Алексей Борисов - Смоленское направление. Книга 2
Кузнец стал присматриваться к приделанным медным пластинкам. Начищенный металл шёл по воротнику, словно ожерелье. На каждой из них были выгравированы две или три буковки, составляющие единую надпись. Так сказать, оберег для владельца. Кольчуга на Трюггви тем и отличалась от остальных, носимых датчанами его отряда, что имела подобное украшение.
Вскоре, полторы сотни жителей Освенцима знали, что в караване находятся земляки внука Бронеслава, а от датчан не отходили женщины, стараясь зазвать их в свои дома и землянки, дабы получше рассмотреть кольчуги, выкованные Петром. Мужского населения в городке, после разорения, осталось всего с десяток, четыре старика и шесть юношей.
Обменявшись новостями, кузнец осмотрел подковы на лошадях, и указал на пяток коников, которым требовалась замена железных приспособлений[69]. В горне запылал огонь и вскоре раздался звон молота по наковальне. Запасные подковы у нас были, но берегли мы их только для наших лошадей. Богемцам пришлось раскошелиться. Стоит заметить, что подкову в то время, изготовляли из очень плохого железа, она чаще не стиралась, а трескалась. В результате, с копыта лошади слетала либо отходила в сторону, что причиняло животному массу беспокойства. И если автолюбитель проверяет давление в шинах раз в неделю, то здесь, осмотр производился каждый день.
По окончании работы, Бронеслав поводил лошадей проверяя, сохранилась ли прямолинейность оси пальца и хорошо ли легли подковы. Оставшись довольным, за ужином поведал как пал Освенцим.
– Воскресенье было. С Кракова прискакал гонец, сообщив, что город в осаде. Княжичу нашему шестнадцать годков всего исполнилось, воев три десятка. Что он мог сделать?
Кузнец зачерпнул деревянной ложкой рассыпчатую перловую кашу, сдобренную топлёным маслом, подул и тщательно стал пережёвывать оставшимися зубами. Оценив моё внимание, продолжил: – Гонец тот, вовсе не гонцом оказался. Сказав, что дальше ехать надо, специально застрял в воротах и зарубил сторожа. Тут-то они и налетели. Дружина и сделать ничего не упела, в кремле заперлись, бой приняли. А как подожгли …, там и полегли все, вместе с княжичем. Пожар, сам знаешь, никого не щадит. Сгорел Освенцим. Мужики тушить было, принялись, бабы с детишками воду носят, а эти, шныряют, девок отлавливают, копьями тыкают. А как от жара невмоготу стало, то дёру дали. Выскочил на меня один из них, морда, что у борова. Да только я всю жизнь с кувалдой, не смотри, что стар, силушка ещё есть. Придушил гада.
Бронеслав привстал с колоды, на которой сидел, положил горшок с кашей и сходил в дом, откуда спустя минуту принёс трофейную саблю.
– Перековывать не стал. Пусть будет. Неспокойные времена ныне.
Похожую историю разорения могли поведать и немногие оставшиеся в живых жители русских городов, коварством и обманом лишившиеся, отчего дома.
– Ведь, хитро придумано, – размышлял я, – гонец якобы просит о помощи местного правителя. Зафиксировала же история поддельные грамоты. Если дружина в населённом пункте большая, то при выходе за стены, пападает в засаду, после чего город уже не удержать. А если войска немного, как было в Освенциме, то вырезается стража у ворот и город захватывают с наскока. Для потерпевших поражение, враг – подл, для победителей – военная хитрость.
В самом конце апреля наш караван вышел к Оломоуцу со стороны главных ворот. На овальной плоскости северного склона холма расположился укрепленный замок в романском стиле, состоящий из княжеского дворца, оборонной круглой башни и столетнего храма святого Вацлава. К этим сооружениям прилегали несколько посёлков-кварталов. Немногие, более-менее крупные дома огорожены забором. Общей городской стены, охватывающей строения по периметру, на юге и юго-восточной части, как например, в Новгороде – не было. Северные ворота, вместе с невысокой каменной стеной, полукругом окружали холм, обороняя только Малый град. Всё остальное, защищала река Морава. От старого городища, на правом берегу, осталось два десятка домишек, пестревших зеленью своих огородов. В замке мы планировали остаться, на целую неделю, ожидая привоза денег из Ратисбона.
Оси телег противно поскрипывали, иудеи радовались окончанию пути, поглядывая в сторону большого купеческого дома, чья крыша была еле видна за воротами. Гюнтер и Нюра ехали справа от каравана и, Штауфен рассказывал жене старое предание.
– Две сотни лет назад, Бржетислав влюбился в Йитку, сестру герцога Оттона Белого Бабенбергского, который тогда правил Швабией. Девушка воспитывалась в монастыре, возле города Швейнфрут и подумывала стать монашкой, так как в свои пятнадцать лет, любви ещё не испытала. Бржетислав решил похитить свою возлюбленную, пробравшись в монастырь со своими друзьями под видом путника. В этом монастыре был обычай, что к вечерней службе звонить в колокола выходили девушки. И когда Йитка со служанками пошли выполнять свой ежевечерний долг, Бржетислав схватил девушку, вскочил на коня и умчался прочь, перерубив мечом цепь, запирая за собой решётку ворот. Охрана монастыря бросилась в погоню, но была остановлена сопровождающими Бржетислава, оставшимися запертыми внутри. Их избили, а затем и вовсе казнили.
– Вот придурок! Кто ж так планирует операцию? – Возмутилась Нюра, – этот Бржетислав редкая сволочь, раз бросил своих людей.
– Он полюбил, – пытался оправдать поступок князя Гюнтер, – разве мог он думать о чём-то другом, кроме Йитки.
– Гюнтик, он должен был похитить невесту, сберечь своих людей и сделать это так, чтоб никто не догадался о его участии. Вот тогда, история романтична и поучительна.
Штауфен потерял дар речи. Он предполагал, что Нюра со вздохом закатит глаза, восхищаясь геройским поступком князя, однако всё вышло немного не так.
– И что было дальше?
– Йитка родила ему пятерых сыновей. Я думал, – с обидой в голосе, – тебе будет интересно.
– Конечно, интересно. Ты мой король Гюнтер Штауфен. – Нюра послала мужу воздушный поцелуй. – А ещё мне интересно, как ты ловко выбил из моих рук саблю вчера? Ты обещал научить.
– Ты, тоже много чего вчера обещала.
– Нельзя было, а вот сегодня, – Пахомовна подсчитывала в уме, загибая пальцы руки, – нет, соврала, и вчера можно было. Так как, на счёт финта?
Интимный разговор прервал громкий голос Трюггви. Датчанин созывал охрану, приказывая перестроиться в хвосте колонны, создавая Гюнтеру подобающую для важного посла свиту. Караван подходил к воротам.
Беньямин попытался сэкономить на уплате пошлины, при проезде через городские ворота, ссылаясь на посольство, но был огорчён местным мытарем. С каждого возка, независимо от количества груза взымался сбор, равный одной резане. Два стражника, вооружённых короткими копьями попытались проверить содержимое телег и, почти было запустили свои лапы в мешки с перцем.
– Руку отсеку! А ну, в сторону! – Трюггви направил своего коня в окольчуженной попоне прямо на пронырливых стражников.
– Да мы …, да сейчас, Ющер! На помощь, иудеи совсем нюх потеряли.
Из двери караульной, с правой стороны от ворот выскочил начальник стражников, поправляя спадающие штаны. Засаленная куртка была нараспашку, а выглядывающая из-под неё рубаха, некогда пурпурного цвета, выгоревшая до оранжевого оттенка несла следы чревоугодия в виде тёмных пятен, которые и отстирать уже невозможно. Вслед за ним, из проёма двери показалась женщина, совершенно непотребного вида с заплетённой косой вокруг головы и попавшей в волосы соломы.
– Платить, кто будет? – Завизжала она.
– Потом, бог подаст, мерзкая потас … – командир воротной стражи был уже в половине пути от телеги, возле которой стояли моравцы, как что-то стукнуло его по затылку и, закончить гнусную фразу он не успел, растянувшись на земле, вспарывая брюхом утоптанную землю.
Старая подкова, метко пущенная девицей лёгкого поведения, с глухим звоном отскочила от головы Ющера, закатываясь под копыта набирающего ход отряда рыцарей. Десять датчан проехали через ворота, в колонне по двое. За ними следовал Воинот, держа в руке развевающийся трёхцветный стяг с двумя медведями. За швабцем скакали Свиртил и Снорри, поочерёдно трубя в рог. Гюнтер, в ослепительно сверкающих на солнце доспехах, отставал от них на два корпуса лошади. Следом показалась Нюра с короной из жёлтого металла на голове, покрытой бирюзовым газовым платком. Невероятно длинный, с горностаевой оторочкой и беличьими хвостами плащ Пахомовны закрывал круп лошади, почти касаясь земли. Я замыкал кавалькаду всадников. Наши крытые возки въехали в Оломоуц спустя минуту, под присмотром Астрида, заместителя Трюггви.
Ющера не затоптали каким-то чудом. Глотая пыль, он отполз к возкам иудеев, спрятавшись под брюхо коня. Беньямин, предварительно отскочивший в сторону, скривился, от вида конского продукта жизнедеятельности, прилипшего к волосам командира воротной стражи.
