Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

— Радуйся, балда!

— Сама балда!

— Знаешь, как мне страшно?

— Страшно⁈ — изумилась Лея. — Да чего тебе бояться?

— Ты не понимаешь… — вздохнула Юля, положив голову мне на плечо. — Я десять лет ходила в школу, не задумываясь ни о чем, до того все было просто и понятно. Нас учили, за нас решали… А теперь надо всё самой. И решать, и думать. Никто же не скажет Антону, как ему быть. Только я. Сама…

Чмокнув девушку в щечку, я тихонько спросил:

— И что надумала?

Юлины ресницы задрожали, и опустились.

— Я знаю, когда мама… Ну, когда она в первый раз… Но у нее был ты! М-м… Даже больше… Путано говорю, да?

— Юль, — мягко сказал я, — нормально ты говоришь.

— Просто… — дочь заторопилась, спеша высказать то, что мучало ее, словно желая сравнить с неким каноном истины, и убедиться, что суждения хоть в чем-то верны. — Просто… Понимаешь, папусечка, мама в тот ваш выпускной вечер хотела не только… тебя самого, она хотела быть с тобой! Всегда, всю свою жизнь! Маме было мало близости, она думала про отношения. Вот… — Юля запнулась. — Антон мне нравится, он сильный и умный. Я ему, в общем, доверяю, уважаю даже, но… Строить с ним отношения не хочу. Пока. Вообще, ни с кем не хочу! Рано! Быть может, лет через пять… Через десять лет…

Выговорившись, девушка уткнулась мне лицом в шею, я даже ощутил, как она часто моргает. Моя ладонь нежно погладила тяжелые, густые — мамины! — черные волосы.

— Нет, я не плачу… — невнятно отозвалась Юля, опаляя дыханием. Зато притихшая Лея, тискаясь ко мне сбоку, шмыгнула носом. — Папусечка, ты только маме не говори ничего, ладно?

— Ладно, Юлиус.

— Лея…

— Когда это я ябедничала? — с обидой пробурчала младшенькая.

— Ну, извини.

— Да ладно…

— Просто… Знаешь, папусечка… Наверное, я переживаю из-за того, что… Вот, откладываю, откладываю на потом, вся такая рассудительная! А вдруг я сейчас, вот в это самое лето, упущу нечто такое, что потом не сбудется, и никогда уже не повторится?

— Юля, — серьезно сказал я. — Рассудительность ничем не хуже легкомыслия или обычной глупости — обдумывать жизнь и нужно, и важно. Ты только не спеши жить — всё наступит в свой черёд. В любом случае, счастье не запланируешь!

— Ладно! — легко рассмеялась девушка. — Дождусь!

— Юль, ты когда влюбишься, познакомь меня со своим… этим… увлечением! — деловито заговорила Лея. — Я тебе сразу скажу, козел он или нет!

— Договорились!

И вся наша троица крепко обнялась.

За девчонками присматривала «баба Лида». Чуть позже моего явления народу ее подвез Филипп Георгиевич — ее и две огромные сумищи, набитые съестным. Надо же кормить «внучечек»! То-то было радости, когда голодных оказалось трое…

Мамуля на радостях и борщ сварила, и жаркое приготовила, и пирог с яблоками испекла.

Уже стемнело, когда я развел «чайную церемонию». Юлька угостилась ма-аленьким кусочком шарлотки, как и ее бабушка — обе фигуру берегли. Лея, правда, огорчилась, но таки проявила солидарность, со вздохом отложив изрядный ломоть: «Красота требует жертв… Да, папочка?»

Короче, почти всё произведение кулинарного искусства досталось мне одному. Я не возмущался…

Мама наскоро сложила грязные тарелки в посудомойку, и подсела ко мне за стол.

— Как ты?

Этот вопрос содержал в себе всё сразу, и мой ответ тоже прозвучал универсальным образом:

— Нормально.

— Знаешь, сына… — мама заколебалась, раздумывая, стоит ли продолжать. — Ты еще совсем маленький был, а Насте месяца три исполнилось, когда… Ну, в общем, твой папа встретил другую женщину.

— Ах, вон оно что… — затянул я. В моей памяти разом всколыхнулись былые житейские непонятки. Отчего, например, папа интересовался, не изменял ли я Рите.

Мамуля покраснела, нервно переплетая пальцы.

— Мишенька, ты только не думай, что я хочу плохого наговорить, очернить как бы… Нет! Ну, было и было. Прошло. Конечно, я переживала, и плакала, и… Всякое случалось. А уж какой я скандал закатила… И, понимаешь, все очень сложно выходило. Ведь та женщина… Она же по-настоящему любила твоего папу! Надей ее звали. Петя вернулся ко мне, на коленях просил прощения… Ах, эти душераздирающие сцены! И я… Я простила его. О, у нас даже случился настоящий медовый месяц! А вот Надя ушла с работы в НИИ, продала дом и уехала… Я почему вспомнила тот случай… Сына, поверь, я нисколько не осуждаю тебя за то, что живешь с тремя женщинами… Они же любят тебя!

— Я их тоже люблю, мам, — моя улыбка вышла в меру смущенной.

— Тем более! Знаешь, как я переживала, когда ты поселил у себя Наташу с Инной! Я тогда, помню, уговаривала себя, что вот, мол, Юле ты нужен, но и Васятке тоже, и Леечке… Ведь дети не должны страдать без отца! И далеко не сразу во мне закрепилась мысль: а почему же их мамы должны страдать без любимого? Ну, что делать, если жизнь сложилась не так, как мечталось? Если табу лишают счастья? Вот, все ведут статистику, подсчитывают число браков и разводов. А сколько мужчин мечется между женами и любовницами, между двумя семьями? А сколько одиноких женщин живут с женатыми, надеясь, что те разведутся — и уйдут к ним?

Я слушал маму — и пристально глядел на нее, высматривая следы старения на лице, на шее, в зоне декольте. Моей родной женщине скоро шестьдесят, но выглядела она на сорок пять. Это странно успокаивало меня.

— И я очень рада, — вздохнула «баба Лида», — что у вас все получилось. Ты, Мишенька, смог «обнулить» грех!

— Мам, без Риты ничего бы у нас не вышло.

— Ну, да, конечно! — мама часто закивала. — Я же не зря вспоминала Надю. Смогла бы я, как Рита, понять, смирить гордыню, укротить ревность? — она покачала головой. — Нет, куда мне… Знаешь, я уже третий день подряд твержу себе, что надо стать поласковей к Риточке. Вот, как вернется, так и приеду — подлизываться!

Мы тихонько засмеялись, словно заключив тайный пакт. Со второго этажа долетало девичье хихиканье, на уютном кухонном диванчике мурлыкал Коша, часы в гостиной пробили девять раз.

Хорошо…

Вторник, 15 апреля. День

Москва, Кремль

Томительное ожидание не затянулось — президент СССР принял меня, как только отпустил распаренное руководство регионов Сибири. Видать, выволочку им устроил знатную — морды красные у всех, будто в бане засиделись.

Лощеный помощник, ступая бесшумно, благоухая дорогим одеколоном, зазвал меня в кабинет и тихонько прикрыл дверь за собой. Я с любопытством огляделся. Объект «Высота»…

Ни Андропов, ни Романов ничего не меняли в бывшем брежневском кабинете — даже знаменитые «рогатые» часы по-прежнему тикали на столе. За окнами зеленела крыша Арсенала, ракетировала ввысь Троицкая башня, выше всех задирая красную звезду.

Президент СССР сидел за столом, повесив пиджак на спинку кресла, и просматривал важные документы.

— Здравствуйте, Григорий Васильевич, — вежливо поздоровался я.

— Здравствуйте, здравствуйте… — пропел президент, оборачиваясь. — Присаживайтесь, Михаил Петрович! Вы уж извините, что сорвал вас с места, но уж больно хотелось узнать всё из первых рук!

Я сел и рассказал — о Браилове, о «Дельте», обо всём. Романов до того заинтересовался, что даже бумаги отложил.

— Ага… — откинувшись в кресле, он сцепил ладони, перебирая нервными пальцами. — Вот, значит, как… То есть американцы окончательно утратили лидерство во всех этих пространственно-временных делах?

— Ну-у… — затянул я. — Ручаться не стану, Григорий Васильевич. Умные головы в Штатах не перевелись, но преобразователи пространства или хронокамеры — это всё объекты «мега-сайенс», а они стоят очень дорого, на коленке их не соберешь. Тем более что Синти по-хорошему занялась внутренними проблемами Америки, и ей не до чужих миров.

— Как вы ее, по-свойски! — рассмеялся президент. — Короче говоря, можно, как в «Правде» выражаются, с удовлетворением отметить, что США отстали, и машины времени нам не грозят. Так?