Владимир Романовский - Добронега
– Да?
– Отнеси, будь добр… тебе там покажут, каким именно девкам… на Подоле… не знаю, ну хоть по гривне каждой.
– Это много, – возмутился Борис.
– Засупонь хлебало! – злобно рыкнул Владимир, не сдержавшись. Прикрыв глаза, он вздохнул, снова их открыл, и посмотрел на Добрыню.
– Не в службу, а в дружбу.
– Стар я, Владимир, для передачи денег таким особам.
Какие все медлительные кругом, и как туго соображают, подумал князь. Вот поэтому, наверное, я и толстею, хорла.
– Не могу же я холопа послать, – объяснил он. – Если эта свинья ведет себя так, как она себя ведет, надо же это как-то уравновесить. Пошлю холопа, а там скажут – а, так князь считает, что детям его все можно, вон холоп подачку принес. А придешь ты – какое-никакое, а уважение.
Добрыня мрачно смотрел на князя. Лет десять назад он бы густо покраснел и ни слова не говоря ушел бы, уехал бы за тридевять земель дуться. Какое-никакое, надо же.
Князь порассматривал угрюмого Добрыню с пучком укропа в руке и потеплел.
– Ну прости. – Владимир засмеялся. – Люблю шутить.
– Это ты так шутишь? – спросил Добрыня.
Князь опять засмеялся.
– Отнеси, – сказал он. – Будь другом.
– Ладно.
Добрыня вышел. Князь еще раз хохотнул беззвучно. Злость на сына прошла. Пришла жалость.
Хорохорится, думал Владимир. Эх! Помру я, не дадут ему спокойно править. Слабый он у меня. Но очень хочет, чтобы его сильным считали. Во всем мне подражает, а получается глупо и говорит нескладно. Мать его была женщина мягкая.
Вспомнив о матери Бориса, Владимир загрустил. В жизни его было очень много женщин. Мать Бориса была единственной, изменяя которой он чувствовал себя виноватым.
– Теперь можно? – спросил Борис, изображая ворчание.
– Можно.
Борис подошел к столу, взялся за тяжелый кувшин, налил себе в кружку бодрящего свира, и выпил залпом. Некоторое время он стоял, держась за стол и жмурясь. Схватив две редиски с блюда, он запихал их себе в рот и зажевал смачно.
– У Святополка я был вчера утром, – сообщил он некоторое время спустя.
– У Святополка.
– Да.
– Где же это?
– В темнице, где же еще. Куда ты его засадил, там он с тех пор и сидит.
– А ты, стало быть, в гости ходишь.
– Нельзя?
– Можно, – неприязненно сказал Владимир. – Вот только не знаю, зачем это тебе.
– Он говорит, что никакой он не заговорщик. И что все это клевета. И вообще его надо отпустить.
– Это он так говорит, что его отпустить надо, или ты сам так считаешь?
– Я сам так считаю. С ним интересно. То он истории рассказывает разные, то мы с ним в игры играем всякие. Вчера вон в шахматы играли. Он говорит, что хоть ты его и не любишь, он тебя любит, и почитает.
– Отец! – раздался звонкий, но низкий и густой, женский голос. В помещение вбежала привлекательная молодая женщина. – К тебе гости из дальних стран!
– Дура! – закричал Владимир, приподнимаясь из-за стола. – Сколько тебе раз велено не носиться по комнатам как кобыла гривастая по пастбищу! Посмотри в окно! Что там?
– Киев, отец ненаглядный мой, – с притворным смущением и испугом ответила женщина. – Как есть Киев. Я тут было подумала, что Чернигов, или, чего доброго, Лютеция, а тут смотрю – Киев.
– Так вот должен быть в княжьем дворце порядок и, как говорят франки, этикет. Ну и дети у меня. Что сыновья, что дочери.
– А ты вчера опять напился? – спросила она радостно у Бориса. – То-то я слышу вы тут оба кричите, как на торге. Отец! К тебе дорогие гости, много лет не виденные светлыми твоими очами.
– Докладывают слуги, – заметил Владимир.
– Да какие там слуги! Александр приехал. Сам Александр!
– Александр Великий? – переспросил Владимир. – Тот, что узелки развязывает и с этим… который в бочке… болтает?
– Перестань, отец! Будто ты не знаешь, какой Александр.
– Знаю. – Владимир почесал в затылке. – Ты в него влюблена была когда-то.
– Ах, оставь пожалуйста! Женат он, с женой приехал. Будет сегодня пир! Будет он рассказывать! Наконец-то в тереме появился человек, умеющий толком что-то интересное рассказать. А то все очень заняты государственными делами.
Борис икнул и снова налил себе бодрящего свира.
Владимир покачал головой. Дочь свою Предславу он очень любил, по-своему, и позволял ей очень много, и был даже рад, что не выдал ее пока что замуж. Княжьим дочерям ждать не опасно. Их можно и в сорок лет замуж выдавать. А ей только двадцать. Ну, хорошо, двадцать два. Ну, пусть является Александр. Старый воин, не желающий выглядеть старым воином. Бабник и проходимец, но умен, смел, и не враждебен. Женат он? Надо же.
– Что ж, зови Александра.
Александр вошел энергичной походкой, клацая сапогами по мраморному полу. Франкский плащ перекинут через согнутую руку. Владимир не удержался – встал и пошел навстречу. Не давая Александру поклониться, он горячо и искренне его обнял.
– Здравствуй, здравствуй, негодник, – сказал он.
Борис тут же взревновал Александра к отцу. Долговязый Александр и маленький Владимир вместе выглядели глупо. И вообще – является неизвестно откуда, а ему вон какое радушие выказывают. Вот его надо вместо Святополка посадить в темницу. Он быстро налил себе еще полкружки, пожалел, что это не брага, и выпил.
– Пойдем в покои, – Владимир кивнул Александру. – А ты, – он повернулся к Борису, – не пей больше, да выйди разгуляться. Но учти. Не до самой ночи. Если придешь после захода солнца, я тебя запру на месяц, как барышню, в светелке. Не шучу.
Борис проворчал что-то невразумительное и опять икнул.
В покоях Владимир и Александр опустились в венецианские скаммели. Гость тут же закинул ногу на ногу, локоть небрежно отбросил в сторону, и подмигнул Владимиру.
– Ты все такой же, – отметил Владимир, не осуждая. – Что слышно?
– Предпринял я, князь, путешествие по миру с молодой женою моей, – ответил Александр нарочито степенно.
– Жена твоя из каких же родов будет?
– Из италийских.
– Ну да?
– Хотя, по правде говоря, из саксонских.
– Это как же?
– Родилась она на туманном острове, но после долгое время резидентствовала на лазурном южном берегу, и я к ней там присоединился. Дом сейчас строится, совсем рядом с Венецией. А мы пока что ездим по миру. Не по всему миру, а только по цивилизованной его части. Развлекаемся.
– Что ж ты ее не привел?
– Пусть поспит. Она утомлена путешествием.
– Где же ты был?
– У франков был. У немцев был. У датчан был. У норвежцев. У шведов. Ну и по славянским землям поездил такими, что ли, зигзагами, – Александр показал рукой, какими, – как, вроде, ладья против ветра идет. Был, стало быть, в Новгороде, в Муроме, в Ростове, в Полоцке.
Перечисление городов насторожило Владимира.
– А в Черновцах был?
– Не доехал еще. Ну, это как в дальнейший путь соберемся. Да и стоит ли там быть?
– Договаривай.
– Да, вроде, все.
– Нет, не все, – Владимир пристально смотрел на собеседника. – Это неспроста. Перечисляешь города, где в посадниках мои сыновья сидят, либо числятся. Стало быть, мысль есть какая-то за всем этим.
– Есть. Помнишь, когда я уезжал, спрашивал ты меня?…
– Да, – подтвердил Владимир. – Да, точно, было.
– Что же спрашивал?
– Спрашивал, что будет с моим наследием.
– Ты, наверное, шутил, – заметил Александр. – По обыкновению. Но я пообещал подумать и посмотреть. И вот я подумал и посмотрел. И, не заехав даже к батюшке моему, который, впрочем, все равно сейчас обедню служит, на коей наихристианнеший князь почему-то не присутствует… явился я к тебе. Посмотреть – все ли тебе еще интересно, или же нет.
Сейчас будут неприятности, подумал Владимир. Возможно крупные. Алешка всегда разговаривает много, когда крупные. Лень. Не хочется. Не хочется заниматься неприятностями.
– Да я и так все знаю, – уныло протянул он. – Ну, подерутся сыновья, не без того. Я тоже с братьями дрался. Будущее Руси – вон оно, в соседней комнате, похмеляется.
– Нет, – возразил Александр. – Вовсе не там, и вовсе не в Киеве. Но тебе это неинтересно. Расскажу я тебе лучше про немцев. У них есть одна забавная легенда…
– Нет уж, ты договори, пожалуйста.
Александр с сомнением посмотрел на князя.
– Правду сказать?
– Да.
– В темницу не посадишь?
– Сейчас вернется Добрыня, – пригрозил Владимир, – и я его попрошу, по старой памяти, тебя за уши отодрать.
– Ага, – откликнулся Александр, делая вид, что воспринимает это, как серьезный аргумент. – Ага. Ну, раз Добрыня, то придется договорить. Придется. Да. Ну, что ж. Сыновья у тебя, князь – как на подбор. Упрямые, кичливые, недоверчивые, и не любят друг друга – страсть. И каждый заранее готовится занять киевский престол. Для чего ему придется драться с остальными. Каждый думает, что его поддержит народ. Каждому нет никакого дела ни до народа, ни до тебя. Каждый сам себе великий правитель. Кроме одного.
