Иван Евграшин - Стальной Лев Революции. Восток.Книга вторая
— А что же будет теперь со мной? Я же предала Дело Революции. Меня расстреляют?
— Любушка, ну что вы, право слово? Ничего дурного с вами не будет. Я поговорил с Феликсом Эдмундовичем и он согласился со мной, что для вас будет лучше остаться работать в моем поезде. Опасаться мести со стороны заговорщиков тоже надо. Дзержинский просил поблагодарить вас от своего имени, как председатель ВЧК. Любаша, вы так помогли нам всем. И потом, я же не могу вас просто выбросить на первом перроне, как нашкодившего котенка. Тем более, вы такая умная и красивая девушка. У вас прекрасная чистая душа. Вас просто сбили с нужного пути, и вы ни в чем не виноваты.
Девушка опять заплакала. Я принялся ее успокаивать…
Успокоил только под утро.
Точно пора разводиться с женой Троцкого. Теперь можно.
Глава 2
Мой поезд двигался к Челябинску. Каменев уже доложил о боях на окраинах и в самом городе. Командующий фронтом, так же как и Фрунзе, постоянно держал меня в курсе происходящего.
Как оказалось, у колчаковцев на челябинском направлении после Златоуста вообще отсутствовали какие-либо оборонительные позиции. Боеспособных частей на пространстве между двумя городами тоже не было. Белогвардейцы собрали все, что возможно для удержания Челябинска, где были расположены все тыловые учреждения Западной армии: склады, мастерские, запасные части, все собственное хозяйство армии. В городе было сосредоточено большое количество продовольствия, оружия, боеприпасов, паровозов и подвижного состава.
В самом городе на стадии формирования находились две дивизии для Западной армии. Кроме того, колчаковцы мобилизовали и поставили в строй всех, кого только смогли найти, включая легкораненых и больных. Насколько смогли, создали оборонительные позиции и укрепили город.
С запада в Челябинск стекались отступающие в беспорядке остатки частей Западной армии, Уфимской и Волжской групп. Из отступающих частей формировались более-менее боеспособные батальоны, которые и занимали оборону на подступах к городу.
Командование колчаковцев решило не только удержать Челябинск, но и попытаться вырвать инициативу из рук большевиков, с расчетом, по-видимому, на полный разгром красных. Вероятно, в Ставке Колчака не смогли в должной степени оценить угрозу наступления, так как генерал-майор Лебедев вместо того, чтобы начать планомерный отход к Кургану, отдал приказ контратаковать красных у Челябинска и полностью их уничтожить. Сложно сказать, что это было. Полное непонимание обстановки или жест отчаяния? Скорее всего, и то и другое, но иначе, как авантюрой, действия Лебедева назвать было сложно.
Связь с Омском была прервана и в Ставке белогвардейцев только примерно догадывались о действительном положении дел. Диверсионные группы чекистов уже вторую неделю вовсю орудовали на направлениях Челябинск-Курган и Екатеринбург-Курган — резали и снимали провода, подрывали и разбирали железнодорожные пути, уничтожали телеграфы на станциях. Сколько-нибудь достоверной информации о численности и мощи наступающих красных в штабе Ставки Колчака не было. Действовали как Бог на душу положит. Генерал-майор Лебедев направил из Омска для обороны Челябинска Сибирскую дивизию. Дивизия имела дефекты по составу и техническому оснащению, но на общем фоне считалась боеспособной. Кроме того, начальник генштаба Колчака почему-то рассчитывал на Уральскую группу, которая фактически существовала только на бумаге. Несмотря на это ей поставили обычные для группы задачи, не учитывая, что в ее составе нет, не то что дивизии, а и полка не наберется.
С моральным настроем белых было не лучше. Солдаты отступавших частей говорили о несметных полчищах большевиков, лавиной хлынувших на Уфу. Большими проблемами для оборонявшихся стали дезертирство и переход частей на сторону большевиков. К примеру, Башкирский корпус практически в полном составе перешел на сторону красных и после небольшой проверки был отправлен в район Стерлитамака для прикрытия флангов наступающей группировки от возможного удара казаков из района Оренбурга. Корпус не только прикрыл южный фланг Южной Ударной группы, но и своим появлением на направлении Стерлитамак-Оренбург создал угрозу для Оренбургской армии. Оренбург оказался фактически в полукольце красных частей. В городе объявили мобилизацию, но теперь казакам приходилось думать о том, как и куда отходить в случае наступления большевиков на город, а не о том, где им удобнее атаковать.
Как бы там ни было, план генерала-майора Лебедева был принят и утвержден Колчаком. Приказ о контрнаступлении был отдан, и его надо было исполнять, используя для этого Западную армию и последние резервы.
План сражения белогвардейцев был таков. Центр должен удерживаться вблизи города, а оба фланга перейти в решительное наступление. Штаб Западной армии отправил свой эшелон на станцию Чумляк, а командующий армией с частью штаба перебрались в город. Такой переход для непосредственного управления войсками был бы хорош, если бы заранее была установлена связь с боевыми группами и все знали, где кто находится и что им делать. Кроме того, у колчаковцев практически не было резервов, чтобы влиять на исход боя и обеспечить себя от случайностей.
Когда передовые части Четвертой армии под командованием Фрунзе утром 11 января подошли к городу, они нарвались на сильный огонь. Тактика обороны белых была весьма простой и действенной, ее использовали еще каппелевцы, отступавшие в ноябре-декабре к Уфе.
Снег был очень глубок и не допускал на большом расстоянии движения вне дорог. Части красных подпустили к окраинам города на расстояние действительного огня, где их заставили огнем развернуться в глубоком снегу и залечь. Морозы стояли сильные, поэтому выдержать такое лежание долго было нельзя, а продвигаться вперед очень трудно.
Большевики начали отход, который сопровождался большими потерями, так как артиллерия колчаковцев яростно преследовала огнем отступающих. С началом отступления передовых частей Четвертой армии колчаковцы пошли в атаку. Кое-где они добились успеха, но частичного. Решительного успеха не было, да и не могло быть.
Михаил Васильевич Фрунзе, несколько расслабившийся после молниеносного взятия Златоуста и быстрого преодоления уральского хребта, моментально собрался и ударил по атакующим колчаковцам всей мощью. К 14:00 11 января Сибирская стрелковая дивизия белых полностью потеряла боевое значение, а большая часть ее солдат сдалась в плен. Уральская группа к этому времени окончательно значилась только на бумаге.
Перемолов ударные части белых Фрунзе, по указанию Каменева, нанес удар не по центру обороны колчаковцев, а на их правом фланге и сумел ворваться в город, выйдя в тыл дивизиям, обороняющим центр позиций белых. Солдаты почти сформированных резервных дивизий начали самовольно оставлять позиции, разбегаться и сдаваться в плен. Некоторые части в полном составе переходили на сторону красных. Фактически это уже был разгром. Тот же самый глубокий снег, который затруднял атакующие действия красным, теперь мешал белогвардейцам перегруппировать силы или организовать планомерный отход.
Только что я вернулся после, наверное, последней проверки готовности Омской группы. Все было готово. Единственным изменением в составе группы стал еще один состав — путеукладчик с ремонтниками и три платформы с рельсами и краном к первому составу с бронедрезинами. Это было предложение Сталина, который отметил, что было бы полной глупостью остановиться по дороге из-за разобранного пути и думать о том, где найти ремонтную бригаду и пару рельсов. Я с ним согласился и еще несколько таких поездов были предоставлены в распоряжение Южной ударной группы.
Все чекисты Дзержинского были ли на месте и усиленно готовились к акции. Товарищ Тер-Петросян прибыл еще 6 января вместе с последними чекистами из Москвы. Он очень быстро вник в суть предстоящей операции и последние пять дней сидел вместе с чекистами над планами и схемами Омска, внося какие-то коррективы в план. «Старому» экспроприатору было виднее, что и как делать.
Вся компания не спеша, продвигалась к Челябинску следом за частями Четвертой армией и не своим ходом. Экономя ресурс паровозов, эшелоны тянули старые добрые «овечки».
***
Когда я вернулся в вагон и уселся пить с мороза чай, Глазман принес мне шифрограмму Дзержинского. Феликс Эдмундович закодировал сообщение известным только нам кодом, поэтому мне предстояло заниматься расшифровкой самому. Секретарь сказал, что кроме этого послания есть еще одно, намного большее по объему, закодированное обычным шифром и шифровальщик как раз сейчас занимается им. Оторвавшись от чаепития, я занялся шифрограммой.
