Герман Романов - Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала
— Чехи не начнут наступление, пока есть хоть один шанс договориться. К тому же перемирие будет продлено еще на сутки, ибо завтра после полудня будут переговоры между послами и Сибирским правительством. А во время переговоров чехи атаковать не станут, они не дураки. А я за это время качну «маятник» и успею вернуться обратно…
Батарейная— Что вы ответите Совету послов? — На Арчегова требовательно уставился пожилой седоусый генерал в высокой французской фуражке, смахивающей на расшитый позолотой обрезанный цилиндр с козырьком. Да и сам генерал был авантажен — чуть больше полтинника, крепкий, и даже привычного генеральского брюшка не было. Глаза злые, не смотрят на него, а прямо испепеляют, что твой гиперболоид.
— Наше правительство тщательно изучит предложения послов союзных держав, но, к сожалению, дать ответ пока не в состоянии. Текущих дел очень много накопилось, война все запустила, и приходится кропотливо восстанавливать порушенное, — голос Ермакова был до безмятежности ленивым, как бы говорил — «ждите, ребята, долго, ответ мы вам потом дадим, после дождичка в четверг».
Командующий союзными войсками в Сибири генерал Жанен пошел по лицу пятнами оскорбленной гордости. Русский ротмистр вел себя внешне довольно корректно, но, по сути, омерзительно нагло, такое поведение не допускал даже вспыльчивый адмирал Колчак, не то, что этот выскочка, парвеню. Но тем же ленивым тоном русский тут же ткнул генерала еще раз и даже не поморщился, только глаза чуть прищурил:
— Я не уполномочен давать политические решения или ответы на политические проблемы. Это в компетенции Совета министров Сибирского правительства. Я лишь скромный ротмистр, командующий действующей армией на западном направлении. И здесь на обсуждении условий перемирия между противостоящими сибирскими и чешскими войсками.
— Послы союзных государств требуют немедленной встречи с министрами вашего правительства, немедленной!
— Союзных кому? Если вы имеете в виду Сибирское правительство, то оно никаких соглашений пока с послами не заключало. Соглашения же Всероссийского правительства утратили силу в связи с созданием Сибирского правительства и объявлением полной независимости Сибири. До созыва законной Всероссийской власти, — Ермаков говорил нарочито спокойным тоном, ему понравилось, что Жанен уже кипел гневом, как чайник на раскаленной плите — еще немного, и крышку сорвет. — Если же вы имели в виду разгромленный вчера нами Политцентр, мон женераль, то недавно предпринятые чехословацким корпусом определенного рода действия позволяют считать его действительным союзником красных, а, следовательно, нашим врагом. Наши действия против него полностью оправданы сложившейся обстановкой.
На сидящих напротив Ермакова генералов Жанена и Сыровы нужно было любоваться — лица побагровели настолько, что можно смело спички по ним чиркать и зажигать.
А вот третий собеседник, хоть и сидел на той же стороне стола, но подчеркнуто дистанцировался от генералов. Впрочем, и противоположную сторону не поддерживал — четко соблюдал строгий нейтралитет. По бесстрастному лицу полковника Фукуды было невозможно понять, что думает этот японец о собравшихся здесь генералах и офицерах.
— Вы клевещете на доблестных легионеров…
— Во-первых, генерал, — резко прервал Жанена Ермаков самым жестким голосом, — уже четко установлено, что за попыткой переворота Политцентра стоит именно чехословацкий корпус. Есть множество показаний арестованных нами членов этого самого Политцентра и плененных чехословацких офицеров. А все политические декларации корпуса не более чем фиговый листочек, которым они прикрывают свою задницу…
— Да вы…
— Я еще не все сказал, пан Сыровы, извольте потерпеть, — Ермаков свирепо глянул на чешского генерала, тот заткнулся, только гневно выпучивал единственный глаз.
— Во-вторых, если генерал Жанен не имел никакого понятия о предательских действиях чешского корпуса, это один разговор. Если же имел, то в дальнейшем я буду рассматривать вас, мон женераль, совершенно иначе. И в-третьих, если вы, господа генералы, вздумаете еще раз оскорбить меня и в моем лице русские войска, то увернуться от дуэли вы уже не сможете, ибо сразу получите достойный ответ, но уже действием, — выплюнув последнее слово, Ермаков сжал свой отнюдь не маленький кулак.
— Извините, господа генералы, но мы здесь собрались для обсуждения условий перемирия, — голос Фукуды успел прервать начавшийся на высоких тонах разговор, который мог завести собравшихся в ситуацию, весьма далекую от любого мирного разговора.
Сыровы и Жанен опомнились, переглянулись. Стоявшие за их спинами два полковника впились в Ермакова взглядами — у француза с длинной фамилией в удивлении хлопали только ресницы. Не мог в разум взять офицер, как какой-то ротмистр может грубить его генералу, он же должен вскакивать и под козырек брать.
А вот чех Ермакову не понравился, взгляд оценивающий, въедливый. Но так и должен смотреть опытный контрразведчик. Ермаков решил усилить впечатление своей несговорчивости — принял позицию «отрицания», скрестил на груди руки. Психологию им в голову вдалбливали, жаль, что теорию подзабыл, зато практический опыт остался.
А вот майор Мике, низенький самурай с приятным лицом, смотрел на ротмистра подбадривающим взглядом. «Поддай-ка этим гэндзинам хорошенько», — читалось в его раскосых глазах. А Ермаков чуть улыбнулся в ответ — они сегодня утром весьма дружелюбно пообщались на языке сынов Ямато, закрепляя братство по оружию.
Сидевшему рядом с ротмистром подполковнику Степанову генералы явно не нравились, если не сказать хуже, но, по первоначальной договоренности между ними, начальник штаба пока молчал, давая возможность вести разговор только Арчегову.
— От лица союзного командования я предлагаю вам немедленно отвести свои войска за Иркутный мост, а захваченные вами эшелоны и бронепоезда немедленно передать чехословацкому корпусу! — Жанен говорил громко, положив руки на стол.
Услышав такое заявление, Ермаков чуть не поперхнулся — это кто же победителем оказался?!
— А если мы игнорируем это ваше требование, мон женераль, — впервые вмешался Степанов. Спросил корректно, вот только его взгляд стал нехорошим, прищуренным, будто через прицел винтовки посмотрел.
— Тогда мы заставим вас выполнить наше законное требование! И извиниться за свои неправедные действия!
— Каким образом?! — с наигранным изумлением воскликнул Ермаков. — Зуавов у вас нет, да и перемерзнут они здесь, это же не Африка. Французов придется перебрасывать не меньше полугода, да и захотят ли они воевать столь далеко от Белль Франс? И ради чего? Ради русских вагонов, набитых русским же добром. Помочь 30 тысячам союзных чехов вывезти 20 тысяч русских вагонов? Не знаю, что вы думаете, мон женераль, но ваше предложение для нас категорически неприемлемо. А на силу всегда можно найти другую силу, надеюсь, господам чехам это, наконец, стало понятным…
Воцарилось молчание — переговоры зашли в тупик. И Ермаков решил зайти с другой стороны:
— Я предлагаю завтра, после полудня, обсудить создавшееся положение на переговорах послов с нашей делегацией, которая даст ответ на ваш ультиматум. Да, господа, требование передать железную дорогу союзникам попахивает ультиматумом, который предъявляют только оккупанты. И потому, господа, я призываю вас к сдержанности — вы еще не победители.
— Я согласен с предложением господина Арчегова, — Жанен резанул по нему острым взглядом. Константин сжал волю в кулак — оскорбление для офицерской чести было явственным, и он тут же вернул его обратно.
— Я извиняюсь, месье Жанен, — после этих слов у француза встопорщились усы, он побагровел. Не злись, лягушатник, у русских есть поговорка — «как аукнется, так и откликнется». Словно прочитав мысли, Жанен скривил рот презрительной гримасой. — Но у нас имеется ряд условий, без выполнения которых какие-либо переговоры между нами будут невозможны. Первое из них таково — чешские войска не будут сосредотачиваться на перегоне Черемхово — Суховская. У нас есть возможность наблюдать за перевозками. Второе — чехи должны немедленно снять арест с литерных эшелонов и обеспечить их беспрепятственное продвижение на Иркутск. Без всяких действительных и мнимых проволочек…
— Ваши условия для чехословацкого корпуса неприемлемы, — непримиримо отрезал Сыровы.
— Тогда пусть будет война, безжалостная и беспощадная. Но мы дадим послам и союзным миссиям паровозы и через три часа мы откроем для них движение на Байкал. Дня всех, кроме чехов!
Ермаков решительно встал, рядом встал подполковник Степанов, вот только повернуться к выходу они не успели, как Жанен примиряющим голосом заговорил: