Тафгай. Том 9 (СИ) - Порошин Влад
— Правда! — пискнула улыбчивая брюнетка.
— Кстати, меня Ира зовут, — не по этикету первой представилась высокая девушка. — А это мои подруги: Наташа и Оля.
— Очень хотелось бы про Америку послушать, — произнесла, снова изобразив актрису, рыженькая Оля.
— Валера, Валера, Боря, Иван, — быстро представил нас Харламов и словно по заказу музыканты допели так называемую «Синюю песню».
— Не нравится мне всё это, — проворчал я в образовавшейся временной тишине. — Пойду, посмотрю, как там себя чувствует наш доктор Смит. На него от чего-то плохо действует акклиматизация, — сказал я Ирине, Оле и Наташе, и, развернувшись, стал пробиваться к выходу из ресторана.
— Извините, девочки, — буркнул Валерий Васильев и ринулся за мной.
— Куда вы, мальчики? — опешила красавица Ирина, которая мне чем-то внешне напомнила актрису Татьяну Ташкову.
— Извините, девушки, — хором произнесли Александров и Харламов, и тоже потопали следом.
— Проведаем доктора Смита и вернёмся, — добавил на прощанье Валера Харламов.
Фойе гостиницы «Юность», где было много посторонних людей, я и мои друзья пересекли молча. И лишь когда наша четвёрка оказалась на пустынном лестничном пролёте, на ступеньках которого была расстелена красная ковровая дорожка, Харламов спросил:
— Вроде ничего подруги, чё ты сорвался? Хорошо ведь общались? Никуда твой шаманидзе до завтра не денется.
— Начнём с того, что эти симпатичные барышни на сто процентов внештатные сотрудницы КГБ — это раз, — пробурчал я, не сбавляя набранную скорость. — Как я их раскусил, объяснять долго. А во-вторых, скажу вам как самым близким друзьям, наш доктор бежать намылился.
— Куда, твою мать? — удивлённо пролепетал Васильев.
— В Аргентину, вот куда! — резко ответил я и, остановившись, постучал себя костяшками по лбу. — Волков почему-то решил, что нашу команду собираются прикрыть, а ему в Союзе оставаться нельзя.
— Не может такого быть, — возмутился Валерий Харламов. — Ведь нас сам Николай Озеров завтра в «Останкино» пригласил.
— Точняк, телевизор — это дело серьёзное, — поддакнул Валера Васильев и мы снова в хорошем спортивном темпе пошагали по лестнице, ведущей на верхние этажи, — там, Иван, шутки за зря шутить не будут.
— Вот и я думаю, что не может такого быть,– бросил я через плечо. — Но как-то подозрительно быстро девочки из КГБ прибыли. Как будто им час назад поступила команда: «приглядеть за ценными клиентами».
— Это ещё за кем? — недовольно буркнул Боря Александров.
— За тройкой нападения — Вицин, Никулин и Моргунов! — чуть ли не рявкнул я. — Думай, Малышатина, анализируй, соображай. Это полезно для поддержания серого вещества в дееспособном состоянии, во избежание преждевременного маразма. Наверно что-то всё-таки экстраординарное произошло, — сказал я, когда наша четвёрка вышла в коридор третьего этажа. — Ведь товарищ Брежнев на трибуне был более чем доволен. Обыграли одну из сильнейших команд НХЛ с достойным счётом — 8: 4.
— Точно, — кивнул Валера Васильев, — мы, когда делали круг почёта, он нам вот так ручкой помахал. — Васильев очень смешно изобразил товарища Брежнева на мавзолее во время первомайской демонстрации и добавил, — а я ему клюшечкой махнул, ха-ха.
— А вдруг шаманидзе прав, как нам тогда быть? — спросил Валера Харламов, когда мы остановились около номера, где временно разместились шаман Волков и старший тренер Эл Арбор.
— Сам не знаю, — проворчал я и постучал в дверь.
И сначала из глубины комнаты послышались чьи-то шаги, затем щёлкнул входной замок, и на пороге нас встретил заспанный канадский хоккейный специалист. Я бросил беглый взгляд за плечо старшего тренера и обнаружил, что кровать Джона Смита Волкова заправлена. И что характерно самого товарища шамана в комнате нет.
— Мы это самое, того самого, — замялся защитник Васильев.
— Я понимать, — по-русски буркнул Эл Арбор и продолжил уже на английском. — Доктор Смит срочно уехал к какой-то бабушке-целительнице по своим докторским делам. Сказал, что прибудет в команду сразу после Нового года. — Потом тренер Эл развернулся и взял какую-то сложенную вчетверо записку, что лежала около зеркала в крохотной гостиничной прихожей, и протянул это письмо мне. — Это новогоднее пожелание тебе и твоим друзьям. Простите, парни, но я устал и хочу спать, — сказал канадец, после чего закрыл дверь своего гостиничного номера.
Примерно 15 минут спустя, опасаясь гостиничной «прослушки», я, Харламов, Васильев и Александров выбрались из «Юности» на расчищенный уличный пятачок, на который медленно падал большими хлопьями мокрый и белый снег. Вообще надо сказать, что декабрь 1973 года выдался на удивление тёплым и снежным. Даже сейчас столбик термометра показывал всего минус 2 градуса Цельсия. Поэтому выйдя в одних пиджачках на воздух, и притворившись компанией курящих молодых людей, мы зимнего холода почти не ощущали.
Между тем прощальное письмо, оставленное шаманом Волковым, требовало немедленного осмысления и последующего за этим уничтожения. Из-за чего я первым делом разорвал бумажный листок на мелкие кусочки и разметал их по ветру, где пророческие шаманские слова и буковки тут же перемешались с огромными снежинками, устроив предновогодний хоровод.
Кстати, в своём прощальном послании кроме нескольких слов, в которых Волков просил нашего извинения за свой стремительный побег, так как по его мнению «ловушка почти захлопнулась», он оставил довольно точные предсказания будущего на хоккеистов Васильева, Харламова и Александрова. Обо мне наш доморощенный пророк написал всего одну туманную фразу: «Запомни, Иван, если тьма накроет с головой, то не выплывешь».
«Неужели всё так серьёзно? — думал я, держа незажжённую сигаретку во рту. — Неужели мы прощаемся на годы и десятилетия? Не может такого быть».
— Иван, — прервал минутное молчание Валера Харламов, — шаманидзе написал, что мне осталось играть самое большее до 1981 года. А потом, если я не сделаю «финт ушами», произойдёт что-то страшное. Что это может означать?
— Бред это может означать, мать моя женщина, — прорычал Валерий Васильев, которому Волков нагадал большую спортивную и тренерскую карьеру, но короткую послеспортивную жизнь.
— А мне он вообще написал, что из-за моего непростого характера примерно через 4 года моя карьера полетит коту под хвост, — прорычал юный Борис Александров. — Сбрендил наш шаманидзе, вот и весь сказ.
— Сбрендил-сбрендил, а товарищи из КГБ нам тоже мерещатся? — тихо пробурчал я и тут же добавил, — не оборачивайтесь, какие-то хлопцы из припаркованного «Москвичёнка» на нас упорно пялятся.
— Да ну тебя, Иван, — отмахнулся Васильев, — везде у тебя кэгэбешники. Мужик в сером плаще, б…ять, который сейчас в фойе газету читает — лейтенант КГБ, так? В гостиничном номере, б…ять, установлены микрофоны, и там, мать твою, говорить нельзя. Эти «гаврики» из припаркованной тачки, б…ять, тоже сотрудники из органов. А девочки красивые подошли, то спасайся, кто может — КГБ, б…ять, берёт на абордаж, ха-ха.
— Правильно, Иваныч, — поддакнул Борис, — если бы девочки сейчас были на задании, то они бы сами к нам на улицу выбежали. Где они? Нет их, ха-ха! Нет!
— Мальчики, а мы вас потеряли! — выкрикнула бойкая красавица Ирина, показавшись из стеклянных дверей гостиницы.
— Сейчас идём, барышни! — ответил я, чтобы девушки, выполняя спецзадание, в одних платьях не бегали за нами по заснеженной Москве. — Делаем вид, что всё прекрасно, — шепнул я своим друзьям и, сунув в карман нетронутую сигаретку, направился в гостиницу «Юность».
— Рассказываю, как мы живём там, на загнивающем западе! — ревел за столиком Васильев, которому нравилось, что на все его плоские и абсолютно не смешные шуточки девушки Ирина, Оля и Наташа реагировали весёлым и звонким хохотом. — Принстон, где мы квартируемся, городок маленький, как наша деревня, только ухоженный и красивый. Домики словно из мультика, чистота, б…ять, везде. Пардон, выскочило.
