Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы
– Поймите нас правильно, – подхватил Иваныч. – Мы, руководство ВКП(б), должны проявлять максимум осторожности. Ведь рискуем не только мы, рискуют все, кто согласится переселиться на Тускулу…
– В чем вы сомневаетесь? – безнадежно вздохнул Чиф. – В том, что я – Иван Косухин? Почему вы уверены, что тогда, в 21-м, Степан Косухин, которого вы знали, погиб? Мало ли…
Иваныч покачал головой:
– Я тоже люблю детективы. Но это не было инсценировкой. О гибели Степана Косухина докладывал на Политбюро сам товарищ Дзержинский, но не главное… Извините за такие подробности, товарищ Косухин, но я присутствовал на опознании тела…
Ответить было нечего, разве что спросить у отца, что означает вся эта чушь. Может, он – не Степан Косухин? Но ведь мама, лорд Бар, сам Президент Сэм познакомились с отцом еще на Земле!
– Товарищ Косухин, – Тарек заговорил негромко, причем его акцент куда-то пропал. – Я в подполье с пятнадцати лет. Поймите меня… нас правильно…
Чиф прикинул, не стоит ли показать этим двоим кое-что из того, чем так гордится Бен. Например, приподнять над столом тяжелую пепельницу, не дотрагиваясь до нее руками…
– Именем Косухина могли воспользоваться, те, кто его хорошо знал, – так же негромко добавил Иваныч. – Хотя бы… Венцлав.
Имя показалось знакомым. Отец рассказывал Чифу о каком-то Венцлаве. Кажется, они вместе воевали в Сибири…
– Впрочем, если бы вы пришли от Венцлава, мы бы тут уже не сидели. Но в любом случае, нам надо подумать и кое-что проверить. Сюда больше не приходите, позвоните известному вам человеку. Недели через две, не раньше…
Чиф понял, что сейчас встреча закончится, и заторопился.
– Погодите! Где похоронен… Степан Косухин?
Он чуть было не произнес «отец», но вовремя сдержался. Его собеседники переглянулись.
– Вы напрасно нам не верите, – вздохнул Иваныч. – Степан похоронен на Донском кладбище, по-моему, слева от главной аллеи.
– Я… Я объясню, – с каким-то неуместным энтузиазмом заторопился Тарек. – Я знаю! Там, рядом, похоронена Лариса, моя супруга. Каждый раз, когда бываю, прохожу мимо. Вот… Коля, где у нас бумага?
Иваныч, которого, оказывается, звали Колей, достал из лежавшей на углу стола черной папки листок, и гном начал быстро набрасывать план.
– Это главная аллея… Первая поперечная, вторая… Вот – четвертая, теперь налево… Где-то пятнадцатая или шестнадцатая могила. Там ограда и небольшой каменный памятник с фотографией…
Чиф несколько секунд рассматривал план, запоминая, затем вернул его Тареку. Через секунду бумага уже весело горела в пепельнице.
На прощанье Чифу пожимали руки и даже улыбались. Кажется, оба немолодых функционера сочувствовали парню, попавшему в совершенно дикий и необъяснимый переплет. Сочувствовали – но не верили.
– Товарищ Косухин, позволю себе дать вам совет, – Иваныч задержал ладонь в руке Чифа, – если вы действительно с Тускулы…
– Ну как вам доказать? – перебил Чиф. – Небо там синее, а не голубое, тучи бывают очень редко. Песок черный, листва синяя, почти фиолетовая…
– Я не об этом. Не ходите на Донское! Если ваш отец жив, чего я ему от всей души желаю, та могила вас не касается. Зато… Зато там может быть небезопасно.
– Тогда объясните!
– Сам не знаю… – Иваныч, он же Коля, замялся. – Может, просто чутье? Не только товарищ Тарек в подполье с пятнадцати лет. На вашем месте я бы немедленно вернулся на Тускулу и все доложил вашему руководству. Ну, желаю удачи!..
Тарек проводил его через темную прихожую до самых дверей. Щелкнул замок, и Чиф остался один на лестничной площадке. Без всякой мысли, просто по привычке он бросил взгляд на экран наручных часов. Без пятнадцати шесть. Они беседовали всего сорок минут…
Надо было возвращаться на базу и… И что? Передавать руководство Бену, отправляться домой, доложить обо всем руководителю программы Сергею Казим-беку, поговорить с отцом? А если все это действительно бред? Как любят говорить здесь, на Старой Земле, «провокация»?
Чиф медленно шел по темной ледяной набережной, не обращая внимание на пронзительный ветер. Надо было что-то решить, что-то придумать…
Может, тогда, в апреле 21-го, отец был тяжело ранен, и его сочли мертвым? Но об этом Чиф знал бы! Или нет? Кажется, в семье хранилась фотография, снятая в день прибытия Косухина-старшего на Тускулу. На ней отец сфотографирован рядом с дядей Семеном, тогда еще безбородым и тоже совсем молодым… Выходит, Иваныч лгал – или его самого обманули?
Имелась единственная возможность проверить – съездить на Донское и воспользоваться планом, нарисованным гномом-Тареком. Потом поднять старые газеты за апрель 21-го, выяснить, что тогда в действительности произошло. Конечно, правильнее всего доложить обо всем на Тускулу, временно передать руководство группой Бену… Значит, на этом и кончится героическая миссия Джона Косухина на исторической родине? Он провалит задание, не выполнит разработанный не им, а людьми куда более умными, план?
Время было не позднее, и Чиф вполне успевал вернуться до того, как Лу и Бен начнут волноваться. Правда, уже стемнело, и Донское кладбище становилось не самым веселым местом в Столице, но привидений Чиф не боялся. А все остальное просто: главные ворота, аллея, затем налево…
У высоких чугунных ворот было темно и пусто, лишь на столбе слева горела небольшая лампочка. Сзади доносился перезвон трамваев, но впереди, за чугунными воротами, было тихо, как и положено на ночном кладбище. Слева от входа Чиф заметил небольшое каменное здание, очевидно сторожку, а дальше стояла тьма, сквозь которую с трудом можно было разглядеть кроны высоких деревьев. Створки ворот оказались перехвачены толстой цепью, запиравшейся огромным замком, зато калитка была приоткрытой. Чиф осторожно коснулся рукой металла и несильно нажал. Тихий скрежет – калитка отворилась…
Чиф еще никогда не бывал на земных кладбищах. Особого любопытства он не испытывал, разве что вызывал удивление странный обычай окружать могилы нелепыми железными прутьями. Чиф спешил, то и дело поглядывая по сторонам. Долгий ряд оград, каменных памятников. Вот первая поперечная аллея… Здесь, среди утонувших во тьме могил, история, услышанная в Доме на Набережной окончательно показалась бредом. Кажется, с ним сыграли жестокую шутку – как раз во вкусе того, кто каким-то образом умудрялся одновременно красоваться на сотнях портретов, одаряя граждан улыбкой под тараканьими усами, и, уже без усов и без улыбки, руководить подпольным Политбюро…
Наконец, показалась нужная аллея. Чиф свернул и теперь пошел медленнее. Первый памятник, третий. Гном Тарек говорил, что могила должна быть пятнадцатой или шестнадцатой…
Пятнадцатая могила была окружена высокой оградой, за которой белел огромный мраморный крест. Чиф почувствовал невероятное облегчение: такое никак не могло стоять на могиле красного командира. Он подергал замок, а затем легко перелез через ограду. Щелкнула зажигалка, огонек высветил позолоченную надпись: «Шлыков Ипполит Парамонович, купец первой гильдии»… Чиф усмехнулся и через секунду был уже на аллее. Вот и все! Эти одуревшие от страха и интриг крысы просто решили испортить ему настроение. Жаль, что он так спешил! Надо было спокойно вернуться на базу, рассказать, с должной долей иронии, об услышанном и направить сюда Бена, после чего можно с полным основанием составлять донесение Казим-беку. Впрочем, что сделано – то сделано.
Он еще раз взглянул на мраморный обелиск над прахом купца первой гильдии и уже собрался отбывать восвояси, как в памяти всплыли слова Тарека: «Пятнадцатая… или шестнадцатая…». Чиф пожал плечами и, скорее для очистки совести, чем чего-либо опасаясь, сделал пару шагов влево.
…Оградка, пониже соседней, старая, давно уже некрашеная. Невысокий серый памятник… Перелазить через ограду на этот раз было еще легче. Чиф щелкнул зажигалкой, поднес огонек к фотографии на потемневшей эмали. Внезапно огонек погас. Стало отчего-то страшно, он мысленно чертыхнулся, вновь щелкнул зажигалкой…
…Пятиконечная звезда на высоком суконном шлеме. Шинель с «разговорами», орден на бархатке. Все еще не веря, надеясь на какое-то невероятное совпадение, Чиф поднес огонек поближе. Пламя обожгло руку, но Чиф даже не почувствовал боли…
Комполка Косухин
Степан Иванович
1897-1921
Погиб за дело мирового пролетариата.
«Погиб за дело мирового пролетариата»… Чифу внезапно показалось, что он смотрится в маленькое овальное зеркальце. Только здесь, на темной кладбищенской аллее, он понял, насколько похож на молодого красного командира, погибшего в далеком 21-м.
Чиф так и не сообразил, сколько времени простоял рядом с серым надгробным камнем. В висках стучала кровь, мысли исчезли, и только нелепая надпись, сделанная осыпавшейся бронзовкой, стояла перед глазами. «…за дело мирового пролетариата…» Странно, неужели они это писали всерьез? Надо будет спросить у отца… Чиф вспомнил Косухина-старшего, провожавшего его перед отправлением на Старую Землю, и ему стало легче. Что бы ни случилось шестнадцать лет назад, отец жив! Ничего страшного, просто надо будет разобраться. Может, объяснение настолько элементарно, что Железный Генри просто не счел необходимым рассказать сыну о подобной мелочи… Чиф мельком взглянул на часы и понял, что его уже ждут. Плохо ли, хорошо ли, но он сделал на сегодня все возможное…
