Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»
Когда-то, лет, может, в десять, Фёст прочитал в старой отцовской подшивке журнала «Знание – сила» ещё пятидесятых годов статью, где говорилось о возможности путём рекомбинации атомов получать из вакуума, или так называемого «океана Дирака», любые материалы, в том числе и пищевые продукты. Далее делался вывод – когда наука станет «непосредственной производительной силой», тут и наступит настоящий, полный коммунизм. Поэтому Коммунистическая партия и Советское правительство считают своей первостепенной задачей…
Юный Вадим показал статью отцу (а уже начиналась перестройка) и спросил, почему же так до сих пор наука не решила эту задачу? Вот бы сейчас жили!
Отец, как сейчас вспомнил Фёст, улыбнулся с ностальгической грустью в глазах и ответил что-то вроде: «Идеология всё превозмогает, прежде всего – рассудок». Вадим тогда, конечно, истинного смысла его слов не понял, но общий настрой уловил.
Циничная, как всегда, ирония судьбы заключалась в том, что именно в восемьдесят четвёртом, последнем безмятежном, году «развитого социализма» Левашов с Воронцовым придумали свой дубликатор, то есть воплотили в жизнь идею автора статьи (Гуревич, кажется?). И не захотели в очередной критический момент истории довести своё открытие до всеобщего сведения.
А если бы? На какие-то секунды Фёст вдруг почувствовал острую неприязнь ко всем «братьям» сразу. Устроили себе, значит, персональный рай (или пресловутый коммунизм), интеллектуальный и материальный, а страна, народ – пропадай? Да если б запустить на полный ход по всей стране эти дубликаторы в те скудные, почти голодные годы! Как бы все были счастливы! И СССР бы не развалился, и Западу настоящий укорот бы дали!
– Что ты, братец, глазками засверкал? О чём подумал? – спросил Секонд, до сих пор, несмотря на всё ширящееся расхождение между их личностями, умевший поймать мысль аналога. – Наверняка о недостроенном по вине Шульгина с Новиковым коммунизме загрустил? А ведь лет на двадцать раньше меня Стругацких наизусть заучивал. «Хищных вещей» тебе мало?
Сам он прочёл эти книги в зрелом уже возрасте, и с точки зрения человека не того мира, для которого они писались. Но основное было понятно. Велика ли разница – всего лишь восемьдесят лет раздельного развития. А так – одно и то же. Психология человека с времён Древнего Египта и Шумера не изменилась, о чём и глиняные таблички с доносами свидетельствуют, и вершины тогдашней поэзии.
Ну, правда, психология людей будущего, особенно обрисованная в «Попытке к бегству», ему не понравилась! Мы, значит, в XX и уже в XXI веках совершенно адекватно воспринимали и воспринимаем факты и поведение людей хоть второго века до нашей, хоть восемнадцатого нашей эры (ладно, пусть не совершенно адекватно), но даже о Пунических войнах, не говоря о Крестовых походах и Бородинском сражении, понятие имеем. Нравы и обычаи, характер исторической формации, движущие силы, причины и следствия – обо всём и в школе учили, и в развлекательных книжках читали. Попав туда, как-нибудь адаптировались бы. А вот в безмятежном (якобы) коммунизме, где уровень образования (по другим книгам авторов судя) не в пример выше нашего, «коммунарам» за полтораста лет настолько промыли мозги, что они даже поверить не могут, что феодализм вообще бывает, и при нём (и других формациях тоже) людей можно голыми на снег выгонять и копьями насмерть колоть! И для самообороны, а также восстановления социальной справедливости стрелять не только можно, но и нужно. Но у тех в принципе симпатичных ребят, с высшим, естественно, образованием, и, хотя бы против тахоргов, карабины применять умеющих – при одной мысли, что цель, бывает, оправдывает средства – нервная трясучка начиналась.
И что ж там у них за отделы пропаганды такие гениальные, что до такой степени интеллектуальной деградации лучших людей (космолётчиков) довести сумела, какая и в сталинские времена не снилась?
В словесном выражении мысль Секонда заняла полстраницы, а на самом деле – секунду или две. И аналог ему ответил тут же.
– Да, об «идеальном» коммунизме подумал, – не стал возражать Фёст. – Что «реального» касается – ты такого не видел, а я громадные гастрономы, где на километрах полок ничего, кроме морской капусты, – ох, как помню. Сутки-другие – и их бы не хуже, чем сейчас здесь, заполнить можно было…
– Бы! – веско сказал Секонд и даже ладонью по столу для убедительности пристукнул.
– Да я и сам уже одумался. В этом «бы» всё и дело. Кому в те времена дубликатор отдашь? Что самородок-изобретатель отец Кабани со слезами говорил? «Не для того я колючую проволоку изобрёл, и «мясокрутку» не для того». «Назад верните» – просил! Ан уж поздно…
Фёст снова резко сменил настроение. Чего грустить о давно пролетевшем, да и безвариантном, на самом деле?
– Ну, суть понятна. «Эскаэсов», «калашей» всех видов вы им пару миллионов нашлёпаете. У нас здесь, на свободном рынке, хороший «АКМ» российского разлива стоит в четыре раза дороже китайского, «ТТ» послевоенный – в десять. В вашей гуманной реальности, я так прикидываю, исходя из имеющихся проблем, качественные стволы европейского производства вообще купить сложновато, следовательно, цена будет, какую запросите. Особенно если на следующий уровень подняться. Тяжёлая техника. То, что можно из советских изделий предложить, – почти по Шекли, «абсолютное оружие». Против любых танков, включая и нынешние российские – «САУ-сотка» или «Т-34-85» – как бульдозер против «Запорожца». Но тут же возникает очередной вопрос, как всегда. Ну, сдерёте вы с Ибрагима и его «Интернационала» миллиарды и миллиарды натуральных «Халифатских реалов»[127], так кто мешает, минуя «долгий и утомительный процесс», сдублировать столько же этой «мелочи», ничем не утруждаясь?
– Эх, братец, – сказал Секонд, загрустив от взаимного недопонимания и оттого, не сдержавшись, разлил в рюмки понемногу коньяка, приготовленного для завтрака с Сильвией. – Тебе бы со мной местами не только в бою меняться, тебе бы через раз вместо меня на лекции в Академию ходить. Сообразил бы, что золото золотом (причём его появление ещё замотивировать надо), а где ты несколько миллионов бойцов найдёшь, готовых за нас (или там где нам надо) воевать? Мы ведь всю вообще мировую конфигурацию изменить собрались, да ещё и с явной прибылью, а не в убыток. Нет, правда, давай попробуем: ты – в аудиторию, а я – по девкам… Давно тебе пора своё образование систематизировать.
– Это по каким, интересно? – с тонким дрожанием в голосе стальной струны спросила так же внезапно, как недавно Сильвия, появившаяся Людмила. Она же – подпоручик Вяземская.
Фёст досадливо хлопнул себя ладонью по колену. Сказал же брат-аналог, что «валькирии» скоро должны появиться. Вот и появились. Консьерж их пропустил без вопросов, входную дверь с помощью блок-универсала открыть ничего не стоит. И тут же услышали то, что для них совсем не предназначалось.
Слух ли у каждой женщины такой нечеловеческий, или гендерный инстинкт направляет туда, где два мужика попросту сидят себе на кухне, ничем, кроме привычного словоблудия, не злоупотребляя? И ведь надо же – недели не прошло, как поняла Люда, что Фёст – готов, и уже не хватает терпения перемолчать, как пристойно подпоручику в присутствии двух боевых полковников.
Сейчас она ощущала себя будущей Ляховой-первой (а Майя, к которой она с дня первого знакомства испытывала нечто вроде женской ревности, само собой, станет «второй», что Людмилу чрезвычайно радовало). Одета она была вполне «по-боевому», но так, чтобы не выделяться на улицах хоть одной, хоть другой Москвы. Достаточно свободные джинсы, скрывающие пистолет, пристроенный на бедре в прорези левого кармана (урок Фёста даром не прошёл), водолазка цвета хаки, «хвостом» собранные волосы. Никакого макияжа. Даже пронзительный взгляд своих сиреневых глаз она научилась маскировать длинными ресницами.
Дело в том, что Людмила, подогреваемая непривычным ей пока чувством, перепутала голоса. Пройдя из прихожей в коридор между квартирами, она услышала обрывок разговора, и ей показалось, что насчёт «девок» сказал именно он.
– Да к таким, как ты, – ответил Секонд. – Чтобы, наконец, научить вас, что грешно издеваться над человеком, желающим вам только добра. Это я имею в виду поручика Полусаблина.
Означенного поручика, командира «женской роты», девяносто подчинённых ему девиц (семь «валькирий» погоды не делали) из природной вредности доводили до грани тихого помешательства, демонстративно, «согласно устава», являвшиеся на утреннюю зарядку топлес.
«А там, господин поручик, статья семнадцатая, ясно сказано – «в трусах и лёгкой обуви. В грязь и дождь разрешаются сапоги».
Другой бы, на месте Полусаблина, радовался ежедневному бесплатному стриптизу (да какому!) или придумал для нахалок нечто остроумно-неприятное. Начав, например, тоже «согласно устава», комментировать несовпадение имеющейся анатомии с «высочайше утверждённой». А ещё лучше – приказать в дождик, с лужами на штурмполосе: «Рота, по-пластунски, до первого рубежа и обратно!» – и тщательно следить, чтобы упражнение выполнялось по всем правилам. Раз такие знатоки и ценительницы уставов – так извольте. Но – не каждому дано, особенно если на медицинском факультете не учился.
