Александр Шуваев - ГНОМ
Поэтому, исполняя Пожелание, любовно подбирали войска. Маршалы и генералы для случая сложного, тесного, узкого ТВД объединялись с полковниками для игры на картах и макетах. Инженеры делали полномасштабные модели препятствий и укреплений для тренировки на них штурмовых отрядов. Отрабатывали взаимодействие и обсуждали с авиаторами наиболее вероятные действия противника, а также что делать, если тот поведет себя неожиданно. И каких неожиданностей стоит ждать. Помимо обычных шифров вводилось оперативное кодирование вариантов. Осваивали немудреные с виду новинки, а также принципиально новую, небывалую технику, которой было не так много: ставку на нее не делали, но все-таки рассчитывали.
Два ряда по семь человек на блок. Его проносят над головой, передавая друг другу, как островитяне предают друг другу свои легкие лодки. Как предки передавали друг другу ведра с водой, когда у кого-то вдруг вспыхивал дом, - но только над головой. Со стороны, - особенно, если еще и чуть сверху, - казалось, что непрерывный поток нарядных, снежно белых плит ползет сам, на глазах протягиваясь поверх хлябей. Людям было неуютно под неизменно светлым, ясным небом, они предпочли бы для ночного дела человеческую, нормальную ночь, поэтому их не надо было подгонять. Передать дальше, спустить прямо себе под ноги, край в край с прежним, перейти и повторить снова. Лишняя беготня по плитам была крайне нежелательной, поэтому нагрузка пришлась на спину и руки. Дорога через хляби росла на глазах, солдаты взмокли и тяжело дышали, но ни на секунду не останавливали неистовой работы. Поглядев на них, командир полка пошел на потерю драгоценного времени и лишнюю беготню, - сменил передних. Артподготовка рычала и рокотала слева, на полном серьезе. Там, где лежала единственная дорога в узком дефиле между двумя озерами с равно незапоминаемыми названиями. Там, где три сплошных линии дотов, дзотов, блиндажей, путаница колючей проволоки и поля, где мины в самом широком ассортименте лежали сплошь. Там воют реактивные снаряды, грохочут пушки и непрерывно, сменяя друг друга, ныряют к цели пикировщики. А тут - ничего, кроме тяжелого дыхания, даже мата вроде бы не слышно. За работой прошло, казалось, не так уж много времени, а передние бойцы уже начали прыгать на топкий бережок. Раздвинулись тонкие ветви ракитника, из них высунулась курносая физиономия. Разведчик, весь в лохмотьях "строгого" камуфляжа, сделал условный знак майору, бывшему тут же, в передних рядах. Вполголоса сказал несколько фраз, и снова канул в заросли, как в воду, без следа. Передовые бойцы без суеты, но и без задержки начали занимать оборону, формировать плацдарм, призванный принять, по меньшей мере, полнокровную дивизию. Тарас Пилипенко, синий от татуировки и от угольной пыли, на манер татуировки угодившей под кожу, шахтер из Донбасса, который умел разговаривать только матом, и флегматичный Демид Федотов, лесокатчик с Енисея, который матом не ругался никогда, были, пожалуй, самыми сильными людьми дивизии, если не всего корпуса. Тарас, понятное дело*, воевал в артиллерии, не миновать бы и Демиду, не будь он снайпером от Бога. Пикантной подробностью было то, что стрелял он из прецизионного, изготовленного на заказ ПТР с оптическим прицелом… Сейчас именно они, пыхтя от непомерного напряжения, упираясь в переправу чудовищными сапогами, толкали непомерно тяжелый рулон, раскатывая по блокам бесконечное полотнище чего-то вроде прорезиненной ткани. Вдвоем они размещались там, где в пору было бы стать четверым, вот только заменить их могло, разве что, шестеро. Следом, - щиты, скобы, - опять спешили неутомимые саперы. Казалось, они вообще никогда не отдыхают. Опять пехотинцы, тихие, сосредоточенные, спешащие побыстрее переправиться через болото. Грузовики. Техника, специально разработанная для этого ТВД, не слишком много: пушечные бронеавтомобили на восьми широченных колесах и с посадочными местами на десять человек десанта, - во времена более поздние сказали бы: "нового поколения", - тяжелые реактивные гранатометы на автомобильном шасси, тягачи с буксируемыми пушками.
Со времен Брусиловского Прорыва теоретики и иностранцы критикуют русских военачальников и штабистов за эвентуальный, "родовой" порок оперативного мышления. Вместо ясного, очевидного, дураку понятного принципа сосредоточения всех сил на одном направлении и узком участке фронта, край - двух, непременно - по сходящимся направлениям, они так и норовят ударить "растопыренной пятерней"**, со всякими там никому не нужными "вспомогательными" и "отвлекающими" ударами. Наши полководцы каются. Мол, - сами все понимаем, так и хотели сделать, да вот… Бес попутал. И краснеют. Им стыдно. Это не лечится. В следующий раз, готовя наступление, они себе зарок дают: больше - ни-ни! И опять, уже во время новой, еще более страшной войны, поддаются диавольскому соблазну нанесения практически равноценных ударов в нескольких местах сразу. Чем дальше, тем больше. Главная беда здесь в том, что в некоторых случаях у них получается, что не может не оказать пагубного влияния на неокрепшие мозги.
Артиллерийская подготовка была начата, по всем правилам, на самом ожидаемом направлении, чтобы сразу выйти на Выборгское шоссе, по кратчайшему пути, почти по прямой. В общем, - явление природы, уже знакомое финнам по Зимней Войне, только в несколько раз хуже. Уже через пару часов потери достигли такого уровня, что понадобилась переброска резервов из глубины территории. По причине романтичных белых ночей и превосходной погоды до позиций, скрытых в шквале взрывов, - 150 - 180 орудий*** на километр прорыва, - добралось процентов сорок резервной группировки: советские авиаторы довольно точно знали, когда и откуда ее ждать.
Никто из финского генералитета особо не сомневался в том, что это - как раз и есть направление главного удара, даже начали проводить дополнительные меры по его отражению, когда на следующий день несколько залпов установок "буран" сожгли все живое на открытых позициях южнее, почти на самом побережье. В море появились корабли Краснознаменного Балтийского флота с крупнокалиберной артиллерией, а за долговременные укрепления со всем старанием взялась 13-я воздушная армия. Тогда-то у всех открылись глаза: вот где, на самом деле, наносится главный удар. Это же очевидно! Обманули отсутствием крупной артиллерийской группировки, и ударили чуть южнее, с выходом на Прибрежное шоссе, а артиллерию компенсировали другими средствами. Беда в том, что прорыва-то образовалось все-таки два. Поэтому и локализовывать приходилось оба, вот только с переброской резервов дело опять-таки обстояло очень скверно. А поскольку белых ночей оставалось впереди довольно много, перспективы на совершение маневра резервами вырисовывались самые печальные.
Под давлением превосходящих сил финские войска откатывались на северо-запад, но дрались, по своему обыкновению, упорно. Да только вдруг выяснилось, что в тылу четвертого армейского корпуса, откуда ни возьмись, появилась подвижная группировка Красной Армии, а третий корпус никак не может помочь по причине того, что на него со всей решительностью навалилась 23-я армия и тоже прорвала фронт.
* В те времена бойцы незаурядной физической силы были в артиллерии очень востребованы. В некоторых случаях - необходимы. По мере возможности, их направляли именно туда.
**За это нам достается, в основном, от критиков, относящихся к англо-американской школе. На самом деле не так уж редко бывало, когда имеющей большое численное преимущество стороне приходилось воевать против более опытных, лучше обученных, умелых и храбрых солдат с опытными командирами. Таранные удары! Сотни танков! Тысячи тонн бомб и снарядов! "Лунный пейзаж"! А решающего успеха - нету. Только потери, достигающие неприемлемого уровня. Потом кто-то от нечего делать поступает против правил и бьет в другом месте, Иногда даже в другую сторону! И союзники то же самое сделали в ТР, когда, к примеру, долго-долго не могли взять Кан. После этого превосходные немецкие солдаты просто-напросто угодили в "Фалезский котел" и организованно сдались.
**В ТР, на направлениях главного удара, даже несколько больше: до 230 стволов от 76мм и выше на километр. Тут - компенсировалось более многочисленной и лучше организованной авиацией на более совершенной технике.
С подготовкой "богомольцев" (которые теперь кланялись гораздо, гораздо реже) не халтурили. И отбор был самый, что ни на есть, строгий. Вроде бы штучный товар, - а всего набралось немало. Через заболоченную пойму верховьев Сестры скрытно, малыми группами по четверо-пятеро перебралось, в общей сложности, около двухсот человек. Ожидая, когда прикрытые ими главные силы наведут переправу, они со всем старанием зачищали местность. От редких секретов, уцелевших под бомбовыми ударами. От нечастых (здесь русских никто не ждал) егерских патрулей. От местных жителей. И от всех, кто попался под руку. Жилистый морячок не вернулся к себе на Тихий океан, а остался тут, с подопечными, и так работал с холодным оружием, что языками цокали даже самые бывалые разведчики. Просто ножом. Странным, крючковатым тесаком длиной в пол-метра. И удавкой из двух ручек с натянутыми между ними несколькими мононитями*, что враз перерезали шею до хребта. Ее он никому в руки не давал, мотивируя это тем, что-де "спички - детям не игрушка". Чистили район будущего плацдарма истово, старательно, но, понятное дело, до конца работу не довели: невозможно это. Всегда найдется такой, который уйдет и подымет-таки шум. Вот только случилось это не то, чтобы поздно, а - поздновато. Крупная финская часть, изо всех сил спешившая к месту просачивания "русся" на велосипедах, лоб в лоб столкнулась с авангардом мотострелкового корпуса: колонной из сорока "АГ - 5", лидируемых двумя, впоследствии знаменитыми "колесными танками" "ТБА - 1". Естественная в подобных случаях заминка с обеих сторон продлилась буквально секунды: на бронеавтомобилях лихорадочно заработали пулеметы, а велосипедисты, покидав свой двухколесный транспорт, порскнули в стороны, как выводок мышей.
