент времени в «Ситибанке» отмывается не меньше пятидесяти миллионов долларов грязных денег из Восточной Европы.
Вильфанд улыбнулся.
— Вообще-то ты цитируешь мой обзор.
— Разумеется. Люблю ссылаться на работу грамотных профессионалов. Подборка хороша, анализ ещё лучше.
— А ты не в курсе, что господин Бриан Вест до того, как стал вице-президентом «Ститбанка» занимал высокую должность в Министерстве Внутренних Дел?
— В курсе. Поэтому и не сомневаюсь, что он знает, что говорит. Разве наши данные принципиально отличаются от его цифр? Вот этим нам надо и заниматься, а не придумывать несуществующие проблемы.
Снова подошла официантка, забрала у Мирона пустой бокал и поставила чашку кофе. Нижниченко с наслаждением отхлебнул горячую ароматную жидкость. Это кафе он запомнил ещё с прошлогоднего визита в Ригу — именно за подаваемый здесь отменный кофе.
— Боюсь, что ты меня неверно понял, — осторожно заговорил Натан. — Я вовсе не хочу сказать, что сегодня Латвия — недемократическая страна. Но мы с тобой родились и выросли в СССР, помним времена тоталитаризма. Ты не опасаешься, что они могут вернуться?
— В том виде, как это было — не опасаюсь, — уверенно заявил Нижниченко. — Меняется мир, меняются люди. От диктатуры не застрахована ни одна страна мира, но ни один диктатор не является точной копией предыдущего.
Натан закурил и с улыбкой откинулся на спинку стула.
— Ну, это аксиома. Я имел ввиду несколько другое. Если к власти в нынешней Северной Федерации придут националисты…
— Мне уже смеяться или дослушать до конца? — Мирон снова придал лицу максимально наивное выражение.
— Смеяться?!
— Конечно. Предположение о русских националистах у власти в Северной Федерации сегодня звучит, по-моему, ещё более нелепо, чем о гринписовцах в руководстве скотобойней. Те хоть действительно пытаются до такой власти дорваться, чтобы скотобойню закрыть. А эти от любого ответственного решения шарахаются, как чёрт от ладана.
— Ты сам сказал — "сегодня".
— А ты умеешь предсказывать будущее?
Натан молчал. Мирон ещё раз отхлебнул кофе. Отличный кофе, отличный вечер… Эх, почему приходится портить настроение этим бессмысленным спором?
— Мы с тобой, Мирон, аналитики. Предсказание будущего — наша профессия.
— Наша профессия — построение прогнозов, а не предсказания. Прогнозов, опирающихся на факты и тенденции. А факты таковы, что на сегодня ни в Северной Федерации, ни в Латвии радикальные националисты не имеют никакой власти, не имеют сколько-нибудь массовой поддержки в обществе и не имеют перспектив получить то или другое. Особенно здесь, в Латвии. Мне кажется, что девяносто четвёртый тут всё расставил по местам.
Да, в девяносто четвёртом в Латвии было нескучно.
Националистические правительства Латвии и Эстонии поначалу восприняли требования о предоставлении гражданства всем постоянно проживающим в стране за пустую риторику. Дескать, постыдят и забудут, не в первый раз. Но оказалось, что всё всерьёз. Когда за два дня до истечения указанного срока в Рижском замке стало известно, что на базы в Дании перебрасываются парашютисты-миротворцы, с Президентом Киршонсом случилась форменная истерика. На следующий день Сейм Латвии за двадцать минут принял все требуемые законы, после чего до вечера сочинял послание ко всем демократическим силам Европы и Америки. Демократические силы выслушали латышское послание и через пять минут прочно о нём позабыли: после бухарестского шока им было совсем не до Латвии. Аналогичная судьба постигла и послание эстонского Сейма.
