Анатолий Дроздов - Рыцари плащаницы
— Так вот каково твое слово, султан! — крикнул Козма, бросив взгляд на изготовившихся сарацин.
— Слово мое нерушимо. Повторяю: вы уйдете живыми и невредимыми, вместе со своим скарбом, — насмешливо сказал Саладин. — Но то, что принадлежит мне, останется здесь. Любой, кто воспрепятствует моей воле, будет убит.
— Сначала сразимся! — воскликнул Роджер, потрясая мечом. — Козма, рыцарь Игорь! Бросайте свой гром!
Саладин перевел взгляд на брата. Аль-Адил привстал на стременах, но Козма опередил его.
— Мы отдаем твою вещь, султан.
— Попробуй забрать, предатель! — воскликнул Роджер. — Останешься здесь навсегда!
Козма обернулся и кивнул Иванову с Колбиным. Рука полковника сделала неуловимое движение — Роджер захрипел и выронил меч. Колбин подъехал, завел руки комтура за спину и ловко связал их прочным ремешком. Козма тронул коленками своего жеребца и подскакал ближе. Из седельной сумки Роджера достал увесистый сверток.
— Проклинаю тебя! — прохрипел Роджер. Ему было трудно говорить — удар Иванова пришелся ему под подбородок, ушибив гортань. — Да сгоришь ты в аду вместе со своими разбойниками!
— Охота тебе ругаться, рыцарь! — буркнул Козма и поскакал к Саладину.
— Ты это хотел, султан? — спросил, протягивая сверток.
Подчиняясь кивку Саладина, к Козме подскочил Ярукташ, принял сверток и высвободил тяжелую плоскую шкатулку.
— Она, Несравненный!
— Открой!
— Нужен ключ!
— Без ключа справишься, — насмешливо сказал Козма. — Ты ведь собирался ее украсть?! Евнуху из гарема не привыкать отпирать чужие замки.
Саладин с любопытством посмотрел на Ярукташа. Тот смутился, но тут же торопливо извлек из кармана шаровар какой-то крючок и дрожащими руками стал ковыряться в замочной скважине шкатулки. Скрипнула сталь, крышка отскочила, и Ярукташ вытащил наружу многократно сложенную ткань.
— Разверни! — велел Саладин.
Ярукташ, пристроив пустую шкатулку на седле перед собой, стал разматывать плащаницу. Край выскользнул из его рук, и неширокая полоса материи вытянулась во всю длину — от рук всадника до самой земли.
— Это и есть святыня многобожников? — пожал плечами Саладин, разглядывая грубо намалеванное на плотной ткани изображение лежащего человека со сложенными на груди руками. — Это то, что должно поднять заморских королей на войну со мной?
— Да, Несравненный! — торопливо выпалил Ярукташ, облизывая толстые губы.
— Я не ощущаю исходящей от нее святости, — пожал плечами Саладин, — а ты? — повернулся он к брату.
— Я тоже ничего не ощущаю, Несравненный!
— Это изображение вашего бога? — насмешливо спросил Саладин у Козмы.
— Да. Оно появилось на плащанице нерукотворно. Этот тот, кого правоверные зовут «пророк Исса»,
— Мы почитаем Иссу, но Аллах запрещает изображать людей. Даже пророков. К тому, думаю, это не нерукотворный образ. Обычный обман многобожников.
— Ты кощунствуешь, султан! Плащаница Господа нашего — великая реликвия!
— Это легко проверить! Бог не позволит смертному причинить вред истинной святыне. Брось ее в костер! — велел Саладин стоявшему рядом мамлюку.
За спиной Козмы послышался крик Роджера.
— Будь ты проклят, язычник! Господь поразит тебя! Сдохнешь! Сгниешь заживо, вместе с отродьем своим!
— Прости его, султан! — сказал Козма, беспокойно оглядываясь. — Тяжкие испытания повредили рассудок рыцаря.
Саладин усмехнулся. Мамлюк, обрадованный вниманием султана, выхватил плащаницу из рук Ярукташа и помчался к горевшему неподалеку костру. Длинная полоса ткани развевалась в его руках как стяг. Подскакав, мамлюк бросил плащаницу в огонь.
Ткань, сложившись, упала комом, закрыв пламя. Оно погасло. Синеватый дымок потянулся из-под краев плащаницы, стелясь над утоптанной землей.
— Не горит! — воскликнул Козма, подбирая повод коня.
— Погоди! — остановил его Саладин.
Все в долине, не отрываясь, смотрели на погасший костер. Дымок по-прежнему стелился из-под ткани, постепенно густея. По краям показались маленькие язычки пламени — и внезапно ткань вспыхнула разом. Саладин удовлетворенно откинулся к задней луке седла. Козма понурился. Саладин сделал знак, и ближний мамлюк достал из седельной сумки скрученный в трубку пергамент, завернутый в шелк. Султан взял его и протянул Козме.
— Вот твой фирман!
Козма развернул, а затем расправил пергамент. На тщательно выделанной коже бежала красивая арабская вязь. Снизу на шелковом шнурке висела печать зеленого воска. Козма скрутил фирман и спрятал в седельную сумку.
— Можешь ехать, чужеземец! Если тебя остановит отряд правоверных, покажешь фирман. И сообщи мне, если кто не поклонится до земли султанской печати!
— Это не все, султан!
Саладин удивленно посмотрел на Козму.
— Ты не расплатился со мной за лечение!
Султан пожал плечами:
— Что хочешь?
— Это! — указал Козма на шкатулку в руках Ярукташа.
Саладин мановением руки подозвав эмира Азни, взял у него шкатулку и стал внимательно рассматривать.
— Там нет второй плащаницы, султан!
— Золото, серебро… — усмехнулся Саладин, протягивая шкатулку Козме. — Я уже предлагал это.
— Здесь еще и дерево…
Козма забрал у Ярукташа ткань, в которую была завернута шкатулка, аккуратно упаковал ее и сунул в седельную сумку. Взял поводья.
— Погоди! — остановил его Саладин. — Хочу спросить. Почему ты друзья не вступился за плащаницу? Почему твои друзья не бросили гром? Ты мог бы убить меня!
— Вместе с собой. В моем времени, султан, жизнь ценится дороже вещей.
— Но это была ваша реликвия!
— Ты оказался прав: она поддельная. Настоящая плащаница — в Константинополе, у императора ромеев.
— Он не дружит с крестоносцами, поэтому не станет призывать в Сахель королей многобожников, махая реликвией. Ведь так?
— Короли придут и без плащаницы. Тебе еще придется повоевать за Сахель, султан! Твое войско будет разбито — и не раз!
— Но Сахель останется за мной?
— Да!
— Доброго пути, чужеземец!..
— Прощай, Саладин!
— Когда кончится эта бодяга?!
Козма оглянулся. Иоаким подъехал и встал рядом. Похудевший, осунувшийся, он хмуро смотрел на султана и его свиту.
— Кто это? — спросил Саладин, не понявший русской фразы.
— Мой друг. Он торопит.
— Я не удерживаю вас…
— Погоди, Несравненный!
Сквозь ряды султанской свиты пробивался воин. Саладин дал знак пропустить. Это был Имад.
— Ты не можешь отпустить франка, который поднял на тебя меч! — воскликнул Имад, подъезжая ближе. — Зародьяр поносил тебя скверными словами, оскорбляя тем самым все войско! Он враг всех правоверных!
Саладин заколебался.
— Я поклялся на Коране отомстить убийце моего брата! — поспешно добавил Имад. — Не позволяй ему уехать!
— Роджер не убивал Селима! — вмешался Козма.
— А кто его убил?
— Я!
Имад смотрел недоверчиво.
— Я выстрелил в него из арбалета, — спокойно сказал Козма. — Стрела вошла ему в грудь. Он умер сразу, не мучаясь.
— Почему ты сделал это? — спросил Саладин.
— Селим собирался распять на дереве христианскую девушку, вся вина которой была в том, что не позволила мамлюкам изнасиловать себя. По приказу Селима его воины зарезали семью этой девушки и других жителей в христианском селении. Тот еще был братец… Сволочь!..
— Ты умрешь, как он!
Имад выхватил взведенный арбалет из рук ближайшего мамлюка, вскинул к плечу. Звонко щелкнула тетива. Но толстая стрела-болт, летевшая прямо в грудь чужеземца, натолкнувшись на невидимую преграду прямо перед грудью Козмы, бессильно упала наземь.
— Можешь еще копье бросить! — насмешливо сказал Козма.
— А-а-а!.. — завизжал Имад, выхватывая из ножен саблю.
Ударить он не успел. Арбалетная стрела, пущенная в упор, пробила ему горло. Имад выронил саблю и, захрипев, скатился с коня. Саладин оглянулся. Ярукташ опускал разряженный арбалет.
— Имад хотел опозорить тебя, Несравненный! — сказал эмир Азни, кланяясь. — Ты уже отдал фирман многобожнику, пообещав ему свою защиту.
Саладин кивнул. Козма развернул коня. Иоаким последовал за ним.
— Преступников надо казнить сразу! — сказал Саладин подъехавшему брату. — Зря я послушал тебя тогда, Аль-Адил! — добавил он, глядя на лежащего недвижимо Имада. — Храбрость великое дело для воина, но она не заменит ума. Я не хотел отпускать Зародьяра, но убивать Козму не было нужды. К тому же, разозлясь, он запросто мог убить нас с тобою. Сахелю это ни к чему. Ты правильно поступил! — повернулся Саладин Ярукташу. — Что хочешь в награду?
— Ты и без того осыпал меня милостями, Несравненный! — склонился эмир Азни.
Саладин пожал плечами.
