Василий Кононюк - Ольга. Часть 2
— Чтоб ты мне за него слово замолвила?
— Представляешь, какой козел оказался… а с виду настоящий мужик, герой!
Оля взяла гитару и тихонько запела:
«Amor, amor que esta erido
Amor, amor que esta erido
erido de amor uido,
erido, muerto de amor…
…
Bisturi de quatro filos
bisturi de quatro filos
garganta rota y olvido…
…
erido, muerto de amor…»[12]
— Это, Галка, песня о том, как умирает раненая любовь… умирает, как соловей, которому острый четырехгранный мизерикорд вскрыл горло и уже нет ни слов, ни звуков… лишь умирающая любовь. Песню — как о тебе писали, а написал мужик… парадокс…
— Да ладно, какая там любовь… о нем, козле, песни петь, чести много…
— Коньяк будешь?
— А то…
* * *Равномерное поступательное движение тральщиков к порту Котка было грубо прервано огнем крупнокалиберной пушки, начавшей достаточно метко стрелять с острова Ранкки. Часы показывали 5-05 по московскому времени, до острова оставалось не более 40 кб. Тральщики сразу же откатились назад, под защиту пушек линкора, но хитрый финн командовавший орудием даже не попытался попасть в такую большую и доступную мишень, а сразу прекратил огонь.
— Позицию засекли?
— Не успели, товарищ адмирал, — виновато доложил капитан второго ранга Якушев, командовавший артиллерией линкора.
— Авиация?
— Тоже ничего не заметила… кроны сосен все закрывают…
Адмирал Кузнецов с использованием русского командного языка рассказал, что он думает по поводу таких наблюдателей, и отдал приказ тральщикам продолжать работу, невзирая на обстрел. Как только тральщики возобновили работу, так сразу же дало о себе знать неподавленное 152-мм орудие острова Ранкки. Третьим или четвертым выстрелом осколками повредило рули, после чего тральщик свалился в левую неконтролируемую циркуляцию, почти сразу же напоролся на мину и его разорвало на куски. Финны перенесли огонь на следующую жертву.
Но чудес на свете не бывает и одно орудие не в силах бороться с целым флотом и двумя десятками охотящихся за ним самолетов. Акустическая разведка определила приблизительные координаты, по которым открыли огонь крупнокалиберные пушки. В этот же квадрат начали сыпаться бомбы. Деревья ломало близким взрывом, либо срезало крупными осколками. Через несколько минут практически не осталось крон, закрывавших происходящее на земле.
152-мм орудие, стоящее в открытом бетонном капонире принципиально отличается от орудия стоящего просто на земле или в быстренько отрытой яме с земляными стенками с трех сторон и возможностью подцепить и вытащить орудие с четвертой. Открытый капонир крупнокалиберной пушки береговой обороны больше всего похож на невысокое бетонное строение размером 15х15 метров с покатой крышей. В центре крыши оставляют круглую дырку диаметром пять метров. В центре этой дыры, в углублении стоит пушка, так, что наружу только дуло выглядывает. Ее можно поразить лишь прямым попаданием в пятиметровый круг, что весьма затруднительно даже после обнаружения позиции. Наклон крыши в обратную сторону от пушки защищает внутренний дворик от осколков близких разрывов, даже если снаряд или бомба попали в крышу бетонного строения.
Как правило, открытый капонир оборудуют на опушке леса, не трогая деревьев, чтоб смыкающиеся кроны закрывали его сверху. Обнаружить его весьма сложно, особенно если он не один, а стрельба ведется залпами. В этом случае акустическая разведка не может выделить звук отдельного выстрела.
Но без крон деревьев, вспышку очередного выстрела не могут скрыть никакие маскировочные сети, особенно если их сорвало взрывной волной от близких разрывов. Лейтенант Ободков, один из летчиков двух неизрасходованных изделий 112/2, заметив вспышку очередного выстрела, вышел в эфир:
— Товарищ майор, разрешите атаковать, я засек точное месторасположение!
— Атаку разрешаю. Это открытый капонир, Алексей. Не забудь, прыгай на восемьсот! Донченко, твоя эскадрилья штурмует стрелковые позиции на восточном берегу острова. Не дай им головы поднять! Иван, готовься подобрать Алексея!
— К посадке готов!
Атака открытого капонира имела свои особенности. Поскольку строения были одноуровневыми, толщина бетона крыши и стен существенно меньше, чем у закрытых башенных артиллерийских дотах, наклон крыши существенный (порядка 10–15 %), то и атаковать его изделием 112/2 предписывалось в более пологом пикировании — порядка 30–35 градусов. В первую очередь, чтоб бомба не зарывалась слишком глубоко в землю. А поскольку земля в момент прыжка была ближе чем при крутом пикировании, то и выпрыгивать рекомендовалось не ближе чем за семьсот метров до цели.
Дымящий самолет пронесся над позициями финских солдат расположенных в пятидесяти метрах от берега. Те радостными криками приветствовали успех зенитчиков и зачаровано провожали глазами падающий самолет. Шлейф дыма скрыл от них фигуру выпавшего из кабины летчика, наблюдающего, как его самолет, пролетев еще метров двести в глубину острова, врезался в самое основание бетонного строения.
«Мля! Чуть выше надо было взять!», — успело мелькнуть в голове, но взметнувшийся над дыркой в крыше столб земли и дыма, успокоил. После этого вероятность уцелеть, как у пушки, так и у людей находившихся рядом, была равна нулю.
За пять секунд, которые прошли в свободном полете, он успел значительно приблизиться как к поверхности моря, так и к окопам финских солдат с горечью наблюдающих за разрушенной артиллерийской позицией, в которую умудрился врезаться уже сбитый русский самолет. Атака штурмовиков заставила многих залечь на дно окопа, но были и такие, кто заметил и купол парашюта, и маленький самолет садящийся на воду у них перед носом…
Четыреста метров это не то расстояние, чтоб невредимыми уйти от пуль, особенно, если вместе с винтовками, по тебе ведет огонь и ручной пулемет… Лейтенанты Алексей Ободков и Иван Калюжный погибли, выполняя боевой приказ. Их тела были подняты из воды товарищами и похоронены в братской могиле вместе с сотней погибших матросов многочисленных тральщиков, двумя сотнями бойцов воздушного десанта сложившими головы защищая захваченные мосты, и многими сотнями бойцов морской пехоты, погибшими в тот день при штурме порта и города…
Майор Семахин, командовавший в этом бою тремя эскадрильями штурмовиков и шестью самолетами-бомбами 112/2, прекрасно понимал, что до атаки Алексея надо было дать штурмовикам несколько минут для обработки позиций финской пехоты. Дождаться, пока финны, не видя угрозы десанта, залягут на дно, спрячутся в блиндажи, а лишь затем выпускать его в атаку…
Но пристрелявшееся финское орудие, за каждые две минуты огня повреждало осколками очередной тральщик так, что он был вынужден срочно уходить, если мог, а его экипаж боролся с многочисленными пробоинами и повреждениями. Выбирая, чьими жизнями рискнуть, моряков или летчиков, майор Семахин выбрал своих. Еще не раз он будет вспоминать и этот день, и это решение, мучительно размышляя, правильно ли он поступил, ибо тяжела ноша командира (если он человек, а не сволочь) отдающего приказ и посылающего бойцов на смерть…
Минут двадцать, после того как смолкло последнее крупнокалиберное орудие острова Ранкки, флот никто не беспокоил. Тральщики приближались к шестикилометровой протоке между островами, основной калибр линкоров перенес огонь на континент, поддерживая воздушный десант. Когда расстояние от тральщиков до островов сократилось до трех километров, по ним открыли ожесточенный, согласованный огонь все выжившие калибры, начиная от 76-мм и заканчивая 20-мм зенитками.
Но, проявив себя, они тут же попадали под обстрел значительно большего количества огневых средств, как с моря, так и с воздуха, имеющих значительно более серьезный калибр. Тем не менее, из сорока двух задействованных тральщиков, способных к тралению до порта Котка добралось меньше половины, а без отметин — не более десяти. Потери в тральщиках были значительно выше запланированных, но главное свое задание они выполнили — флот вовремя пришел на помощь воздушному десанту. В 6-15 по московскому времени морская пехота начала высаживаться на острове Тейкаринсаари и в порту города Котка.
* * *Из мемуаров председателя совета обороны Финляндии, барона Маннергейма:
«Многие видные политические деятели Финляндии стоявшие в те годы у власти, в своих воспоминаниях пишут, что дальнейшая судьба нашей страны была предопределена в 1939 году, навсегда поменявшем историю всей Земли. Я бы посоветовал им внимательно изучить случившееся годом раньше, когда Великобритания рассекла последнюю нить, связывающую договорными отношениями Россию с Антантой. Именно в 1938 и в начале 1939 года, политики Великобритании, в открытую, даже не пытаясь скрыть свои намерения, создавали антироссийский альянс из Германии, Польши, Финляндии и трех новообразованных прибалтийских стран, не замечая, либо не желая замечать несовместимость интересов и претензий основных членов этого союза.
