Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич

Дерьмо! Опять закон, опять мышление законами, опять создание уложений с прицелом на то, что они переживут своего создателя. Опять на память приходит Юстиниан? Приходит, чёрт возьми! И ещё, не ври себе, Макарий, тебе страшно. Очень страшно! После переговоров в бане, разговора по дороге, исповедей и вообще всего, что ты здесь увидел. У тебя множество вопросов и только один ответ на них – молодой сотник Михаил Лисовин. Он действительно «знает как», как сказал один из его волчат.

И никакой священник, языческая жрица и его весьма неординарный дед не научили его этому. Нет, он много от них взял, но не это главное – «знать как».

И в книгах он всего этого прочитать не мог, хотя начитан как минимум не хуже тебя. И от этого тебе тоже страшно, потому что такой библиотеки тут нет и быть не может, а сказка про пропавшие книги и списки покойного отца Михаила – это только сказка. Ничего не пропадало – всё лежит там, где и лежало.

Значит, снова эти проклятые вопросы «кто?» и «зачем?». Кто диктует поднадзорному эти знания и зачем? Зачем ему такое войско? Ведь то, что ты только что видел, сделано с замахом на легионы Цезаря, чьи орлы парили над всей ойкуменой.

Но этого мало – он создаёт Академию, он учит, и люди учатся у него. Нет, не совсем так – он создаёт людей по образу и подобию своему! Его волчата – они уже другие.

А ещё за Болотом обретается архонт-отступник, с которым Михаил явно черпает из одного колодца. Из исповеди Моисея и исповедей бойцов Михаила это следует с кристальной ясностью.

Надо признать, Макарий, ты с размаху ухнул мордой в дерьмо. Решил поучить молодого, подающего надежды аристо из скифской глуши, а он поучил тебя, да так, что ты только смог сохранить лицо, но не более.

И даже чуть было не подчинил себе. Это тебя-то! Ты давно не тот сопляк-роарий, грезивший о фалерах. Ты сам не знал, насколько вырос в монастыре – ты смог просчитать Иллариона, смог просчитать Порфирородную, а перед ним спасовал. И, заметь, он тоже читает в головах сильных мира сего, иначе не был бы до сих пор жив. Даже думать не хочу, в какой оборот его взяли Ирина, скифские архонтессы, Илларион и князья. И он не проиграл! В такой игре и с такими противниками это уже победа. Пусть только в первой партии, но победа! Более того, пусть ненадолго и не до конца, кентарх Михаил подчинил себе князя. А может, он заранее знал, до каких пределов можно подчинять себе этого князя?

А мог бы он подчинить тебя? Если бы захотел? Ведь сейчас он не желал этого, а просто знакомился с тобой. В отличие от Иллариона, Порфирородной, епископа и иных прочих, что встречались тебе на пути, включая, будем честны, даже Никодима, уж прости меня за это, Учитель.

Стоп! Не просто знакомился! В какой-то момент его прорвало. От интересного и чем-то затронувшего его душу разговора о музыке. И он раскрылся. Очень по-человечески. На дороге перед вступлением в Ратное не раскрылся, хотя, как позже выяснилось, тогда по струнам его души ты попал не хуже, Макарий. Удержал броню, удержал дистанцию… А что если он носит эту броню, чтобы случайно не подчинить себе людей полностью? Если мы, включая и тебя, Макарий, нужны ему следующими за ним сознательно, по своему свободному выбору и с невозбранно работающими мозгами? То есть он сознательно не подчиняет, а убеждает? А почему?

Даже Господь и Апостолы подчиняли себе людей, вкладывая в них божественную искру, а этот даёт свободный выбор. Некоторые Отцы Церкви учили, что человек лишь вьючное животное, которое может быть осёдлано или Богом, или дьяволом [116], а этот преувеличенно оставляет в неприкосновенности свободу воли каждого. Кто там у нас так любит направлять свободу воли к погибели? Ага, он самый – Отец Лжи. А с другой стороны, свободу воли нам дал Создатель, чтобы мы свободно, через труды и испытания, приходили к познанию воли Его… Ты сам священник теперь, пастырь… Вот только паства твоя отнюдь не овцы, и, если ты хоть чего-то стоишь как священник, то должен быть для них не пастухом, а учителем и проводником на тернистом пути к спасению…

Вот это на самом деле страшно! Здесь, в этих лесах, обнаружился источник неведомых сил, преследующих какие-то свои цели, и цели эти, судя по тому, что ты видел, вселенские. Да, знаю, что доказательств нет, но мы с тобой, Макарий, не в трибуналах Старого Рима, и потому строгие формальные доказательства опустим. Господь являет свою волю людям не только через тяжкий путь познания и осмысления, но и через вдохновение и озарение. Дьявол, впрочем, тоже.

А я чувствую, что столкнулся с неземными силами настолько отчётливо, что смогу скзать об этом «знаю». Эти силы из одного источника, и обе изменяют мир. Михаил, видимо, решил строить империю – ни для чего иного такое войско, Академия, законы, обычаи и новые люди не нужны.

И, заметь, в этом своём зародыше империи даёт каждому быть тем, кем он сможет стать. В отличие от франкского обычая, который всё глубже проникает на Русь и в империю, он не считает, что воинское мастерство и воинский дух может быть лишь у потомственного стратиота. У него и бывший козопас может стать стратигом, и аллагион Дмитрий тому пример.

Если этот росток окрепнет и даст плоды, это может привести… Да, не лги себе, даже к Последней Битве, к Армагеддону, и не ясно, на стороне каких сил станет это войско.

Теперь второй, тот, что за Болотом. Ты про него знаешь до обидного мало и из пристрастных уст, но главное понял – отступник, отринувший Христа, заботится о людях, как не заботятся о них нигде в известной тебе ойкумене. Но и берёт за эту заботу чудовищную плату – положение муравья в муравейнике или пчелы в улье.

Так же, кстати, как поступал с подданными Юстиниан Великий. Но у Юстиниана была цель – восстановить империю и привести её к пусть не совершенному, но отражению царства Божия на земле. А у этого заболотного отступника какая? Разрушить крепость Церкви Твоей?

Не уверен. Нет, он-то, может быть, этого и хочет, но не поступает ли он, сам того не желая, к вящей славе твоей? Прости, Господи, но я убедился, что у тебя своеобразное чувство юмора. У Сатаны, кстати, тоже – не один раз уже императоры и князья Церкви по наущению Отца Лжи и в ослеплении гордыни разрушали здание империи и Церкви.

И как понять, кто из них кто? Не ведаю! Так не в том ли Твоя воля, Господи, чтобы Никодим оказался тут? Оттого что раб Твой Меркурий один не справится? Если так, то благодарю Тебя, Создатель, ибо один я действительно не справлюсь. Что ж, вот ещё одна задача для тебя, Макарий, – выцарапать сюда Никодима!

Учителю дано… Нечто… Иное, нежели мне… Не могу объяснить словами, да и не в словах дело! Наверное, умение понимать силы… или чуять их… Да, точно! У меня этого нет, мой удел – мир вещный и тварный. И понять Михаила, которому этих надмирных сил кто-то отмерил с лихвой, мы сможем только вдвоём! Как и остановить его, если будет к тому нужда… Или, наоборот, помочь…

И именно поэтому я должен вытащить его сюда любой ценой! Теперь не только для того, чтобы спасти Учителя, а чтобы решить задачу, по сравнению с которой наши жизни, да что там жизни – души только полова на ветру».

А снег скрипел и скрипел. Отец Меркурий вынырнул ненадолго из размышлений – о слишком уж зловещих вещах приходилось думать и нужно было отвлечься. Вот только чем? Снег, ёлки по краям дороги да молчащие попутчики. Десятник Егор как будто почувствовал:

– Серафим, а что это за грек, с которым ты вчера гулеванил так, что парня Мишкиного зашиб? Говорят, что чуть смертоубийства не случилось, а потом отец Меркурий встрял и дело уладил. Говорят, вы ещё Роську-святошу до положения риз накачали?

– Угу, – кивнул Бурей.

Но Егору явно хотелось поговорить:

– Так было, отче?

– Так, сын мой, – улыбнулся отец Меркурий, – мой грех, не учёл я крепости пития, вот и лишили юного лоха-га Василия невинности в этом деле.