Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы
– Я пойду…
Ахилло прикинул расстояние до края скалы и по спине пробежали мурашки. О том, что надо еще подниматься по отвесной стенке, он старался не думать.
– Прикрой меня, майор.
Ерофеев покачал головой:
– Ну, давай, раз такой смелый. Выживем – с меня бутылка.
Он вскинул пистолет и прищурился. Михаил вздохнул и бросился вниз, прижимаясь к неровной скале. Ударил выстрел, другой. В ответ заговорил пистолет майора. Ахилло бежал, не оглядываясь, надеясь лишь на то, что под ноги не попадется непрошеный камень. Наконец, скала завернула вправо. Михаил одним прыжком преодолел оставшееся расстояние и через секунду уже был в безопасности – между ним и невидимым снайпером оказались метры глухого камня. Ахилло на миг присел, потер виски руками и заставил себя встать.
– Не спеши!
Гонжабов стоял рядом, скрестив руки на груди, лицо его было спокойно и бесстрастно. Их глаза встретились, и Михаил ощутил страшный, нечеловеческий холод. Сердце замерло.
– Смерть рядом, но сегодня не твой черед. Иди!
Он отвернулся, словно дальнейшее его совершенно не касалось. Михаил, не зная, что ответить, вновь потер ноющий висок, сунул парабеллум за пояс и стал пробираться вдоль скалы. Вначале показалось, что подняться наверх невозможно – камень нависал над головой, не давая ни одного шанса, но затем Михаил заметил трещину, небольшую, узкую. Оставалось сбросить ботинки…
Первый метр дался легко, но затем дело пошло хуже. Ахилло никак не мог заставить себя забыть, что висит над пропастью. Нельзя было даже остановиться, передохнуть, слишком неверна опора – можно лишь ползти, выискивая углубления в камне и прижимаясь к холодной скале… Метр, еще метр, еще…
Сердце вырывалось из груди, пальцы отчаянно болели, глаза заливало желтым огнем. Еще минута – и ослабевшие руки разожмутся. Михаил попытался забыть обо всем, сосредоточившись на каждом движении. Подтянуться, медленно перебросить тяжесть тела, поставить ногу… И вдруг он почувствовал облегчение – скала из отвесной стала пологой. Ахилло подтянулся и упал животом на ровную поверхность. Он был наверху.
Где-то рядом по-прежнему сухо бил карабин, ему отвечал пистолет майора. Ахилло, сжав в руке парабеллум, оглянулся, прислушиваясь. Враг неподалеку – метрах в двадцати. Михаил закусил губу и, пригибаясь, побежал на звуки выстрелов. Уже на бегу он понял, что снайпер должен быть где-то совсем близко. Но тут стрельба стихла. Ахилло замер, боясь пошевелиться. Минута, другая – и вот совсем рядом вновь заговорил карабин. Михаил легко вспрыгнул на ближайший валун, повернулся – и увидел врага.
Неизвестный склонился над краем скалы, прижав приклад к щеке. Выстрел, еще один… Стрелок чуть отодвинулся в сторону, доставая новую обойму. Соображать было некогда, но Ахилло успел заметить, что его противник невысок и худ, почти мальчишка. Узкие глаза – азиат, не иначе, бхот, как и Гонжабов… Михаил вскинул руку и выстрелил, целя прямо в голову.
Отдача ударила в кисть. Ахилло недоуменно поднял глаза – площадка была пуста. Он отступил на шаг, оглянулся – и тут же сильный удар выбил оружие. Михаил поднял руку, защищаясь, но покачнулся и упал – еще один удар пришелся в живот.
Ему повезло, он рухнул не на затылок, а на плечо, перекатился, но тут его ударили вновь – по ногам. Михаил привстал и замер. Враг стоял в нескольких шагах, скуластое лицо насмешливо скалилось, правая рука подымалась для нового удара. Враг бил издалека, даже не прикасаясь…
Ахилло перекатился в сторону, вскочил, согнулся от нового удара. Послышался негромкий издевательский смешок. Скуластый парень вновь поднимал руку…
…Вспомнились слова Гонжабова. «Искусство…»
Он отскочил назад, выхватывая нож. Снова смешок, удар – рука разжалась от боли. Михаил пригнулся и побежал. Удар пришелся по спине…
Уже падая, он все же успел расстегнуть ворот куртки. Под мышкой был спрятан наган. Михаил лежал на животе, стараясь не двигаться, рука осторожно тянулась к кобуре. Тот, за спиной, кажется, уверен в победе. Сейчас он подойдет ближе. Еще секунда, еще…
Сзади послышались шаги. Пора! Резко повернувшись, Михаил выхватил наган и, почти не целясь, выстрелил. Невысокая фигура в десантном комбинезоне дернулась, Ахилло выстрелил второй раз, третий. На скуластом лице проступила гримаса боли, темные глаза сверкнули ненавистью. Бхот зашипел, словно раненая кошка, и мягко упал на камень. Все еще не веря, Ахилло, пошатываясь, встал и выпустил оставшиеся пули прямо в голову упавшего врага. Тело лежало неподвижно – бхот был мертв.
Кости ломило болью, но, вздохнув поглубже, Михаил понял, что не ранен. Только сейчас он начал понимать, с чем столкнулся. Среди сослуживцев ходили слухи о таинственных восточных школах, где обучали бить на расстоянии. Ахилло не верил – выходит зря!
Он помассировал налитую болью шею и крикнул, подзывая майора. Своего голоса Михаил не узнал: из горла вырвался хрип, словно его захлестнула удавка…
Глоток воды немного помог, но вставать Ахилло не спешил, так и оставшись на месте схватки. Ерофеев между тем перетащил вещи наверх, сходил на разведку ко входу на Караби, убедившись, что на плоскогорье пусто, а затем обыскал труп.
– Скрепки из нержавейки, – заметил он, показывая Михаилу красноармейскую книжку. – Че, Гонжабов, твой?
Тот был уже здесь, такой же равнодушный и спокойный.
– Он бхот. Мальчишка чему-то учился, но был нетерпелив…
Тем временем Ерофеев нащупал в нагрудном кармане убитого нечто, не замеченное ранее. Расстегнув пуговицы, он присвистнул:
– А ну, Гонжабов! Это уж точно по твоей части!
Михаилу тоже стало любопытно, Он не без труда встал и подошел поближе. На широкой ладони майора лежала маленькая бронзовая статуэтка – широкоплечий, кривоногий демон с клыкастой многозубой пастью и выпученными, словно от боли, глазами.
– Декаданс, – не удержался Ахилло. Божок был хотя и отвратен, но сделан с немалым искусством.
– Нарак-цэмпо, демон смерти, – прозвучал бесстрастный голос. – Мальчишка вообразил себя его слугой…
Худая смуглая рука взяла статуэтку, подержала секунду, словно взвешивая. На узких губах мелькнула усмешка:
– Теперь он твой, капитан. Амулет не принесет счастья, но сможет защитить. Бери, сильному он прибавит силы…
– Бери, бери, – кивнул Ерофеев. – Трофей! А лихо ты, Гонжабов, исчез. Вас что, учат этому?
– Не только этому, – бхот отвернулся, явно не желая продолжать разговор.
– Ладно, – рассудил Ерофеев. – Дырки для орденов крутить рано… Про бутылку, капитан, напомни – поставлю. А то еще немного, и остались бы мои сопляки без батьки. Ты-то, кажись, холостой?
Ахилло кивнул, думая совсем о другом. Убитый был врагом, зэк Гонжабов – союзником, но они были слишком похожи…
Глава 4. Шестнадцатый с краю
Чиф ждал, что первым заговорит любитель чая с коньяком, но товарищ Чижиков не спешил. На столе появились папиросы «Казбек», толстая рука ловко превратила бумажный мундштук в гармошку, затем вспыхнула спичка…
Чиф еле сдержался чтобы не поморщиться. На Тускуле не курили. Молодежь знала о табаке лишь из книг и кинофильмов, а старшее поколение просто отвыкло. По слухам, папиросы можно было найти лишь у Железного Генри, которому, опять-таки, по слухам, сам Дядя Сэм подкидывал ежегодно десяток пачек ко дню рождения. Чиф действительно несколько раз видел отца курящим, но уже давно. В последние годы Степан Иванович, несмотря на «металлическое» прозвище, начал прихварывать и окончательно бросил давнюю привычку.
Итак, приходилось терпеть. Товарищ Чижиков курил со вкусом. Остальные молчали – вероятно, курение «Казбека» входило в неведомый гостю ритуал. Чиф решил, что придется ждать последней затяжки, но тут заговорил Тарек:
– Итак, товарищ Косухин, мы вас слушаем.
Тон оказался соответствующий: товарищ Тарек, хотя и был в этой компании младшим, явно имел когда-то и кабинет, и пост, и все, что к этому посту полагалось.
– «Кто это – „мы"»? – подмывало спросить у гнома, но Чиф решил не обострять.
– Мне поручили поговорить с руководством подполья.
– Здесь нет подполья, – Иваныч невесело улыбнулся, – есть Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков и ее Политбюро. И есть бандиты, временно захватившие власть.
– Хорошо, – согласился Чиф. – Мне нужно поговорить с членами Политбюро.
– Вы присутствуете на комиссии Политбюро, – голос Чижикова прозвучал негромко, но веско. – Эта комиссия создана специально для решения вашего вопроса.
– Моего персонального дела?
От отца он знал, что для истинного большевика нет ничего страшнее этого самого «персонального».
Реплика произвела неожиданный эффект. Тарек хихикнул, Иваныч вновь улыбнулся, на этот раз весело, а товарищ Чижиков глубокомысленно хмыкнул:
– Я вижу, товарищ Косухин хорошо знаком со спецификой внутрипартийной жизни ВКП(б). Это хорошо. А вот то, что товарищ Косухин любит подшучивать над старшими – это плохо…
