Александровскiе кадеты. Смута (СИ) - Перумов Ник

Какъ ни стремительно было совершенное на меня нападеніе, я сумѣлъ разглядѣть одного изъ нападавшихъ. Это былъ подростокъ, развитый для своихъ лѣтъ; одѣтъ въ полушубокъ и красный шарфъ. Курчавый, горбоносый. На переднемъ зубѣ золотая коронка. Сейчасъ, лежа въ постели и имѣя массу свободнаго времени, я, послѣ нѣкоторыхъ усилій, смогъ припомнить, что примѣрно подобнымъ образомъ Вы, Ѳедоръ, описывали своего недруга Іосифа Бешанова. Если это и въ самомъ дѣлѣ онъ, то, скорѣе всего, мы имѣетъ дѣло съ акціей соціалъ-демократовъ, тѣхъ самыхъ «эсъ-дековъ», съ коими имѣла несчастіе связаться Ваша сестра.

А это говоритъ о несомнѣнной связи производящихъ разысканія въ нашихъ подземельяхъ и подвалахъ съ этимъ крайне опаснымъ крыломъ инсургентовъ.

Разумѣется, о своихъ подозрѣніяхъ въ отношеніи Бешанова я повѣдалъ полиціи; однако, учитывая его крайнюю ловкость и удачливость, а также неуклюжесть нашихъ бѣдолагъ-жандармовъ, увѣренъ, что отъ поимки онъ ускользнетъ. Это дѣлаетъ крайне необходимымъ использованіе Вашей сестры для того, чтобы взять съ поличнымъ всю эту шайку. Попытайтесь еще разъ поговорить съ Вѣрой. Отвѣтъ пошлите мнѣ не почтой, но черезъ надежныя руки: напримѣръ, посредствомъ Вашего друга Петра Ниткина, чья семья имѣетъ жительство въ столицѣ и часто привозитъ его туда…'

Над письмом Ильи Андреевича Федор просидел весь вечер. Вернее, просидели они с Ниткиным. Петя, со свойственной ему рассудительностью, тут же заявил, что поездку в Петербург он организует, ибо и мама, и тётя Арабелла, и даже Петин дядя-опекун, генерал-лейтенант Сергей Владимирович Ковалевский, — все считали, что кадета Солонова настоятельно требуется пригласить в гости. А уж там они сообразят, как передать письмо Илье Андреевичу.

— Выходит, и он считал, что инсургенты у нас там шалят…

— Как и Бобровский, — буркнул Федор. Признавать правоту Левки не шибко приятно, но что поделать.

— Но про машину молчок.

— Ясное дело, Петь, что молчок! Я б тоже на его месте молчал.

— Конечно, он её там ладил-ладил, а потом—

— Да, может, ещё и не он!

— А кто же?

— Профессор нам про Илью Андреевича ничего не говорил! Только и сказал, что, мол, с трудом нашли место!

— А как бы они её туда засунули? — возразил здравомыслящий Петя. — Ясно, что кто-то из корпуса только это и мог сделать! Нет, Федь, ты как хочешь, а Илья Андреевич — он оттуда.

Спорить Фёдору не хотелось. Может, оно и так, может, и нет — что это меняет в главном? В главном — что инсургенты-эсдеки, встревоженные, насколько понял Федя, разысканиями Ильи Андреевича в подземельях, решили его застрелить? Хотя…

— Погоди, что-то не складывается, Петь.

— Да чего ж не складывается-то?

— Ты послушай! — Федя даже слегка хлопнул друга подушкой и у бравых кадет едва не завязалась было благородная подушечная дуэль, если бы оба они вовремя не вспомнили про письмо. — Послушай! Если эсдеки всё знали про эти ходы, да так, что решили — Илья Андреевич для них угроза, то почему ж они их раньше не использовали? Прошли бы тихонечко к самому дворцу, постреляли б государев конвой… Особенно когда тот штурм-то был? Под шумок бы всё и сделали!

Петя ответил не сразу, задумался, видать, Федины доводы оказались убедительны.

— Думаю, не всё у них готово было, — изрёк он наконец. — Ещё думаю — к са́мому дворцу, наверное, не подойти. Мы ж так ту потерну и не прошли до конца. Может, там тупик или ещё что.

— А может, — вдруг осенило Федора, — они как раз тот приоратский ход тоже нашли, и он-то как раз куда надо и ведёт? Может, потому они в Илью Андреевича и стреляли?

— О! — Петя поднял палец. Помолчал, подумал и снова изрёк: — О!

Одобрив сей достойной царя спартиатов тирадой догадку друга, Петя c энтузиазмом принялся развивать теорию дальше.

И выходило, что таки-да, инсургенты, скорее всего, потерпев неудачу в зимних выступлениях, решили действовать хитрее. Ведь удалось же им взорвать эшелон Семеновского полка? — так отчего бы не повторить, только поднять на воздух теперь уже весь императорский дворец с августейшим семейством?

И, значит, они выследили Илью Андреевича, а дальнейшее было уже «делом техники», как выразился Петя. Зима, вечер, темно, выскочить, выстрелить — и бежать. План, увы, удался. И это значило, что инсургенты очень близки к исполнению своего плана.

— Это почему?

— Потому, что без Ильи Андреевича они нужного хода найти не могли. А теперь нашли, значит. И стал он им ненужен.

Федор задумался.

— А зачем вообще в него стрелять?

— Как зачем? Злодеи ведь—

— Злодеи, верно. Но что бы им сделал один преподаватель физики, что навёл их на требуемый ход? Вот они в Илью Андреевича выстрелили, и все теперь на ногах — и полиция, и жандармы, и мы. Что ж они, совсем глупые? Если хотели государев дворец подвзорвать — чем бы Положинцев им помешал?

— Ну, как сказать, — задумался Петя. — Они ж не знают, что Илье Андреевичу известно. Потащут они взрывчатку этими ходами, да на него и наткнутся. А ну, как он не один случится? Вот и решили — мол, проще убить будет. Слышал же, жандармы всё равно на БОСР списывают? На эс-эров? И верно — скольких они уже убили, и чиновников, и полицейских, и офицеров…

Приходилось признать, что Петя тоже прав.

— Так что надо Веру просить.

— Просить⁈ — вдруг возмутился тихий и кроткий обычно Петя. — Требовать! Человека мало что не убили, а ты — «просить»⁈ Довольно, хватит, напросились!

И вновь приходилось признавать правоту друга.

В ближайший же отпуск — в субботу — Федя явился домой, преисполненный решимости, аки Перикл перед Ареопагом.

Вера была дома. Она вообще почти никуда не ходила последнее время. Гимназистки-тальминки старшего, выпускного класса, конечно, уже начали готовиться к выпускным экзаменам, но при этом не забывали веселиться: вечеринки с танцами, любительские спектакли и концерты, каток, и прочее.

Неизменными и верными рыцарями прекрасных юных тальминок постоянно являлись кадеты старшей, первой роты Александровского корпуса. Они уже все давным-давно перезнакомились — корпусные и гимназические балы, каток, частные вечеринки; тётушки, помнившие времена блаженной памяти государя Александра Освободители, качали головами на нынешние свободные нравы, но и только.

Надя, средняя сестра Федора, хоть и не обрела ещё все права и привилегии выпускного класса, но тоже время даром не теряла: после всех зимних потрясений так хорошо было вернуться к обычным забавам!..

А вот Вера — нет.

Сиднем сидела дома, обложившись толстенными томами. Папа только крякал, глядя на счета, присылаемые милейшим Юлием Борисовичем Ремке, что держал книжную лавку «Ремке и Сыновья».

И это были не какие-нибудь там французские романы или модные журналы. Солидные труды по истории и политэкономии, дозволенные цензурой. Что сестра с ними делала, Федор не знал, да и знать не хотел до поры до времени.

И сейчас, едва взглянув на сведенные вместе брови кадета, его старшая сестра вздохнула, откладывая книгу.

— Ну, чего тебе?

— Много чего. — Федя закрыл дверь в комнату сестёр. — Эсдеки твои нужны, вот чего.

Вера, против его ожиданий, не стала ни фыркать, ни отнекиваться, ни даже раздражаться, как в прошлые разы.

— Ты опять про эту выдумку с побегом?

— Нет, — Федя покраснел, но смутить себя не дал. Сейчас это уже казалось и впрямь не столь гениальной мыслью. — Побеги — побегами, но есть дело поважнее.

Что-то всё-таки, видать, изменилось в нём самом

— Рассказывай.

— В Илью Андреевича Положинцева стрелял Йоська Бешанов, — выпалил Федор самое главное. — А Бешанов — это твои эсдеки.

И не услыхал даже ожидаемого им и возмущённого «да какие они мои⁈»

— Ты уверен? Разве твой Илья Андреевич знает, кто такой Йоська Бешеный? Видел его где-то?

— Не видел. Но описал очень подробно. Даже удивительно, что успел разглядеть.

— Видимо, они хотели наверняка… вот и потеряли осторожность, подошли слишком близко… и фонарь, наверное, там был…