Евгений Ермаков - Пандемия
Вышел Фарин из больницы, и понял, что завязать придется. А похож ведь был до крайности! Ну, переехал в Новинск, решил начать все заново, завязать с Ильичом. Парик купил, усы висячие отрастил, очки стал носить… Устроился на непыльную работенку редактором-корректором в издательстве. Потом книжку свою написал, "Триумф красной доктрины". Я читал – бред дикий, скажу тебе по секрету. А потом, незадолго до мора, партию свою коммунистическую организовал, решил за старое взяться. Тогда же конфуз с пенсиями случился. Фарин-то наш уже прикидывал в деревню уехать, жить себе спокойно на склоне лет подле какой-нибудь бабенки, до женщин вождь был охоч… Пенсия у него хорошая выходила, оформили ему стаж задним числом, якобы с 14 лет работал, а потом государство взяло, да и урезало пенсию. Цена на нефть опять упала ниже плинтуса. И снова пришлось вождю на работу устраиваться. А кем? Зрение слабое, редактором в издательстве не поработаешь. Ильичом? Фактура уже не та, молодых конкурентов девать было некуда. Он и создал свою партию, "Красный Оплот". Сначала их штаб-квартира была в клубе, затем уже в префектуру перебрались, когда власти не стало.
– Кому же он нужен был? – Антон недоумевал.
– Что ты, он такие митинги собирал, ты б его послушал! Соловьем заливался с трибуны… Пенсионеры очень его любили слушать. Партийные взносы принимал хорошие, на это и жил. Книжки писал, под диктовку записывали. Ну а потом мор случился, тут уж он был как рыба в воде, Мессией себя возомнил. И ведь самое печальное, верят ему. Старый, но идут за ним люди, хотят во что-то верить.. А Фарин дает надежду. Дескать, наша рабочая коммуна выстоит и переживет любую пандемию. Станет только крепче. Ага.
Умеет Фарин за собой народ увлекать, этого у него не отнять. Заберется иногда на подиум на площади Согласия, выбросит вперед руку, как Ильич и начнет умы пленять многочасовыми речами. Слушаю иногда, бред сумасшедшего, а народ в рот ему смотрит! Я понимаю, почему Гитлер был так популярен в свое время. Сумасшествие вообще вещь заразительная, брат! Харизматичный очень. Говорят, раньше с открытым ртом его слушали, женщины лечь под него были готовы, а мужики калаши взять и в огонь и воду за него…
Кстати, у нас ведь женщин всего пять, и они… как бы сказать… общие… Не очень этично, зато никакого недовольства… Все в порядке. Особенно Ниночка, пианистка, успехом пользуется. Ну, ты видел ее в клубе. Ох, баба-огонь! Такие штуки знает..
Демичев крякнул, раскрасневшись от выпитого.
– Пробовал Фарин сначала полиандрию запретить, да такое волнение поднялось, что он всерьез начал опасаться за свое здоровье… Да что мы все о коммунистах, надоело уже. О себе расскажи. Кто таков, откуда пришел, что здесь ищешь…
Антон вкратце описал ему цель своих поисков. Демичев откинулся назад и расхохотался от души. Казалось, люстра покачнулась, звеня стекляшками. Антон начал привыкать к подобной реакции.
– Ну ты, брат, из Питера сюда только за этим пригнал?
Он снова зашелся в смехе. Потом утер глаза и посмотрел на Антона серьезно.
– Наслышан я про чудачества всякие, но ты всех превзошел. Без обид, пацан, но таких людей не существует.
– А я верю, что найду такого человека, чувствую. – начал пунцоветь Антон.
– Дай-то Бог, как говорится, да только я б не стал на это жизнь свою класть. Глупо. Хотя, скуки ради… Будь я помоложе, может тоже отправился бы искать какую-нибудь Чашу Грааля, или меч Короля Артура. Только чудес не бывает. Давно бы нашли такого человека и в лабораторию изолированную заперли бы, да что-то не нашли не одного. А теперь уж и тем более…
Помолчали, разглядывая клеенку.
– А женаты вы были ? Раньше? – спросил Антон, прерывая затянувшееся молчание.
– Да, была у меня невеста. – понурился Демичев. -Звали ее Оля. Только было это давно…И кажется теперь, что это все мне приснилось…
– А дети у вас были? – осторожно спросил Левченко.
– Оля была беременна, у нас должен был родиться мальчик. Делали УЗИ, мальчик был появиться здоровый, к тому же, мы собирались провести генетическую коррекцию. У него была предрасположенность к развитию близорукости, по женской линии. У Оли было слабое зрение, носила всю жизнь контактные линзы. Да мы откладывали это, не хотели вмешиваться в дела природы.
А потом… Это было зимой.. Оля ехала в метро с работы. У нас метро ведь было в Новинске, две ветки. Город небольшой, но все ж таки. С самого начала, как город заложили, так и метро стали проектировать. Новинск наукоградом был когда-то, много здесь ученых жило. Большое конструкторское бюро, так что решили, что без метрополитена несолидно.
Оля работала учительницей в младших классах, довольно далеко от моего дома. Жили мы вместе, но я не всегда мог ее подвозить на машине. Она была на восьмом месяце, и ее толкнули в метро… Она запомнила, что это была немолодая женщина, лет пятидесяти с гаком. Старая дева с явно неудавшейся личной жизнью. Такие всю жизнь винят других в своих неудачах. Копят злобу на других людей, особенно на молодых женщин, у которых с этим все в порядке… Оля интуитивно почувствовала все это.
Женщина грубо толкнула ее, и Оля упала на лестнице. Это был переход с одной ветки на другую, там в конце идет много ступеней… Тетка еще проговорила со злостью, когда толкнула Олю "Беременные, а туда же, в метро прутся! Куда тащишься с брюхом!"
Оля упала на живот, скатилась вниз, сильно ударилась. У нее началось кровотечение, доставили в больницу… А женщина просто уехала.. Ее не нашли, хотя я подавал заявление в милицию. Да разве они могут кого-то разыскать… А Оля сказала в больнице, что это расплата за грехи. Ничего не бывает просто так, и если мы потеряли ребенка, значит, не судьба… Мы словно стали чужими друг другу после этого. Надлом какой-то произошел в отношениях.. А однажды Оля ушла, пока я был на работе. Вечером я нашел лишь записку, она просила не искать ее. Уехала куда-то в другой город, и я действительно не смог ее найти. Может, и вправду, не судьба нам было жить с ней вместе? Я знал ее лишь два года без малого… Как-то так быстро все получилось, и встретились мы в метро… Я просто увидел ее, сидящую с книгой и спросил, что она читает… Не помню, что она ответила.. Я во все глаза смотрел на нее, и сразу влюбился. Проехал обстановку, вышел с ней совсем в другом районе, опоздал на работу. Помню только ее серо-голубые глаза. Глубокие, бездонные, как озера… Я тонул в них каждую ночь.
Много дикого, звериного в людях, Антон. Слишком много. Животное начало, понимаешь! И никак его из людей не вытравишь… Сейчас и тем более, зверье одно вокруг… Знаешь, иногда мне кажется, что все вокруг с ума посходили. По сторонам смотрю, и голова кругом идет. Кто-то в песочнице в красных играет, кто-то в белых, серо-бурмалиновых, генерал вон в солдатиков не доиграл – теперь наверстать решил. Морит людей, упырь; видать батя его здорово в детстве бил. Вырос мальчик, и решил на других отыграться… Про срединных из Второго сектора вообще не говорю – у них от казино лишь вывеска -внутри одна большая психушка в восемь этажей… А какой-нибудь невидимый дядька сидит наверху, над нами, и наблюдает – как мы себя ведем. Забавляется от души, небось…
Словно всем сказали, что вместо кислорода теперь дурманящий газ, и крыша у людей поехала. И народ поверил, и вжился в роль так, что действительно с катушек скатился. Если долго играть роль, неважно какую – психопата или мучителя, в конце концов, им и становишься…
Он прервался, налив себе еще виски и махнул полный стакан, не закусывая. Занюхал рукавом. Глаза смотрели сквозь бутылочное стекло, не видя его…
– Максим… – произнес он наконец глухо.
– Что? – переспросил Антон, еле разобрав что он произнес.
– Максим. Мы назвали его Максим – большой, великий. Я хотел, чтобы он вырос и стал хорошим человеком. Но не вышло…
У подъезда тормознула останавливающаяся машина. Демичев вздрогнул, отрываясь от мрачных воспоминаний.
– Антон, глянь-ка, кто там.
Антон глянул сквозь тонкий тюль на проезжую часть. Длинный, высокий, как вагон, черный джип мягко подкатил к подъезду.
– Тачка какая-то навороченная. Вроде джипа…
– Это один из жильцов наших, в префектуре работает. Важная шишка! А у нас тут ночью воронки, знаешь ли, каждую ночь приезжают, суки. Раньше это были модификации ГАЗ, или ЗИС. Сейчас это легковушки "Лада Суприм". Название изменилось, суть та же. Забирают кого-нибудь из жильцов, и в Управление, вычищают неблагонадежных.
– Прямо посреди ночи? Что же это за дикость такая? – Левченко никак не мог поверить в то, что слышал.
– В нашем пролетарском доме вообще ночью не спят. Не знают, за кем приедут, вот и готовятся все. У нас триста жильцов в доме, вещи пакуют, ценности прячут. И хоть бы кто сопротивлялся… Нееет, брат. Идут как овцы… Обидно, понимаешь… А я просто так не сдамся.
Он поднялся, вышел в прихожую и вытащил из висевшей куртки кобуру с Макаровым и с гордостью показал Антону.
