Владимир Контровский - Авианосцы Евразия против Америки
Американское соединение было атаковано с фланга. Видимость была превосходной, и немецкие лодки, развёрнутые двенадцатимильной линией, выпустили пятьдесят две торпеды с предельной дистанции[99] по силуэтам американских кораблей.
Программные механизмы торпед отработали исправно. Выйдя из аппаратов, торпеды разошлись, чтобы не создавать взаимных помех системам самонаведения, а затем легли на параллельные курсы, перекрывая «лепестками»[100] зон захвата всю полосу атаки.
Вице-адмирал Марк Митчер, стоявший на мостике «Интрепида», замер, поражённый невиданным зрелищем. Вся поверхность моря, насколько достигал взгляд, была исчерчена длинными белыми полосами, как будто невидимый титан исхлестал воду гигантским кнутом, оставив на её ослепительной голубизне вспухшие пенные шрамы. И эти полосы тянулись к кораблям голодными змеями, приближаясь с каждой секундой. А затем раздались взрывы, следовавшие один за другим.
Шеренга эсминцев, прикрывавшая авианосцы с левого борта, была буквально сметена – торпеды поразили семь кораблей из девяти; попадания получили крейсера «Чикаго» и «Мобайл». И ещё не осели водяные столбы, и не затих гулкий рокот взрывов, как на воде появились новые зловещие линии: германские лодки, в носовых аппаратах которых жаждали крови сто тридцать торпед, дали второй залп.
На палубах эскортных кораблей матросы торопливо вывали за борт буксируемые генераторы шумов, предназначенные сбить с толку немецкие торпеды, авианосцы и крейсера разворачивались, пряча уязвимые борта, но было уже слишком поздно. Противолодочная оборона соединения была взломана, и бесстрастная электроника «цаункёнигов» реагировала теперь на шум винтов более соблазнительных целей.
Пожар на торпедированном авианосце «Франклин»
Третья оперативная группа была разгромлена в считанные минуты. Торпеды нашли «Франклин», «Тикондерогу» и «Монтерей», были торпедированы «Массачусетс», «Бостон», «Сан-Диего» и «Феникс».[101] Марк Митчер в ярости сорвал с головы и бросил на палубу свою фуражку, а корабли охранения пошли в контратаку, страстно желая отомстить тевтонам за погибших товарищей.
* * *Дни и ночи смешались в огненной круговерти.
Море и небо корчились в грохоте плавучего и летучего боевого железа, брошенного в бой обеими сторонами.
Атака американским пикировщиком германского авианосца «Остфрисланд»
В конце марта Хохзеефлотте ввёл в дело свои авианосцы, прикрывая высадку десанта на Виргинские острова и нацеливаясь на Пуэрто-Рико. Американская авиация берегового базирования, несмотря на тяжёлые потери и гибель лучших пилотов, интенсивно атаковала германские корабли. Компактные группы американских самолётов загодя обнаруживались немецкими радарами и рассеивались «беовульфами» и «викингами», но одиночные машины то и дело прорывались: никакое охранение не может быть абсолютным. Авианосец очень уязвим – для его серьёзного повреждения или даже потопления достаточно иногда одного попадания. У острова Саба был тяжело повреждён и вышел из строя авианосец «Ганновер», у Сент-Круа получил попадание тысячефунтовой бомбы авианосец «Остфрисланд». Как это часто бывает, попадание стало причиной затяжных взрывов горючего и боеприпасов, и через восемь часов горящий корабль затонул. Повреждения получили около двадцати германских кораблей; авиагруппы, штурмовавшие аэродромы на Тортоле и Анегаде, понесли ощутимые потери.
Тем не менее, континенталы вытесняли американцев с Виргинских островов, а затем началось и высадка на Пуэрто-Рико, причём в первой волне шли «морские берсальеры дуче» – Муссолини очень хотелось урвать свою «законную» долю добычи.
В первых числах апреля в бой вступили авианосцы US Navy, и несмотря на потери, понесённые 3-й оперативной группой Атлантического флота США в Наветренном проливе, чаша весов заколебалась. Решался вопрос «Кто кого?» – ключевой вопрос любого сражения и любой войны.
Дни и ночи смешались в огненной круговерти…
* * *Пилоты дежурной эскадрильи лёгкого авианосца «Сан-Джасинто» из состава второй оперативной группы ждали команды «На взлёт!». Германские аваиносцы были обнаружены, ударная волна вылетела для их атаки, и никто не сомневался: истребители «Сан-Джасинто», оставшиеся прикрывавшие авианосцы 2-й оперативной группы, тоже хлебнут свою порцию войны – смертного зелья у неё на всех хватит.
– Что-то холодно, – поежился один из лётчиков, обхватив руками плечи, обтянутые комбинезоном. – Эти чёртовы механики никак не могут отрегулировать кондиционер…
– Ничего, – меланхолично заметил другой, не переставая сосредоточенно двигать челюстями, перетиравшими жевательную резинку, – скоро будет жарко. А если тебя прошьёт очередью «беовульф», то вообще поджаришься: будет готовый бифштекс с кровью. Против нас весь мир: кому как, а мне это не очень нравится…
– Не каркай! Мы ещё посмотрим, кто кого поджарит. Верно, Стив?
Стив, светловолосый и голубоглазый парень, улыбнулся.
– У меня у Минесотте осталась девушка. Её зовут Джинджер. Когда война кончится, мы с ней поженимся, а пока я смотрю на её фотографию, и мне становится теплее, несмотря на скверный кондиционер и на мандраж перед боем. В конце концов…
– Мой отец, – перебил его третий пилот, парень лет двадцати, сухощавый (за худобу его прозвали «Кожа»), с глубоко посаженными глазами и резкими чертами лица, – сказал мне так: «Тебе платят за то, чтобы ты летал на истребителе и стрелял в японцев, а не за то, чтобы ты лил слёзы над фотографией своей девушки».[102]
– В немцев…
– Какая разница? Меня должны были послать на Тихий океан, поэтому мой старик и помянул джапсов.
– Интересно… – протянул лётчик постарше (шрам на щеке и следы ожогов на руках говорили о том, что этот парень уже побывал в крутых переделках). – Платят, говоришь? Это, конечно, хорошо, и это правильно. Но если тебе не будут платить, ты что же, не будешь летать на истребителе и стрелять в раджеров, а?
Глаза Кожи сердито блеснули. Он хотел что-то сказать, но в это время ожил динамик и прохрипел-пробулькал:
– Дежурная эскадрилья, взлёт! По машинам, парни!
– Я тебе потом отвечу, – бросил Кожа пилоту со шрамом. – Когда вернёмся, о’кей?
…Но ему не удалось выполнить своё обещание: через сорок минут его «хеллкэт» был сбит «викингом» и упал в море; раненый пилот не смог выбраться из кабины и утонул вместе со своим самолётом. Погибшего лётчика, долговязого и сухопарого, звали Джордж Буш.[103]
ЭПИЛОГ
1944 год, май
В распахнутое окно втекали пьянящие запахи.
Радуясь жизни, самозабвенно щебетала какая-то птаха, деловито прожужжал майский жук, торопясь по своим неотложным жучиным делам, шелестели молодые листочки, ласково касаясь друг друга.
– Весна… – тихо произнёс старик, лежавший на постели у окна. – Время жить, а не умирать…
– Что вы, Константин Эдуардович, – преувеличенно бодро сказал лысоватый человек лет пятидесяти пяти, сидевший у постели Циолковского, – время ли думать о смерти! Жизнь впереди замечательная, ваши ракетные поезда полетят на Марс, и вы ещё увидите это своими глазами.
– Нет, Фридрих Артурович, – губы старика тронула слабая улыбка, – моя дорога пройдена. В природе устроено мудро: отжившее и усталое уходит, уступая место молодому, новому, энергичному. Только не всегда мы, люди, можем понять и принять эту мудрость – не доросли…
Цандер промолчал. Чуть наклонившись, он поправил одеяло на постели старика, хотя особой надобности в этом не было.
– А ракетные поезда, – Циолковский говорил тихо, но отчётливо, – да, они полетят. Обязательно… «Вперёд, на Марс!».[104] Вы не один такой энтузиаст: есть и Юрий Васильевич Кондратюк, и Серёжа Королев. Много вас – нас – в России… Люди полетят в космос, Земля станет им тесной… Но сначала – сначала вам придётся делать боевые ракеты: такие, которые долетят и до Берлина, и до Нью-Йорка. Да, Фридрих Артурович, именно так: боевые.
– Война…
– Да. Война. Человечество воюет тысячи лет, и почти все его войны бессмысленны. Один царь побеждал другого, народы покоряли друг друга, а потом покорённые восставали и господа становятся рабами своих бывших рабов. Рушились империи, и на развалинах дивных городов варвары в звериных шкурах обломками прекрасных мраморных статуй разбивали кости, чтобы высосать из них мозг. И всё повторялось, и шло по кругу… Однако есть войны, которые определяют будущее, и наша мировая война – она из их числа. Решается вопрос, как будет жить человечество, по какой социальной модели. И будет ли оно вообще жить – это вопрос жизни и смерти…
