Анатолий Спесивцев - Флибустьеры Чёрного моря
Вместо отвернувших перед пиками атаковали их товарищи, строй окончательно разрушился, пехотинцы и всадники перемешались в страстном желании уничтожить друг друга. К удивлению черкесов казаки не показывали ни малейшего желания сбежать, хотя гибли в куда большем количестве, чем окольчуженные, умелые в бою враги. Быть бы пехотинцам битыми, если бы не точная стрельба двух их предводителей. Десятник убил из своих пистолей ещё троих, Москаль-чародей пристрелил ещё пятерых, последнего — не из ТТ, а из пистоля. Зарубив двух молодыков, черкес вылетел на него в момент, когда он перезаряжал свой волшебный пистоль. Пришлось, для спасения собственной шкуры, стрелять из пистоля семнадцатого века, всерьёз моля Бога (наверное, в первый раз искренне и страстно), чтоб сработал кремнёвый запал. Он таки сработал. Уорк, получив тяжеленную свинцовую пилюлю прямо в рот, картинно откинулся на спину лошади. Но подозревать его в притворстве попаданец не стал, занялся ТТ.
Спешно перезарядив ТТ и передёрнув затвор, Аркадий огляделся, ища противников. Затруднительно рассмотреть то, чего нет. Лошади, около дюжины, были, не считая убитых, а людей на них уже не наблюдалось. Попаданец пошарил взглядом по окрестностям, высматривая спешенных врагов. Но и их не было. Перебили. Значит, победа. Тогда он присмотрелся к своим, и сердце невольно сжалось. Из более чем пяти десятков на ногах, частично раненых, осталось человек двадцать. Большинство ошалело толклись на поле боя, разыскивая врагов. Кое-кто уже присел на бочонок или телегу, переводя дух после сражения. В этот раз их упрекнуть было не в чем. Сражались, как могли, врага уничтожили, к галерам не допустили.
Аркадий внимательнее всмотрелся в уцелевших. Узнал только четверых: гонцов за пиками, одного из блондинов и старшего из "косарей". Последний упорно пластал на кусочки какого-то из убитых горцев. Наверняка давно мёртвого.
"Вероятно, именно этот черкес убил его родича. Косари были здорово похожи. И не объяснишь ему сейчас, что враг давно мёртв, а убитому родственнику от его бессмысленного, занятия никакого спасения или облегчения не будет. Да и над трупами издеваться нехорошо, трофейную кольчугу опять-таки глупо портить. Впрочем, лучше пусть пластает труп, чем вымещает свою злость на живых местных жителях. Дорого далась нам победа. Вот и обвиняй потом в небрежении человеческими жизнями разных жуковых и мерецковых. А сам остановил прорыв врага, завалив его трупами своих солдат. Немногого стоят оценки штафирок. Но у меня же не было другого способа недопустить их к галерам! Не оказалось здесь опытных бойцов, пришлось воевать с теми, кто был рядом. И никак, кроме запугивания, мне их к битве было не принудить. Война…".
Аркадий ещё раз глядел поле боя. Живые, наверняка, были и среди лежащих, но при уровне медицины семнадцатого века из них удастся поднять два-три человека, в идеале пять-шесть, не больше. Из запомнившихся ему ребят привратной стражи на ногах действительно остались пятеро. Учитывая, что беглецы полегли более чем на две трети — хороший результат.
"Если не случайность, то их десятник — неплохой педагог. Чёрт! Я же так и не узнал, как его зовут. Нехорошо".
Попаданец, с некоторым волевым усилием, встал с телеги, на которую было пристроился, и подошёл к сидевшему на бочонке десятнику. Тот, увидев подходящего к нему Аркадия, повернулся к нему. Связанности от болезни в его движениях, очень заметной перед боем, уже не было видно. Зато было трудно не заметить слёзы на его лице. Видимо, потери, показавшиеся Аркадию небольшими, для него были потрясением. В одну минуту сгинуло половина подчинённых.
— Мы и не познакомились-то перед боем, не до того было. Я так и не удосужился спросить, как тебя зовут?
— Да уж. Не до того было. Нежданно-негаданно сбылись мечты моих ребят об участии в сражениях. Да только не все из них могут порадоваться победе. А зовут меня Афанасий, значит, по прозвищу Скрюченков. Ну а я про тебя наслышан. Кажись, в войске нашем все Москаля-чародея знают.
— Для друзей — просто Аркадий, — протянул руку собеседнику попаданец.
— Ну, значит, а я… значит, Афоня.
— Надо бы посмотреть всех лежащих. Наших, если ранены, перевязать, черкесов — добить.
— Мои, значит, все, кто жив, на ногах. А беглецов, значит, эээ… надо бы, точно, проверить.
К проверке и сортировке тел приступили все сохранившие силы. Добивать раненных не пришлось. Всех вполне качественно, по несколько раз, успели добить во время боя. Что лишний раз показало неопытность дравшихся молодыков. Вместо того, чтоб лишний раз колоть или рубать труп, стоило озаботиться о поражении живых врагов. Из своих подавали признаки жизни девятеро. Но трое из них, с разрубленными головами, как показалось Аркадию, были не жильцами. Кстати, большинство погибших казаков имели сходные повреждения. Своими саблями адыгские рыцари владели блестяще. Те, кто имел рану на плече или на руке, имели все шансы выжить, если не подхватят заразу. А в отношении ещё двух трудно было судить, на них свалились убитые кони, отчего оба не приходили в сознание. Рентгеновской установки, как понимаете, у попаданца с собой не было.
По другим направлениям штурма таких опасных обострений не было. Хотя на воинские подворья наталкивались все атакующие колонны. Сказалась большая многогранность казачьих воинских умений и подавляющее преимущество их в огнестрельном оружии. Заметно превосходившие казаков в конной сшибке, черкесы вчистую проигрывали им по всем остальным параметрам. Ничего, кроме тяжёлой конницы и небольших пеших разведгрупп психадзе, у черкесов не было. Выставлявшаяся ими иногда пехота-ополчение боевые качества имела… ополченские. То есть недалёкие от нулевых. Воевать здесь умели, в основном, только дворяне, уорки. Разве что у прибрежных шапсугов, склонных к пиратству союзников казаков по некоторым набегам, боевые навыки были и у простых людей. Полевой артиллерии не было в принципе. А воевать одной конницей, самой что ни на есть прекрасной, не всегда возможно. Очень способствовала казацким победам и совершенная разобщённость, где каждое племя, а то и каждый клан, вели отдельную, свою войну. И на помощь подвергшихся нападению соседям они не спешили. В городских боях умелая и опытная пехота с большим количеством стволов, в том числе артиллерийских, сравнительно легко раздавила все очаги сопротивления.
К закату город взяли, захватив огромные материальные ценности и множество пленников. Выкуп за себя могли выплатить только купцы, турки и армяне, а также представители высшей черкесской знати. Следовательно, всем остальным предстояло стать собственностью или попасть на рынки как товар. Для продаваемых адыгов изменившиеся места таких рынков, Курск или Воронеж, вместо Трапезунда или Стамбула, положительных сдвигов в судьбе не обещали. Как и путешествие по Тереку и Каспию в Тебриз. Персия, на данный момент была союзником казаков и приток невольников туда им ничем не угрожал. Пусть и становились пленники-черкесы теперь холопами или попадали в персидские руки, рабство, как его ни назови, рабством остаётся.
Отменять работорговлю попаданец даже не рыпался. У тех же адыгов, при непрерывных междоусобных войнах, если бы исчезла возможность продажи пленников, их стали бы резать. Уж что-что, а войны отменить было только в воле Господа. Хотя для многих быстрая смерть была куда милосерднее и предпочтительнее, чем доля невольника. На рынках Анатолии и Стамбула цены в связи с событиями в Северном Причерноморье резко выросли. Что крайне негативно сказывалось не столько на экономическом положении халифата, сколько на самочувствии его элиты. Резко сократился приток девушек в гаремы и невольников на гребной флот.
Перед султаном встала дилемма: добивать, как было задумано, серьёзно ослабленных войной персов, игнорируя неповиновение татар и наглость казаков или обрушиться всей своей силой именно на них, дав возможность шаху Сефи собраться с силами для продолжения войны. Атаковать Северное Причерноморье немедленно даже румелийской армией было невозможно. Степи уже высохли, а поход на опасного врага требует серьёзной подготовки. Весной же, когда такой поход будет осуществим, было запланировано большое, решающее наступление на Багдад. Бросать армии Румелии и Силистрии на Крым и Азов при отсутствии корпуса капыкуллу в Стамбуле уж очень авантюрно. Особенно после непривычно решительного демарша поляков по поводу последнего буджакского набега на их земли. Мурад IV, надо отдать ему должное, никаких колебаний по этому поводу не испытывал. Несмотря на личные неудобства, исчезновение из османского рациона рыбы из Бадук денгизи (Рыбного моря, как прозывали Азовское море турки), прекращение поступления пленников с севера и резкое сокращение их поставок из Черкессии, халиф решил продолжить начатое дело: войну с Персией.
