Гарри Гаррисон - В логове льва
УЛЬТИМАТУМ
Дождь заливал стеклянные двери вестибюля потоками воды, сквозь которые едва виднелись понурившиеся лошади, запряженные в карету, стоящую перед крыльцом. У окна Авраам Линкольн беседовал с послом Пирсом и генералом Шерманом. Расстроенный Пирс говорил извиняющимся тоном:
— Больше я ничего не знаю, господин президент. Лакей принес мне записку от мистера Фокса, сообщавшую, что он слегка задержится, ждать его не следует и чтобы мы шли без него.
— Ну, правду говоря, я не рвусь выходить в такой ливень. Дадим ему еще минут пять в надежде, что тем временем распогодится. Я уверен, что у нас в запасе еще масса времени, чтобы попасть на ассамблею.
— А вот и он! — сообщил Шерман и, оглянувшись на ожидающую карету, поднял воротник кителя. — Ну, хотя бы дождь теплый в это время года.
— Прошу прощения, джентльмены, — выдохнул Гус, поспешно подходя к ним. — Я задержался из-за донесения, полученного от агента. Похоже, британцы все-таки будут. Сообщают, что замечена входящая во дворец солидная компания — да притом с лордом Пальмерстоном во главе!
— Что ж, сюрпризам нет конца, — заметил Линкольн, — как сказал человек, впервые увидевший слона. Полагаю, нам следует наконец-то встретиться.
— К добру или к худу, — Пирс принялся утирать взмокший лоб извлеченным из кармана платком.
— Это мы узнаем достаточно скоро, — откликнулся Линкольн. — Итак, а теперь не пойти ли нам наперекор стихии и наконец познакомиться с лордом Пальмерстоном?
Карету по-прежнему сопровождали бельгийские кавалеристы, вымокшие до нитки и выглядевшие довольно жалко. Мокрые плюмажи на их шлемах слиплись и поникли. Должно быть, король Леопольд усмотрел личную вину в том, что на американского президента совершили покушение в его стране, и решил позаботиться, чтобы подобное не повторилось. В отеле хватало ненавязчивых стражей, по большей части переодетых служащими, а другие ждали вдоль маршрута следования кареты. Король счел, что на карту поставлена честь Бельгии.
До дворца было рукой подать, но когда они подъехали, им пришлось подождать, когда выберутся пассажиры двух карет, прибывших чуточку раньше. Чтобы попасть в здание, гостям приходилось бросаться навстречу ливню, а лакеи с зонтиками изо всех сил старались защитить их от стихии. Кавалеристам задержка пришлась не по душе, их беспокойство передалось коням, и те принялись бить копытами, натягивая поводья. И животные, и всадники испытали немалое облегчение, когда передние кареты уехали, уступив им место у основания лестницы.
Во дворце американцев сопроводили в большую палату, где должна была состояться конференция. Даже в этот хмурый день сквозь высокие, доходящие до потолка окна вливались потоки света, а позолоченные газовые рожки рассеивали мрак без остатка, заодно освещая богато расписанный потолок, где кентавры гарцевали вокруг полуодетых дебелых женщин.
Но Авраам Линкольн даже не глядел на все это. В противоположном конце комнаты, как раз напротив их стола с каллиграфически выписанной табличкой «Etats-Unis»[8] находился стол «Grande-Bretagne»[9]. Один из сидящих явно выделялся из прочих. Оперев ногу на поставленную перед ним скамеечку, сцепив ладони на набалдашнике трости, он исподлобья озирал всю ассамблею.
— Лорд Пальмерстон, как я понимаю? — вполголоса осведомился Линкольн.
— Никто иной, — кивнул Гус. — Похоже, он нынче не в духе.
— Судя по общему тону его переписки с нами, желчь переполняет его постоянно.
Как только бельгийский министр иностранных дел барон Сюрле де Шокье встал и обратился к ассамблее по-французски, ропот разговоров стих.
— Он просто зачитывает официальное, ни к чему не обязывающее приветствие всем представленным здесь делегациям, — шепотом сообщил Фокс на ухо президенту. — И выражает искреннюю надежду, что плодотворным итогом этих крайне знаменательных и чрезвычайно важных переговоров станет процветание всех стран.
— Вы не устаете изумлять меня, Гус, — кивнул Линкольн.
Фокс с улыбкой очень по-галльски пожал плечами.
Закончив, барон взмахом руки дал знак секретарю, и тот принялся зачитывать повестку дня ассамблеи. Но лорд Пальмерстон решил, что с него довольно. С урчанием, смахивающим на отдаленный гул извержения вулкана, он поднялся на ноги.
— Прежде чем все это продолжится, я должен решительно опротестовать характер и персональный состав этого сборища…
— Прошу, ваша светлость, сперва выслушать повестку! — взмолился де Шокье, но Пальмерстон и слушать ничего не хотел.
— Протестую, сэр, против самой сути происходящего. Мы здесь собрались на форум величайших наций Европы, дабы обсудить проблемы, имеющие самое непосредственное к ним отношение. Посему я категорически возражаю против присутствия представителей нации выскочек, обретающихся по ту сторону Атлантики. Они не имеют права находиться здесь и не имеют отношения к обсуждаемым здесь вопросам. Один лишь их вид омерзителен всем честным людям, какой бы национальности они ни были. И особенно оскорбительно присутствие в их гуще офицера, каковой чуть ли не вчера был решительно причастен к безжалостному избиению верных британских войск. Они преступили законы совести, сэр, и надлежит не мешкая выставить их за дверь.
Публичные дебаты были Аврааму Линкольну не в диковинку. Он медленно выпрямился во весь рост, с небрежным видом держась за лацканы, но те, кто знал его получше, сразу поняли, что этот потупленный взор не сулит оппоненту ничего хорошего. Едва Пальмерстон примолк, чтобы перевести дыхание, как высокий, пронзительный голос Линкольна эхом раскатился по залу.
— Полагаю, британский представитель действует под влиянием вбитых себе в голову ложных представлений, за что я и прошу прощения у всех собравшихся. Следовало бы ему знать, что все представленные нации собрались здесь по официальному приглашению самого короля Леопольда Бельгийского. Мы стали участниками чрезвычайно серьезного и важного события, ибо это не провинциальная европейская сходка, а форум держав, сошедшихся, дабы вместе обсудить вопросы всемирной важности. Как Британия представляет всепланетную империю, так и мы говорим от лица Нового Света и его стран из-за Атлантического океана…
— Ваши аналогии одиозны, сэр! — взревел Пальмерстон. — Да как смеете вы сравнивать просторы Британской империи, мощь нашего союза, движущего миром, со своими ублюдочными так называемыми демократиями?!
— Да как смели вы возводить клевету на этого доблестного воина, генерала Шермана, когда я вижу военные мундиры во множестве по всему залу? И не будете ли вы так добры поведать мне, не генерал ли прямо у вас за спиной?
Пальмерстон, побагровевший от гнева, совсем забылся.
— Вы слишком много на себя берете, говоря со мной в подобном тоне…
— Я много на себя беру, сэр? Да я вообще ничего на себя не беру. На самом деле я прекрасно владею собой, говоря с человеком, который был столь нагл, столь опрометчив, что осмелился послать войска для нападения на нашу миролюбивую Родину. И этот воинственный акт не сошел ему с рук безнаказанно. Однако я от всей души уповаю, что народы, собравшиеся здесь, забудут прошлое и войны. Вместо этого мы должны устремить взоры к миру и мирному сосуществованию.
Пальмерстон, вне себя от ярости, молотил своей тростью по столу до тех пор, пока протестующие голоса шокированных делегатов не смолкли.
— Посланцы Ее Величества прибыли сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления. Мы с радостью обсудим вопросы взаимного сотрудничества с посланниками европейских держав как-нибудь в другой раз. Но не здесь, не сегодня, пока эти совершенно омерзительные заморские агрессоры находятся в этом зале. Посему вынужден пожелать вам всем счастливо оставаться.
И заковылял прочь из залы. Распухшая нога сдерживала его прихрамывающий аллюр, ослабив эффект демонстративного ухода. Большинство остальных членов делегации поспешили за ним.
Дверь с грохотом захлопнулась, Линкольн глубокомысленно кивнул и без спешки уселся, проронив:
— Полагаю, теперь секретарь может продолжать.
Секретарь начал было снова зачитывать повестку дрожащим голосом, но тут его перебил барон де Шокье.
— Мне кажется, мы сможем вернуться к повестке дня после краткого перерыва. С вашего позволения, господа, встретимся через час.
— Чрезвычайно свирепый нрав для старика, — заметил Линкольн. — Просто удивительно, как он не лопнул много лет назад.
— Должно быть, все было подстроено заранее. — Фокс встревожился не на шутку. — Король Леопольд — любимый дядюшка королевы Виктории, и она то и дело обращается к нему за советом и помощью. Зная это, премьер-министр не мог запросто отмахнуться от приглашения. Но прибыть сюда для Пальмерстона одно дело, а вот остаться и говорить о мире с янки — совсем другое. Зато теперь они подняли боевые знамена…
