Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Поезд «Ашхабад — Кушка» звался скорым, но поспешал медленно. Катился вдоль мутного Мургаба, а пассажиры — офицеры в парадках или туркмены в стеганых халатах — степенно дули чай, утверждая восточную ментальность.

Жителям дремотной Азии даже в голову не приходило нервничать, перебираясь из пункта А в пункт Б. Они не спешили и не боялись опоздать, не переживали за то, что много времени уходит на дорогу. Они просто жили.

Да-а… Сильно нас достала европейская монокультура! Мы привыкли к тому, что переезд или перелет — это обязательно перерыв в житье-бытье. И вот, скучаем, терпеливо ждем конца пути… И пропускаем жизнь мимо.

Философически вздохнув, я покосился на Вайткуса. Ромуальдыч не смотрел за окно, бездумно скользя взглядом по сухим предгорьям — он погрузился в мысли, задумчиво теребя седую бородку.

Дворский, сидевший рядом с техдиректором НИИВ, выглядел куда моложе, несмотря на изрядно поседевшие волосы. Но вот лица у обоих выражали одно и то же — одухотворенность.

Рустам с Умаром вели себя куда проще — засев за боковым столиком, они лопали баранки с чаем.

Улыбнувшись, словно радуясь драгоценному чувству товарищества, я вновь загляделся на мир, что неторопливо разворачивал свои пейзажи.

Станции попадались часто. «Красное Знамя», «Имени Чапаева», «Сандыкачи»… На станции «Тахта-Базар» мы сошли.

— Снаряга? — запыхтел Умар, подтаскивая здоровый, глухо звякавший мешок.

— Снаряга! — развеселился Федор Дмитриевич. — ТБ — прежде всего!

— Эт-правильно… — кивнул Рустам. — Не-не-не! — он отвел руку профессора, и подхватил второй мешок. — Мы уж сами как-нибудь.

— Етта… Погранзона! — Вайткус опустил к ногам туго набитый рюкзак на трубчатой раме. Надев модные солнцезащитные очки, глянул вслед отходящему поезду. — Дальше только Кушка… А ничего, так, видок! М-м?

— Крайний Юг! — мои губы расплылись в улыбку.

Обладай я способностями художника, то на здешний пейзаж мне бы хватило двух красок — бледно-желтой и густо-травяной. Отроги невысокого нагорья в светлых, песчистом и глинистом, цветах были лишь кое-где тронуты сочными мазками курчавой растительности, а вот плоскокрышая застройка тонула в садах, часто истыканных свечами темно-зеленых тополей.

С возвышенности хорошо различалось, как именно сошелся Запад и Восток. Одна часть поселка, где стоял военный гарнизон, четко нарезалась улицами домов офицерского состава, а другая половина представляла собой хаотичное «махалля», частный сектор вразброс.

— Красота-то какая! — прыснул Рустам, пихая в бок Умара.

— Лепота! — согласился тот.

Юсупов и Рахимов мало отличались от местных, разве что не в халаты кутались, а с достоинством носили костюмы — без галстуков, но с тюбетейками. Впрочем, этой моды придерживалась вся тутошняя интеллигенция. И я, обстоятельно прожаренный на солнце Негева, вполне сочетался с парочкой быстроглазых спецназовцев. А вот бледнолицым Дворскому и Вайткусу лишь предстояло познать силу белого солнца пустыни.

— Так етто не сам кишлак, — сделал вывод Ромуальдыч, забрасывая рюкзак на все еще могутное плечо, — етто станция!

— Ну! — подтвердил Федор Дмитриевич. — Нам еще километров тридцать… Вместе весело шагать по просторам!

— Двадцать шесть, — уточнил Рустам. — Ну, вы как хотите, а я лично поеду!

Он призывно махнул тряскому «пазику», и тот послушно остановился, напуская пыли из-под колес.

— Етта… — прогудел Вайткус, влезая в полупустой автобус. — Салам!

Мелкий черный водитель, будто иссохший на солнце, радостно заулыбался, кивая каждому новому пассажиру.

Я заплатил за всех, сунув рубль сонной кондукторше в длинном платье, похожем на яркий чехол. Получил сдачу — и развалился на переднем сиденье. Прав Рахимов: лучше ехать, чем пешком…

«Пазик» страшно заскрежетал передачей, дернулся и… нет, не рассыпался, а бодро тронулся, с подвыванием набирая скорость.

— Какое течение быстрое… — Дворский озабоченно покачал головой. — М-да… А «Шейтан-Кала» на том берегу…

— Етта… У погранцов лодки должны быть, — успокоил его Вайткус.

Я глянул в окно. Бесконечные ряды барханов закончились с внезапностью обрыва — по сторонам шуршали заросли тамариска, блестели солончаки и большие лужи в каёмках из мельчайшего лёсса с налетом соли.

Автобус подвернул к реке. Грязные воды вспухали бурунами и закручивались пенными воронками, а пляжи отсутствовали, как класс — берег был завален коряжником из смытых и унесенных течением кустов, ворохов гниющего тростника и целых деревьев. Над увядшей листвой вились зловещие облачка инсектов, наверняка кровососущих.

— Там, кажется, змея мелькнула… — промямлил Федор Дмитриевич.

— Кобра, наверное, — утешил его Рустам. — Их здесь полно!

Взгляд геолога обрел рассеянность, а я отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Лобастый «пазик», надрывно взревывая, уносил нас всё дальше на юг.

«Настоящий» Тахта-Базар покорял тем, что был аутентичен окружающей его местности — излучине Мургаба, линялому синему небу, удивительно свежей траве, напрасно пытавшейся затянуть желтую, трещинноватую почву. Кишлак, полностью вписавшись в натуру «Крайнего Юга», не смотрелся чужеродным вкраплением на фоне отвесного обрыва плато Карабиль, заслонявшего восток.

— Етта… Метров сто будет.

— Сто пятьдесят, — сощурился Рустам.

— Он по карте смотрел, — добавил Умар. — Ну, что? Пошли?

Накинув лямку рюкзака на одно плечо, я кивнул.

— Пошли. Представимся хоть. Да и насчет рабсилы договориться надо.

И мы пошли.

Кишлак, равно как и станцию его имени, центровали пограничники — некомбатанты отоваривались в маленьком магазинчике у заставы. Даже косматые папахи-тельпеки продавались в «Военторге». А ежели зуб заболит или живот прихватит, к кому обращаться? В медпункт, к «пограничному доктору»…

За болотного цвета ворота с яркими красными звездами мы прошли свободно, и нас тут же окликнули с крыльца ладного модульного домика:

— И куда ж вы так разбежались?

Спустившийся по ступенькам погранец с «калашом» за плечами живо срисовал «гражданских». Рустам, хоть и в штатском, четко бросил ладонь к тюбетейке:

— Подполковник госбезопасности Рахимов.

Дежурного звание не впечатлило. Он требовательно протянул руку:

— Ваши документы.

Получив искомое, погранец козырнул:

— Старший сержант Кетов… — обернувшись к модульному штабу, он негромко позвал: — Товарищ майор…

Гулко топая, под навес вышел плотный, налитой здоровьем офицер. Без кителя и фуражки, он сосредоточенно жевал то ли блинчик с мясом, то ли шаурму. Следом показался моложавый мужчина со смуглым и неподвижным, будто окаменевшим лицом. Судя по погонам, военврач.

Начальник погранзаставы аккуратно отложил недоеденный перекус, вытер руки и бегло просмотрел бумаги. Медик заглядывал ему через плечо.

— Ага… Угу… О, сам Борис Семеныч… Так, так… — вернув документы Рахимову, майор безошибочно обратился ко мне: — Ну, научные исследования, а тем более поиски пропавших мы только приветствуем. Что требуется от нас, Михаил Петрович?

— Посильная помощь, товарищ майор, — я включил гагаринское обаяние. — Нам бы троих-четверых крепких бойцов с саперными лопатками!

— Обеспечим, — коротко кивнул офицер. — Что еще?

— Ну-у… И переночевать где-нибудь… Двое-трое суток.

— Организуем! Тахир Мурадович?

— Поселим, товарищ майор! — военврач приблизился ко мне, взглядывая испытующе и тревожно. — Извините, не удержался, вычитал… Михаил Петрович… Вы действительно хотите найти Ивернева?

— А вы знали его? — я остро глянул на «пограничного доктора».

— Мстислав жил у меня, около месяца… — Тахир Мурадович помрачнел, и стал вяло оправдываться. — Поверьте, я и сам пытался откопать его! Целый взвод за собою привел. Тонн десять рыхлого песчаника перелопатили! А потом двух сверхсрочников завалило… До самой ночи спасали их, вытащили, но прежний командир строго-настрого запретил даже приближаться к Екедешику! Иначе — под трибунал…