Михаил Королюк - Квинт Лициний 2
Ленинград, Измайловский пр.
– Ну как? – набросилась на меня мама, лишь только я переступил порог.
– Да нормально все, – гордо фыркнул я, скручивая шарф, – нормально. Прошел районный тур.
– Уже известно, да? – уточнила она, взволнованно вытирая руки о передник.
– Да, там же устная сдача. Так что – известно. Я набрал максимум очков. Повторить мой результат – можно, а переплюнуть – нет. И, вообще, хочу даже не есть, а жрать! – я выразительно втянул носом витающий по квартире аппетитный запашок наваристого куриного супа.
Перед внутренним взором отчетливо замаячило видение разварившейся куриной ляжки, лоснящейся в прозрачном бульоне в окружении макаронных звездочек и чуть оплывшей краями тонкой картофельной соломки; по поверхности над ней неторопливо вальсировали желтоватые линзочки жира.
– Руки! Мыть! – мама решительно пресекла попытку моего порыва к обеденному столу.
Я забежал в ванную, торопливо – даже не включая свет, выполнил ритуал и начал торопливо жмакать полотенце, и тут из дальней комнаты раздался длинный междугородний звонок.
– Дюш! – крикнула мама из кухни, – я суп наливаю! Возьми, спроси кто и скажи, что папы дома нет, будет к шести.
– Ага, – согласился я.
– Алло, – поднял трубку, – квартира Соколовых. Слушаю вас.
– Добрый день, – негромко донеслось в ответ, – вас беспокоит академик Канторович, Леонид Витальевич. Я могу поговорить с Андреем Соколовым?
У меня екнуло подвздохом.
Ответное письмо Канторовичу я кропал неторопливо, несмотря на понукания папы. Я закрывал тему, ибо «мавр сделал свое дело». Заниматься ею дальше я не собирался – незачем. Поэтому, откликаясь на поразительную прозорливость Канторовича, который учуял между моими строками, что, умея считать до десяти, я остановился на шести – я ваял фундаментальный обзор по алгоритмам внутренней точки.
Это было не сложно – в моем распоряжении были знания сотен людей, развивавших алгоритм Кармаркара последние тридцать лет. Я знал, где лежат эффективные в вычислительном плане подходы для задач того или иного типа и даже мог в первом приближении обосновать это теоретически.
Не мытьем, так катаньем, толстая, на восемьдесят страниц, бандероль десять дней назад улетела в Москву. И вот – давно ожидаемый, но все равно такой внезапный звонок.
Я сделал короткий вдох-выдох, собираясь, и ответил:
– Здравствуйте, Леонид Витальевич, я у телефона.
– Здравствуйте, Андрей Владимирович, рад слышать, – голос академика был наполнен энергией.
– Леонид Витальевич, умоляю, без отчества, – вклинился я в микропаузу, – в моем возрасте такое именование выглядит пародийно.
Мда. Диссонанс между содержанием и чуть подрагивающим голосом подростка ощутим даже мне.
– Хорошо, Андрей, – в голосе разлилась добрая усмешка, – договорились. А вы ведь меня поразили – и не столько даже возрастом. Исключительно добротная работа, исключительно! Та россыпь алгоритмов, которую вы так щедро выкладываете на всеобщее обозрение, заслуживает искреннего восхищения. Но если заглянуть поглубже, то вы ведь разработали целую теорию для решения задач определенного класса…
В комнату на цыпочках просочилась мама. Я попытался было скорчить недовольную гримасу, но она придушенно пискнула «и-и-и» и присунула ухо поближе.
«Ладно, – подумал я и чуть довернул трубку в ее сторону, – это, быть может, ее звездный час».
– … удивительно и многообещающе, – продолжал соловьем разливаться академик, – что вам удалось сделать значимое открытие в столь юном возрасте.
– Леонид Витальевич, благодарю за столь лестную оценку, – воспользовавшись небольшой паузой, я перехватил нить разговора, – но вы же наверняка понимаете, что использованный мною подход растет из вашей же собственной работы от шестьдесят пятого года? Ну, той, где вы дали методику оценки множителей Лагранжа методом наименьших квадратов?
– Эк вы хватили… Нет, понятно, что все откуда-нибудь да растет. Но у вас, и это совершенно очевидно, получилась оригинальная работа. И для вас это не случайная находка. Уж я-то в этом разбираюсь, поверьте.
Мама, чуть дыша, счастливо млела у мембраны.
– Вы уже решили, где будете учиться после школы? – неожиданно спросил он.
– В Петродворцовом общевойсковом командном, – сорвалось с моего языка.
Мама испугано шарахнулась вбок. Трубка озадаченно замолчала.
– Эээ… – академик был явно обескуражен, – почему туда?
Я охотно пояснил:
– У меня отец военный… И дед…
Мама сделала страшные глаза и пребольно ущипнула меня за плечо.
– Это ведь не окончательное решение, да? – в голосе Кантаровича явственно слышалась неуверенность.
Я покаянно вздохнул и потер плечо:
– Извините, пожалуйста, Леонид Витальевич, шутка на языке не удержалась. Мне очень, очень стыдно.
На том конце сначала что-то хрюкнуло, а потом раскатился добродушный смех.
– Извините… – повторил я. Мне действительно было неудобно.
– Да ладно, – отмахнулся он, все еще посмеиваясь, – хорошо разыграли, натурально так. Я даже поверил. Так решили куда?
– Нет еще, не думал. У меня склонность к математике недавно прорезалась.
– Хех, «склонность», – опять развеселился на том конце провода академик, – хоть бы одному студенту на потоке такую «склонность»… Ладно, давайте подумаем, как нам лично встретиться – есть что обсудить. Я, к сожалению, появлюсь в Ленинграде только в конце апреля. Мне неудобно вас просить, но, может быть, вы сможете подъехать в Москву раньше? Сами или с родителями? Я бы организовал вам номер в ведомственной гостинице.
– Одну минутку, сейчас посоветуюсь, – сказал я и, прикрыв ладонью трубку, вопросительно посмотрел на маму, – давай, на весенних каникулах съезжу?
Мама быстро-быстро закивала.
– Да, – сообщил я Канторовичу, – на школьных каникулах могу самостоятельно приехать. Последняя неделя марта. Вам в это время удобно будет?
– Отлично! – с чувством откликнулся Леонид Витальевич, – замечательно. И пусть ваши родители совершенно не беспокоятся. Встретим, разместим, накормим, в театр сводим. Та-а-ак. Тогда перейдем собственно к вашему исследованию. Я предлагаю следующее: вот то ваше первое письмо я могу быстро, буквально в этом месяце, доработать в статью и передать Израилю Моисеевичу для опубликования в следующем же выпуске «Функционального анализа». И, параллельно, переведем на английский и отправим с сопроводительным письмом или в «Journal of Functional Analysis» или в «Combinatorica». А вот из второго вашего послания надо будет делать цикл статей – и это предмет отдельного обсуждения во время предстоящей встречи.
– Я не против совместной статьи, – отреагировал я.
– Что вы! – академик сорвался в фальцет, – что вы! Это совершенно, абсолютно и полностью исключено! Это – целиком ваш собственный труд, и только так он и выйдет. Даже думать бросьте на эту тему!
– Жаль, – заметил я философски, – ведь иметь хотя бы одну совместную статью с Канторовичем – это большая честь.
– Хех, а вы – тонкий льстец, молодой человек. Молодой, да ранний.
– Тонкий-тонкий, – подтвердил я многообещающе и покосился в сторону кухни, – а ем, мама жалуется, как будто солитер помогает.
В трубке забулькал смех. Потом он заговорил неожиданно серьезным голосом:
– Кстати, раз уж я до вас дозвонился… Мне не терпится задать один вопрос. Вот вы утверждаете, что использование более высоких степеней при решении вспомогательной задачи даст лучшую сходимость алгоритма на практических задачах. В целом, как по мне, так это очень похоже на истину, но надо будет все же погонять в экспериментах для перепроверки. Но сразу возникает вопрос, вы-то как это смогли определить? У вас же опыта практического применения этих алгоритмов быть не может?
«Ну, а что ты хотел? – мысленно поморщился я, – он если и не гений, то подошел к этому очень близко. Видит на три метра вглубь под тем участком математики, на который я встал.»
– Так красивее получается, – я постарался наполнить голос уверенностью, – тридцать четвертая формула тогда очень хороша становится.
– Да? – протянул озадаченно собеседник, – Хм… Вас определенно надо с Гельфандом свести.
– Страшно, – признался я полушепотом.
– Почему?
Я замялся, подбирая слова:
– Слышал, что характер у него… того… сложный…
– Поверьте, вот лично вам это никак не может угрожать, – взволновано зачастил Канторович, – Израиль Моисеевич бывает порой излишне суров, это да… Но только к тем, кто не оправдал его надежд. И пусть даже планка его требовательности стоит в экстремально высоком положении, но вы-то явно проходите над ней. Впрочем, сразу оговорюсь, я пока не знаю его загруженности на ту неделю. Статью пошлю, а там – как отреагирует. Ну… Андрей, рад был телефонному знакомству. Жду тогда в гости. Звоните, как с датой определитесь и номером поезда. И запишите, пожалуйста, мой домашний телефон…
