Наши уже не придут 6 (СИ) - "RedDetonator"

Диттмар добрался до блиндажа и только внутри понял, что за ним не полз Хайнц. Возможно, он пополз к одной из противоснарядных щелей, но все они дальше блиндажа.

Сев на лавку, Тристан начал очищать автомат, чтобы, когда придёт час, оружие не подвело. И этот час ближе, чем он надеялся.

Обстрел был долгим — дольше обычного. Это точно он.

Крыша блиндажа вздрагивала, земля осыпалась с потолка, запах гари и металла уже успел въесться в эти толстые брёвна. Диттмар закончил с автоматом, убрал пенал и положил оружие на колени, глядя в стену. Там была трещина. Она пульсировала от каждого взрыва, словно живая.

Спустя, может быть, пятнадцать, а может, тридцать минут, обстрел затих так же внезапно, как начался. На мгновение повисла давящая тишина, а затем пришёл новый звук — частый грохот танковых орудий.

— На выход! — скомандовал Тристан. — Оружие к бою!

В блиндаже с ним было трое солдат из его отделения — Ганс, Дитрих и ещё один Ганс. Он старается не привязываться, поэтому запоминает только имена и лица.

Воняло тротилом. Этот запах ни с чем не спутать, он подчёркнуто химический, горький, щипающий нос и саднящий горло. Этот запах въедается в волосы, кожу и одежду, оставаясь с тобой надолго…

Диттмар прошёл по траншее и обнаружил Хайнца.

Он лежал на том же месте, где и был — ему оторвало левую часть головы, чуть выше левого глаза. Мозг наполовину вывалился из черепной коробки, а на лице осталось растерянное выражение, будто бы Хайнц до последнего не верил, что такое могло случиться именно с ним.

Айнтопф разлился и смешался с траншейной грязью, его тоже уже не спасти…

«Так бывает», — подумал Тристан и накрыл тело боевого товарища шинелью.

Зарядив магазин в трофейный автомат, он направился к своей позиции.

Сразу стало понятно, что враг уже близко — вдалеке видны танки, стреляющие с дистанции, чтобы оставаться неуязвимыми для пушек ПТО. Последние, к слову, всё ещё стреляли, поэтому очевидно, что танки, в ближайшее время, не приблизятся.

Уже должно прибыть подкрепление со второй линии, но его всё нет…

Слева и справа другие подразделения, но этот участок за отделением Диттмара и ему бы очень не хотелось, чтобы сюда подошёл враг.

Перестрелка между ПТО и танками продлилась лишь пять минут с небольшим, а затем танки начали движение, на ходу постреливая по траншеям осколочно-фугасными снарядами.

«Бронетранспортёры позади…» — рассмотрел Тристан характерные силуэты.

В каждом гусеничном Б-24 находится по десять штурмовиков, опытных и умеющих брать траншеи — с ними будет по-особенному тяжело.

Обер-ефрейтор Диттмар не открывал огонь, ведь для танков это как для слона дробинка, но кто-то не выдержал и начал стрелять, за что почти сразу же поплатился. Короткие очереди из 30-миллиметровых пушек броневиков Б-24 и всё было кончено.

Именно так тут и умирают те, кто чудом сумел выжить под бомбёжками…

Красная Армия — это необоримая сила, жестокая, беспощадная и превосходящая. Только здесь, в траншеях, Тристан понял истинную цену пропаганды — до войны у германского общества сложилось впечатление, будто бы в СССР живут слабые и дикие варвары, неспособные дать достойный отпор могущественной армии рейха.

Пропагандисты утверждали, что война едва ли затянется до Рождества, возможно, закончится ранней осенью, вместе с падением Москвы.

Но всё сразу пошло не так, за первые недели было взято лишь два крупных города, Ужгород и Мукачево, но только потому, что противнику было слишком неудобно оборонять их. И даже так, он тщательно заминировал эти города, превратив их в зоны смерти, в которых шастали диверсионные отряды и одичавшие собаки.

Красная Армия оказалась готова к новой войне, а вермахт как был догоняющим, так и остался.

«Не вермахт, а рейхсвер», — напомнил себе Тристан.

Его отец служил в рейхсвере, а он начал служить в нём относительно недавно, когда кайзер Вильгельм III решил, что вермахт — это детище нацистов и для новой страны не подходит. Так вермахт официально прекратил своё существование, но в реальности ничего, кроме названия, не изменилось.

Танки, поливающие траншеи из пулемётов, подходили ближе, а за ними следовали Б-24, подавляющие пехоту огнём из автопушек и спаренных пулемётов.

Последний называют Schützenpanzer, то есть, «броня стрелков» или «броня пехоты», хотя в инструкции по борьбе с Б-24 его называют Infanterie-Kampffahrzeug, то есть, «боевая машина пехоты».

И Красная Армия применяет эти машины для высадки штурмовиков очень близко к позициям противника, зачастую под огнём, который Б-24 способен выдержать без тяжёлых для себя последствий.

«Ничего уже не поделаешь», — подумал Диттмар, глядя на то, как вражеская бронетехника медленно приближается.

Пехота врага сидит в тесных и душных десантных отсеках и ждёт своего часа. Когда Б-24 подъедут на оптимальную дистанцию, будет высадка штурмовиков, которые пробегут оставшуюся пару десятков метров, а затем вступят в жестокий ближний бой.

Тактика безотказная, особенно когда вражеские траншеи несколько дней утюжили из всего, что есть у артиллерии и авиации…

Осколочно-фугасный снаряд взрывается опасно близко, Тристана засыпает землёй, он падает на дно траншеи и прислушивается к ощущениям. Левое ухо звенит, это обычное дело, но никаких болевых ощущений нет — обошлось без ранений.

— Приготовьте гранаты!!! — очень громко заорал он. — Скоро штурм!!!

Сам он поднялся на ноги и бросился к гранатному ящику.

Гранаты РГУ-1, с усиленными осколочными рубашками, были извлечены из ящика и уложены на полку под бруствером.

Рокот танковых двигателей был всё ближе, а автопушки стреляли всё отчётливее. Скоро.

Тристан ослабил «усики» на гранатах, а затем ненадолго выглянул из траншеи, чтобы оценить обстановку. А обстановка была, мягко говоря, не очень. Танки уже стоят в полутора сотнях метров и расстреливают любые признаки жизни из пулемётов и орудий, а БМП подъезжают поближе, чтобы высадить десант.

Наконец, раздался характерный звук падения аппарелей, а затем Тристан начал раскидывать гранаты, применив для этого самоделку из резины и кожи. Это импровизированная рогатка из подручных средств — она позволяет метать гранату на дистанцию до пятидесяти метров, чего с лихвой хватает, чтобы достать до вставших БМП.

Диттмар начал взводить гранаты и метать их под углом в сорок пять градусов, чтобы они падали в область перед приближающимся противником.

Наводчик ближайшего БМП не мог рассмотреть, откуда именно падают гранаты, поэтому у Тристана есть немного времени. Гранаты он метал плавно, но резко, чтобы они не упали слишком близко. А то были печальные случаи…

Гранаты взрывались, кого-то ранили, а затем штурмовики отреагировали интенсивной стрельбой. Одна из их пуль замысловато отрикошетировала и попала Тристану в спину. Но он в трофейном нейлоновом бронежилете, поэтому ощутил лишь не очень сильный удар.

«Сколько раз он уже спасал меня?» — подумал Тристан, засылая ещё одну гранату в сторону врага.

Далее он выдернул рогатку из бруствера, спрятал её в ящик, а сам залез в нишу, вырытую прямо под бруствером. Уперев в плечо взведённый АГ-37, обер-ефрейтор Диттмар терпеливо ждал.

Он никогда не был идеальным солдатом, идеи Гитлера не разделял и не разделяет, как и идеи кайзера Вильгельма III, какими бы они ни были, но он знал наверняка одно — коммунисты не пощадят Германию. И за Германию нужно сражаться.

Вокруг грохотали автоматы и взрывались гранаты. Тристан надеялся, что никто не закинет гранату именно в его участок траншеи, ведь его ниша совершенно не защищена от осколков и, при неудачном стечении обстоятельств, его нашпигует стальными осколками, как гуся яблоками…

Желудок Диттмара отреагировал на кулинарную ассоциацию жалобным урчанием. Он так и не поел и ему было очень жалко айнтопф, разлитый по траншее. Мельсбаха, боевого товарища, ему тоже было жалко, но его нельзя было спасти, с его смертью ничего уже не поделать, а вот айнтопф Тристан мог есть чуточку быстрее…