Александр Шуваев - ГНОМ
Первый приступ произошел поначалу, еще в марте, когда на несчастного "Ниобе" навалились чуть ли ни все пикирующие бомбардировщики флота и фронта, высыпав на него более трех сотен бомб (250 и 500 килограммов) и попав аж одиннадцать раз. Этого, впрочем, хватило с избытком. Данный эпизод показал, что принцип, согласно которому победителей не судят, верен вовсе не всегда. Товарищ Раков во время "разбора полетов" не сказал о мастерстве авиаторов буквально ничего хорошего, зато дал ряд чрезвычайно ярких и остроумных характеристик их летной подготовке, умению попасть в цель "размером с футбольный стадион", а также уровню организации воздушной операции. Он особо отметил рекордсменов, промахнувшихся на триста метров и больше, а завершил свою речь красочным описанием того, что было бы с коллегами, "будь там мало-мальски приличное ПВО и хоть какое-нибудь истребительное прикрытие".
Второй всплеск активности следует отнести на пятнадцатое, шестнадцатое и семнадцатое мая, когда, дотоле апатичная с виду, авиация Красной Армии полностью, под ноль уничтожила и финскую, и немецкую авиацию, что базировалась на финских аэродромах. Группировке были приданы спешно переброшенные с Кубани эскадрильи, образовавшие ее боевой костяк. Удар был нанесен со всей возможной внезапностью по насквозь разведанным целям, и, разумеется, сколько-нибудь полная внезапность достигнута не была: не те здесь сидели люди, которые будут считать ворон. Откровенно говоря, - никто на это особенно сильно и не рассчитывал. Расчёт строился на правильном проведении воздушного наступления при подавляющем превосходстве сил. Его технология, помимо внезапного удара, включает еще и уничтожение аэродромов, повторные непрерывные штурмовки машин врага, вынужденных приземлиться для заправки, и непрерывные же воздушные бои при соотношении три-пять - к одному. Все это - одновременно, при тесной увязке компонентов в единое целое и, главное, проводимое с предельным, бульдожьим упорством. Правильно, - это когда без особых тактических изысков, но с хорошей проработкой, неуклонной последовательностью и высокой исполнительской дисциплиной. Примерно это проделывали и немцы: в Польше, во Франции, да и в Советском Союзе, а теперь столкнулись с собственной же разработочкой еще при некоторых усовершенствованиях. Дело было по-настоящему горячее, но его довели до конца: больше вражеской авиации в небе над Финляндией красноармейцы практически не видели. Похоже, что спаслись, буквально, единицы.
Был и еще один эпизод номер три, но его никак нельзя отнести к приступам лихорадочной активности. Дело в том, что состав 5-й ОДРАЭ усилили двумя тяжелыми разведчиками, после чего оказалось, что высокохудожественная роспись под паковый лед, покрытый ноздреватым снегом, слабо маскировала от хорошего локатора сантиметрового диапазона. Старший летнаб Бжезва, бывший командиром "БН - 14", обнаружив шибко подозрительный объект, даже приказал сместить район наблюдения чуть подальше и "не маячить". От греха. Обладая кое-какими навыками в применении управляемых бомб, он все-таки не считал квалификацию своего экипажа достаточной. Он не пожелал брать такую ответственность на себя, и вызвал исполнителей. Можно было доложить на самый верх, - так сложилось, что это был даже не фронтовой уровень компетенции, - дождаться санкции, потом спланировать операцию, и, в общем подстраховаться таким образом. На практике генерал Рыбальченко в считанные минуты связался со своим начальником штаба и кратко поделился своими сомнениями. Товарищ Алексеев, моментально включившись, тут же подсказал ему подходящий "соус".
- Степан Дмитриевич, - сколько макетов этого суденышка мы с тобой да с флотскими успели разнести за это время? Три? Вот и отрапортуем, что послали машины на всякий случай…
Характеристики вожделенного трофея, бывшего чем-то вроде Святого Грааля для всех бомберов северных фронтов и Балтфлота, командиры экипажей знали наизусть. Поэтому не стали особо морочить себе голову с выбором оружия. Ставшие привычными и родными, "УПАБ - 1400" ушли к цели с классического захода: на таком расстоянии командиры тяжелых машин не слишком-то боялись зениток. Из шести бомб под мидель неподвижного броненосца вошли четыре фугаски, разодрав "картонную" броню "Вейнемяйнена" в клочья. При почти одновременном взрыве двух с половиной тонн форсированной взрывчатки, надо думать, очень кисло пришлось бы и какому-нибудь "Тирпицу" со всей его талантливой броней, а тонкошкурый броненосец береговой обороны практически разорвало пополам. Он резко осел на левый борт, опрокинулся, и утонул минут за пять. Времена изменились: недовольство "самовольниками" продлилось считанные минуты и носило скрытый характер, а вместо того, чтобы дать по шапке, исполнителей - наградили. Командирам вообще дали "Героя". Сначала звание хотели дать только двоим, но Рыбальченко не пожалел сил, доказывая, что: "Утопить - и дурак может". Морские летчики - вот кто мог бы подтвердить, НАСКОЛЬКО он прав. Но они только завидовали черной завистью, хотя Богдан Бжезва как раз был из "своих".
Для людей, сколько-нибудь склонных к рефлексии (а какой-то процент таких есть в каждой представительной группе) эта история была показателем того, что ВВС Красной Армии стали КАЧЕСТВЕННО иной силой. В значительной мере самостоятельной. Остальные восприняли то, что Событие, которого так долго ждали, произошло так буднично, как так и надо.
Чего не знали ни те, ни другие, так это того, что мимолетная гибель "Вейнемейнена" вызвала глубочайший психологический упадок в финском обществе. Корабль, помимо всего прочего, оказался важнейшим символом силы и стабильности государства. Социал-демократы выступили в сейме с заявлением о том, что Финляндия обладает полным правом на сепаратный выход из войны, - и о том, что это необходимо сделать срочно. Такого рода заявление было уже третьим за полгода, но на этот раз к ним начали всерьез прислушиваться, а они давили настолько сильно, что Маннергейму с Рюти только отчаянными усилиями удалось сохранить статус-кво.
О настроении войск на оборонительных рубежах не стоит даже и говорить. Солдат планомерно, потихоньку убивали каждый день, не давая даже шанса ответить ударом на удар: залп артиллерийской батареи с их стороны обозначал, что через четверть часа с самой неожиданной стороны появится звено "ильюшиных" и батарея перестанет существовать. Они сидели по укрытиям и ждали. Когда какая-нибудь из опытных бетонобойных бомб угодит в блиндаж, проломив бетонные перекрытия. Когда залп эр-эс испепелит артиллерийскую позицию. Когда серия крупнокалиберных снарядов нащупает ДЗОТ, разметав бревна накатов и добравшись до тех, кто именно этого, на самом деле, и дожидается. Дожидались большими группами, как офицеры, собравшиеся в штабном блиндаже 3-й пехотной дивизии и уничтоженные прямым попаданием тяжелой бомбы. Дожидались поодиночке - по-двое-трое, как какие-нибудь связисты, замеченные с воздуха, на которых дивизионная артиллерия не пожалела десятка снарядов. Это длилось несколько месяцев подряд, и нужно быть финном, чтобы не свихнуться и не дезертировать в таких условиях. Но и они были на пределе. Их приходилось менять каждые две недели, как в разгар кровопролитных боев, потому что иначе войска становились ненадежными.
Пожелание вождя - это такая штука, что группировку авиации на севере почти не ослабили даже во время мясорубки на Северной Украине. А по окончании самой горячей фазы боев то, что забрали, честно положили на место. Озаботились даже, чтобы, по возможности, вернулись те же самые экипажи. Близилось дело.
Близилось дело, и вот парадокс: бойцы мандражировали как бы ни побольше, чем на иных фронтах. Непонятный изгиб человеческой психики, но финнов теперь, после побед над немцами, боялись как бы ни побольше. Может быть, дело связано с тем, что они были НЕБИТЫМ противником: Зимняя Война убеждала как-то послабее Сталинграда, Кубани, Винницы и Белоруссии.
- Да это Талантище! Такие раз в сто лет родятся!
- Так ведь он же любитель!
- А рост его ты видел? Глянь фото…
- Да-а… Но ведь он же любитель?
- А удар с правой у него, знаешь, какой?
Шепчет на ухо.
- Ого… Но у него ж ни одного боя с серьезным противником?
- (Не слушая) А с левой?
Шепчет на ухо.
- Да-а…
- Кулаком сломал двухдюймовую доску!
- Да… Ну, я объясню чемпиону, чтоб тренировался, как следует! Уж я найду, что ему сказать! Уж он у меня забудет, как режим-то нарушают!
В результате чемпион выходит на бой с Талантищем Ужасным мрачный и с самым, - даже слишком, - серьезным отношением к предстоящему бою. Предпринимает все меры, чтобы не дать супостату шанса. Не допускает ни единой небрежности и, - поначалу, - твердо придерживается хитроумного плана на бой, который выработал совместно с непрерывно сосущим валидол тренером. И из-за этой вот накачки аж только к середине второго раунда к чемпиону приходит понимание. Собственное, профессиональное, квалифицированное. Очень далекое от мифов, быстренько слепленных столь же скороспелыми фанатами Талантища.
