Вячеслав Дыкин - Гусариум (сборник)
23 сентября 1812 года
– Денис Васильевич, – дергает меня кто-то за плечо и кричит взволнованно, – поднимайтесь, ваше благородие.
Глаза открываю. Бедряга меня будит и головой трясет, будто нехорошие мысли отгоняет.
– С Наполеоном что? – спрашиваю.
Я ведь так и уснул возле камина, даже мундир не снял, конечно, для партизана постель – попона боевого коня. Но иногда и до нее не доползти от усталости.
А Бедряга весь в струнку вытянулся, докладывать готовится. Мой соратник, Ахтырского гусарского полка штабс-ротмистр, росту малого, но блистательной храбрости, верный товарищ на биваках. В битвах – впереди всех, горит как свечка. Надеюсь, и новости принес не досадные.
– Успех наш в поимке Бонапарта, – докладывает Бедряга и заикается от торопливости, – пробудил деятельность французских маршалов Мюрата, Нея и Даву собрать все конные полки и составить несколько сильных отрядов. По нашу душу скачут пять тысяч рядовых, восемнадцать офицеров и лично дивизионный генерал Клеман де ля Ронсьер. Мюрат предписал ему очистить от партизан Давыдова всё пространство между Вязьмою и Гжатью, разбить непременно всю нашу партию, привезти Давыдова в Вязьму живого или мертвого и выведать, где Наполеон.
– Придется известить Мюрата, что у меня другие намерения, – собираю свое оружие и отдаю приказ, – вся наша партия, гусары и казаки, должны выступить тотчас по дороге к селу Шуйскому. Далее пойдем по лощине, покрытой лесом, и отступим через Румянцево в Андреевское. Там проведем ночь, в строжайшей тайне отправим Наполеона в Москву либо в Санкт-Петербург.
Только Бедряга вышел, поручик Бекетов является. Славный малый тела тучного, круглолицый, златокудрый, весельчак, с умом объемистым, тонким и образованным. Офицер весьма храбрый и надежный даже и для отдельных поручений. Смущается чего-то, не говорит, зачем пришел. Наконец вымолвил:
– Его превосходительство князь Петр Голицын с особыми полномочиями прибыл, Денис Васильевич. Может, не будем его принимать? Он всегда дурные вести приносит.
– Ну, как не принять, – отвечаю, – зови, но сам не уходи. Постой рядом.
А вот и князь. Шествует. Сколько спеси! Взор орлиный, делает вид, что насквозь меня видит. Треуголку снимает и небрежно в Бекетова бросает. Тот ловит. А Голицын на меня надвигается. Вот бывают такие люди, с которыми даже в чистом поле находиться тесно. Быстрее хочется от их общества избавиться. Делаю самую любезную улыбку из всех своих притворных и спрашиваю сладенько:
– Милый князь, каким ветром занесла вас судьба нелегкая в нашу богом забытую деревеньку?
– Долг, полковник Давыдов, долг перед Отечеством и государем.
И пытается посмотреть сверху вниз на меня. Щас. Я уже не тот Денис Давыдов. Нынче у меня рост под метр девяносто.
– Вот как, – начинаю издеваться, – а я думал у вас долги только карточные.
– Давыдов! – громко орет он. – Вы забываетесь!
– Ну ладно, ладно, – примирительно отвечаю, – у вас, поди, дело.
– У меня приказ светлейшего, – это он на Кутузова намекает, – ввиду чрезвычайной ситуации, вокруг вас полно французов, я обязан забрать у вас Наполеона и со всей осторожностью препроводить его в Санкт-Петербург.
– Приказ письменный? – с надеждой в голосе спрашиваю.
– Ну что вы, однако, как же я мог такой приказ с собой везти. Не дай бог, французы бы перехватили.
– Значит, нет приказа.
– Приказ есть, вы, что, слову офицера и дворянина не верите?
– Верю, верю, – успокаиваю его, – вот только сомневаюсь, что вы Бонапарта до Санкт-Петербурга благополучно довезете. Отобьют его у вас французы. Вы вон даже девицу укараулить не смогли, а тут император Франции.
– Что? – орет князь хрипло, как конь подраненный, побагровел весь от злости. Рукой у пояса шарит, пистолет с трудом вытаскивает и мне в грудь ствол наставляет. – На Лизу Злотницкую намекаете?
Я спокоен, зато Бекетов среагировал. Вмиг ударом сверху пистолет выбил и начал князю руки крутить.
– Оставь его, поручик, – махнул я рукой, – это наш старый спор. Хотели бы – давно друг друга убили.
– Это нечестно было, – всхлипнул Голицын, – вы ее просто украли, гусар.
Слово «гусар» он произнес с обидной интонацией.
– На гусара, – говорю, – я не обижаюсь, это звание почетное, а Лизу вы сами проспали за карточным столом и вашими кутежами.
– Не вам судить о моем образе жизни.
– Да я и не сужу. Просто пока вы вино кушали с собутыльниками, я Лизочке шампань наливал и стихи читал. Мне положительно одно четверостишье удалось. Послушаете?
Что она? – Порыв, смятенье,
И холодность, и восторг,
И отпор, и увлеченье,
Смех и слезы, черт и Бог…
– Не врите полковник, вы ее анекдотами прельстили.
– Ну и это тоже. У нее даже любимые есть, про поручика Ржевского. Про бал и Наташу Ростову, про колокольню тоже.
– Ну, ты и гад, Давыдов, животное бобруйское, украл-таки племянницу Раевских.
– Фу, князь, как вы выражаетесь. Как будто и не из местных. Не из начала девятнадцатого века. А, так вы засланец! Вопрос, чьих будете? Западный вы человек или восточный? А ну-ка, Бекетов, вяжи ему руки.
А здоровый мужик князь. И подготовочка имеется. Знает рукопашный бой. Пришлось Бекетову помогать. Плечо мне Голицын чуть не вывернул, да и поручику синяк локтем на скуле оставил. Но обездвижили мы его. Потом долго русский мат и английские ругательства вперемежку слушали.
Пока князь на полу валялся, Бекетов по моему повелению за подмогой сбегал. А вот и мои соратники вчетвером. Впереди майор Волынского уланского полка Степан Храповицкий росту менее среднего, тела тучного, лица смуглого, волоса черного, борода клином; ума делового и веселого, характера вспыльчивого, человек возвышенных чувств, строжайших правил и исполненный дарований, как для поля сражения, так и для кабинета. Он-то мне и нужен.
– Степан, – обращаюсь по-дружески, – французы, понимаешь, приближаются. Надобно нам выступать.
– Слушаю вас со вниманием, Денис Васильевич.
– Со всей быстротой и осторожностью мы пойдем всей партией в Санкт-Петербург, чтобы особого пленника государю доставить. Ты с уланами и с крестьянским ополчением здесь останешься, дабы ввести в заблуждение генерала Ронсьера. Лес густой. Посредством сего леса сможешь скрывать свои движения. Ударил по французскому авангарду – и отошел в убежище. Кусай их почаще. Пусть думают, что здесь вся наша партия. Понапрасну не рискуй. Через сутки уходи к Малоярославцу. Соединяйся с нашими армиями. Я тоже вскорости прибуду к светлейшему.
Я на секунду задумался. Слышал ли сие князь? Для него ведь говорю. Пусть доложит французам, что по дороге на Питер нас надо искать. Думаю, слышал.
– Вот еще что, друг Храповицкий. Есть у меня такое подозрение, что князь Голицын не в себе, умом их превосходительство тронулись. Возьми-ка его, запри в крепком сарае. А завтра и отпустишь. Потому как вроде он и русский, может, в себя придет. А не придет, так и не велика беда, завтра уже не навредит.
Храповицкий молча кивнул. Сомкнулись уланы вокруг князя и унесли его в сарайчик. Тот еще вякнул напоследок, что всех на каторгу гнить отправит, ну и заткнулся скоро.
– Пойдем, – говорю Бекетову, – выступать пора. Как там наш пленник?
– Их величество мрачнее тучи сегодня. И кушать отказываются. Только три чашки кофея с утра выпил да полфунта печенья слопал. Требует немедленно его к царю Александру доставить. Мирный договор готов обсудить.
– Требует – доставим. Переодень его только в мужицкий кафтан. Ну и остальную одежонку подбери. Чтобы не выделялся из нашей партизанской толпы.
Только мы из избы вышли, выстрелы ударили, да часто так.
Что такое? Неужели французы? Ан нет. Ротмистр Чеченский палит с двух рук. Только и успевают ему пистолеты подносить.
Чеченский – черкес, вывезенный из Чечни младенцем и возмужавший в России. Росту малого, сухощавый, горбоносый, цвету лица бронзового, волоса черного, взора орлиного. Характер ярый, запальчивый и неукротимый, беспредельной сметливости человек и решимости мгновенной.
И в кого же он стреляет? Да в своих.
– Это что такое? – кричу в малой паузе между выстрелов. – Прекратить немедленно.
Чеченский вытянулся смирно, потом посмотрел на меня с хитрым прищуром, улыбается.
– Денис Васильевич, – укоризненно он отвечает, – мы же не дурака валяем. Обучаю казаков маятник под пулями качать, вместе с лошадьми.
– Да?! – удивляюсь. – Покажи.
– Пистолеты, – командует Чеченский.
Ему тут же подносят заряженные.
Выстрел. Каурая лошадка скачет, как лягушка. Вверх, вниз, вправо, влево. Еще выстрел, еще. Казак в седле танцует вместе с лошадью. Такие па исполняет, прямо цирковой джигит.
– Хорошо, – говорю, – хорошая школа у нас, спецназа космического, надеюсь, пулей никого не зацепил.
– Что вы, господин полковник, на метр в сторону стреляю. Да, жаль, наше современное оружие нельзя сюда притащить. Мы бы развернулись.
