Роман Буревой - Все дороги ведут в Рим
А потом пошёл дождь и смыл пирующих сочинителей. А от виллы аристократа остались одни руины.
Серторий проснулся. Он весь промок. Дождь был сильный, крупные капли били больно, как градины. Но в разрыве тёмных набухших туч уже мелькала ясная синева.
«Аристократ… » – подумал Серторий.
Аристократа они так и не нашли.
Возможно, его душа не воплотилась вновь. Он не пришёл. Или все-таки пришёл? Но так сильно изменился, что ни Береника, ни Серторий его не узнали? Марк умер, аристократ изменил… Может быть, поэтому они и проиграли?
Серторий поднялся, закутался в мокрый плащ и побрёл дальше. Тут только он заметил, что все ещё сжимает в руке затрёпанный кодекс Платона.
II
Пак прятался в разграбленном доме префекта. Вино кончилось ещё вчера. Голова болела. Было тоскливо. И вдруг послышались шаги. Тяжкий звук подкованных солдатских калиг – такие шаги ни с какими другими не спутаешь. Они все ближе, ближе. Пак и Децим спрятались за опрокинутый стол. Ещё двое схоронились в шкафу. А уже рядом. Замерли. И даже свет померк. И тут раздался смешок. И сам Пак неожиданно затрясся от смеха.
– Выходи! – грянул зычный голос.
Пак медленно выполз из-за поваленного стола. Человек в пурпурной тунике стоял, упёршись руками в бока, спиной закрывая световой поток из окна. И потому в комнате стало темнее. У незнакомца было осунувшееся серое лицо сорокалетнего побитого жизнью человека и алые прыщи юнца на щеках.
– Остальные тоже, – приказал незнакомец.
Дружки Пака покорно выползли. Один – из-за стола. Двое – из шкафа.
– Жрать хотите? – спросил неизвестный.
– Хотим, – отвечали дружно хором. – Жрать всегда хочется, – поддакнул Пак. – Даже после обеда.
– Тогда поехали.
– Куда?
– Виллу Бенитову грабить. Там запасов на три года вперёд. Мне загрузить поможете. А сколько унесёте – все ваше.
– Так ты…
– Я – патрон. И зовут меня Понтий.
Наперебой, буквально кубарем кинулись они из префектуры. Только во дворе Пак обнаружил, что бос. Сандалии он где-то снял, но вот где – не помнил, хоть убей. Загрузились в авто благодетеля. Ехали, орали песни. Мимо проплывали виллы. Но все сожжённые и разграбленные. Чужого добра всегда не хватает на всех.
Наконец доехали до какой-то усадьбы. Огромные яблони столетнего сада нависали над древней постройкой. Вокруг – только что скошенное поле. Впереди чёрная траншея – будто огромным когтем прорытая в земле борозда. Авто остановилось у полуразрушенной каменной ограды. Из домика вышел заспанный человек в чёрной драной тунике. Зевая, оглядел вновь прибывших.
– Вчера продавщицы Траянова рынка рыли траншею. Я им запретил уходить, но они разбежались. Однако двух козочек я уговорил остаться. – Исполнитель вновь демонстративно зевнул.
– А я тебе пополнение доставил.
– Пополнение? – спросил исполнитель недоверчиво. – Где ты их только набрал, Понтий?
– А где вилла? – поинтересовался Пак.
Человек в чёрной тунике не ответил, сбросил ногой крышку с деревянного ящика. В ящике лежали винтовки.
– Каждый берет по винтовке, по сорок патронов, и в окопы. – Исполнитель вновь зевнул.
Пак заорал и кинулся бежать. Будто кто-то невидимый изо всей силы толкал его в спину. Как был бос, он мчался по стерне. Ему стреляли вслед, но не попали. Стерня впивалась в босые ступни сотнями, тысячами острых игл. А он бежал и бежал, не чувствуя боли, вообще ничего не чувствуя, кроме безумящего леденящего ужаса. Когда поле кончилось и он выскочил на пыльную дорогу, ноги его были по колено в крови. Дорога была совершенно пустынна. Пак упал в пыль и так лежал несколько минут. Потом снял с себя тунику, кое-как перевязал ноги и побрёл назад – в Город.
III
«Сапфо» вышла из порта Остии в десять утра. Больше кораблей не было. На пирсе беглецы ещё давились, ещё рвались к убранному трапу. Ещё орали вслед. Ещё протягивали руки к уплывающему теплоходу. А конница Второго Парфянского легиона уже захватила порт. В бинокль Береника видела, как всадники вертятся посреди толпы. Люди падали на колени. А кавалеристы размахивали голыми руками. Странно…
– А все так хорошо начиналось, – проговорила Береника с улыбкой.
– Куда же мы теперь? – спросил Гюн, кутаясь в плащ. Лицо его сделалось ещё безобразнее, рот так зарос диким мясом, что гений говорил с трудом.
– Есть одно местечко. Островок в море. Винланд вроде как под боком, и Новая Атлантида недалече. Правитель – идиот. Население – бездельники. Власть захватить будет пара пустяков.
– Что за остров? – тут же оживился Гюн. – Как называется?
– Неважно как. Мы назовём его «Островом свободы».
Трюмы «Сапфо» были набиты сокровищами Палатина.
Им уже удалось миновать Сардинию, когда из василькового моря поднялась серебристая громада корабля. Береника, стоявшая на палубе, смотрела в бинокль, как за кормой растёт буквально на глазах стальная туша линкора. Она кинулась на мостик.
– Скорее! – закричала капитану, будто он был её исполнителем. – Удирай!
– Удирать? – переспросил капитан. – Скажи-ка, домна, как мы можем это сделать? Мы можем выжать максимум четырнадцать узлов, а линкор делает двадцать пять.
Береника помчалась назад, на корму. Гюн никуда не бегал. Он стоял, держась за леерное ограждение. Линкор уже шёл параллельным курсом.
– По-моему, он наводит на нас орудия главного калибра, – Гюн посмотрел на Беренику с усмешкой. – Разве ты не велела радировать им, что у нас в трюмах коллекция знаменитых гемм и триумфальные одежды из храма Юпитера Капитолийского? Неужели не догадалась?
– Я ничего не забуду, – прошептала Береника, побледнев. – Когда я вернусь вновь на Землю, я ничего не забуду, клянусь.
ГЛАВА VII
Игры Рутилия против Постума
«Неужели все беды позади и Рим наконец свободен?»
«Во время вступления в Рим все ножны мечей легионеров и кавалеристов были опечатаны».
«Римляне восторженно приветствовали легата Рутилия».
«Постум заявил, что местонахождение его матери Летиции Августы ему неизвестно».
«Сенаторы возвращаются в Рим. Временно заседания сената ведёт сенатор Авреол. Вчера сенат утвердил на пост префекта претория легата Гнея Рутилия, чью кандидатуру предложил император Постум и чьи заслуги перед Римом неоспоримы».
«Как сообщил капитан „Божественного Юлия Цезаря“, линкор не обстреливал пассажирский теплоход. Судя по показаниям спасшихся с борта „Сапфо“, на теплоходе произошёл взрыв. Так называемые патроны римского народа Береника и Гюн погибли. Почти все ценности, похищенные из храма Юпитера Капитолийского и из императорского дворца, благодаря героизму некоторых членов экипажа и пассажиров удалось спасти».
«Акта диурна», 13-й день до Календ октября[54]I
Когда Квинт положил перед Рутилием письмо императора, префект претория не сразу понял, о чем идёт речь. Прочёл раз, другой. Это было обращение императора к сенату с просьбой даровать Постуму и вместе с ним Элию триумф.
Постуму и Элию. Рутилий ещё раз перечитал бумагу. О нем, Рутилий, в письме не было ни слова. Ах нет, его имя будет. Внизу. Своей подписью Рутилий подтвердит, что Постум Август и Элий достойны триумфа. Легат должен заявить, что Август лично командовал армией. Замечательно! Оказывается, Постум командовал армией! Оказывается, именно он выиграл битву. А что же Рутилий? Он пойдёт за колесницей триумфатора. А почему не впереди вместе с пленными? Из-за Элия погиб отец Рутилия. Теперь Постум хочет украсть его славу. И они вместе справят триумф. А Рутилий ему в этом поможет.
Итак, он пойдёт за колесницей. И тут легат сообразил, что даже и этой чести не удостоится: он во главе Второго Парфянского входил в Город, выгоняя оттуда сброд Сертория и Береники. Рутилий уже пересёк священную черту померия. И значит – будет стоять среди зрителей и смотреть, как император празднует триумф в честь победы над варварами.
– Кто поедет с письмом в Город? – спросил префект претория, хотя уже предвидел ответ.
– Ты. И я вместе с тобой.
Да, подобное испытание мало кто вынесет. То есть его вообще нельзя вынести. И потому нужен верный соглядатай. Ну что ж, служи, Квинт, быть может, император вручит тебе пару фалер. А может быть, сделает префектом претория вместо Рутилия через годик-другой – в твоей преданности он не усомнится. Только сумеешь ли ты разбить вражеские войска, преданный Квинт?
II
В этот день сенат заседал в храме Марса на форуме Августа. Здесь сенаторы всегда рассматривали вопрос о проведении триумфа. Никто не посмел проголосовать против. Все были за триумф. О да! Отцы-сенаторы привыкли угождать Бениту. Теперь будут угодничать перед Постумом.
Прямо с заседания Рутилий отправился в таверну. После того как Береника с Серторием ограбили Город, после того как солдаты Рутилия ворвались на эти улицы, странно видеть веселье и какое-то совершенно невозможное радостное настроение горожан. Тёплая погода тому причиной? Или та удивительная лёгкость, которая появляется в воздухе, после того как беды схлынут? И всем весело и легко. Все ожидают чего-то совершенно невозможного. И главное – надеются, что зачтутся все страдания, все преодолённые беды, преданность и жертвы, принесённые ради смутной, но радостной цели. И Город сияет – в смысле самом прямом. Его мыли губками, его красили, чистили, скоблили. Повсюду пахнет свежей древесиной, свежей краской и ещё – молодым вином. Все ходят в венках, и повсюду цветы. И все говорят о предстоящем триумфе. Ожидают праздника. Все, кроме Рутилия. Но все они обманутся так же, как Рутилий. Почти наверняка. Префект претория думал об этом со злорадством. Вот тот старик за столиком у стены, что уже полчаса сидит над пустой чашей, глядя остановившимся взглядом в никуда, с тёмным лицом, навсегда сожжённым загаром, с длинными седыми волосами философа и суровым взглядом солдата, – кто оценил его многотрудную жизнь? Судя по стоптанным сандалиям и драной тунике – никто. Неожиданно старик поднялся, подошёл к префекту, навис над ним, глядя в упор испытующе.
