Андрей Саргаев - Е.И.В. Красная Гвардия (СИ)
А вот ещё один министр. Его должность именуется «министр по делам инородных национальностей, реформирования и расширения казачества, внутренних и, частично, внешних дел». Зато теперь ни одна сволочь не упрекнёт генерал-майора Платова в самоуправстве, когда тот в очередной раз подвинет кавказскую границу вёрст на сто. Подобное случилось в начале зимы — раздосадованный прерванным Индийским походом Матвей Иванович, ни у кого не спросясь, по дороге на родной Дон немного пошалил, результатом чего стала небольшая победоносная война с некоторыми территориальными приобретениями. Проказник, про что и говорю.
Мария Фёдоровна внимательно наблюдает за мной:
— Ну и как, дорогой?
— Душа моя, люди прекрасно обходятся без моих улыбок, им и так есть чем заняться.
— Даже ему? — короткий жест в сторону виновника сегодняшнего торжества, стоящего в полном одиночестве и некоторой растерянности.
Вот проклятье, совсем упустил из виду, что у Александра Фёдоровича здесь нет знакомых, исключая меня, Машу, и Кулибина. Но Иван Петрович скачет по зале молодым козликом. А к нам Беляков подойти стесняется и опасается. Всё-таки одно дело, пить водку с императором в скромном жилище купца третьей гильдии, и совсем другое — увидеть его в почти музейных интерьерах Михайловского замка, на скользком паркете, в окружении блистающих орденами генералов и блистательно прекрасных дам. Я бы тоже на его месте чувствовал себя не в своей тарелке.
— Фёдорыч! — оклик звучит негромко, но для тренированного уха опытных царедворцев кажется громом небесным.
Вот чему удивляюсь до сих пор, так это тому, что внешним проявлениям монаршего расположения придаётся слишком большое значение. Среди собравшихся это заметно в гораздо меньшей степени, но обычные лизоблюды гордятся даже званием мудака, если оно дано высочайшим мнением.
— Да, государь? — откликается Беляков, и делает несколько шагов навстречу.
— Александр Фёдорович, а не выпить ли нам водочки, как в старые добрые времена?
— Под подновские огурчики? — далее министр вынужден протискиваться ко мне сквозь толпу, мгновенно образовавшуюся вокруг нового императорского любимца. Все знают, что я не пью водку, и столь решительное предложение показывает высочайшую степень предрасположенности. — Совершенно случайно захватил с собой пару бочек, государь! Как вы и любите, солёные в тебеках.
Тебеки, это тыквы в подновском произношении. По странному совпадению, или прихоти высших сил, я сам когда-то родился в Подновской слободе Нижегородской губернии больше ста лет тому вперёд. Тебека — родное слово.
Отгоняю от Белякова внезапно образовавшихся друзей, делаю несколько шагов вперёд, и беру министра под локоть:
— Присоединимся к Бенкендорфам?
Александр Фёдорович с опаской бросил взгляд на генералов:
— Разве с немцами можно пить водку?
Ещё одна больная тема… После того, как перестал воспринимать вселение в тело и сознание императора Павла Петровича как необычный сон, желание удавить всех подданных немецкого происхождения было просто невыносимым. Какой тут в задницу интернационализм? Первым исключением, потянувшим за собой все остальные, и стали Бенкендорфы. Сначала сын, а потом и отец.
— Они русские, Александр Фёдорович. А происхождение… какое нам до него дело?
Христофор Иванович встретил нас приветливой улыбкой и вопросом:
— Ваше Императорское Величество, почему человек столь высоких заслуг перед государством до сих пор не имеет титула?
— Зачем? — ответный вопрос прозвучал у меня и у Белякова одновременно. У него, правда, был несколько конкретнее. — За что же такая напасть?
Московский генерал-губернатор изобразил недоумение и пояснил:
— Но как же! Титул — это… Ну вы понимаете?
— Я понимаю, — Бенкендорф-младший спрятал промелькнувшую улыбку. — Пока уважаемый Александр Фёдорович является представителем простого народа, весьма достойным, надо заметить… так вот… он может отвечать на любой косой взгляд, да и на любое оскорбительное слово, ударом в зубы.
— Моветон, — заметил Христофор Иванович.
— Ну и что? Зато такое действие является не поводом к дуэли, а причиной возбуждения уголовного дела со стороны моего министерства. И, заметьте, отнюдь не против господина министра.
— Саша, — мягко укорил Александра Христофоровича отец. — Ты преувеличиваешь. Посмотри вокруг — хоть кто-то из собравшихся бросит вызов Александру Фёдоровичу?
— Oui, papa, но вы забываете, что сегодня здесь присутствуют только те, кто Отчизне посвятил души прекрасные порывы.
— Изрядно сказано! Сын, ты поэт!
— Это из сочинений Его Величества.
Да уж… не помогает прямое упоминание авторства, объясняемое молвой обычной скромностью, и я поневоле прослыл изрядным виршеплётом. Осторожнее надо в следующий раз, а то рискую оставить русскую литературу в глубокой заднице, где она, собственно, сейчас и пребывает. Редкие исключения вроде Державина можно не принимать во внимание, они лишь подчёркивают общее плачевное состояние. В книжных лавках сплошь французские да немецкие фамилии на обложках… срамота! А названия? Куда смотрит цензура? Взять хотя бы сочинения некоего Андреаса фон Кумарера — «Красный афедрон», «Белый афедрон», «Синий афедрон»… Это к чему говорю? А к тому, что Гавриил Романович из-за услышанных стихов Сергея Есенина чуть было не бросил писать свои. А нельзя, ему ещё Пушкина благословлять перед схождением в гроб. Нет, гроб не для Пушкина… маленькому Саше пока только три года, но Сергею Львовичу, его отцу, недвусмысленно дали понять, что Нижегородское Суворовское училище через несколько лет примет нового воспитанника с распростёртыми объятиями.
— Не нужно так грубо льстить, Александр Христофорович, а то сделаю вывод, что лестью ты пытаешься увести разговор от печального положения дел в собственном ведомстве.
Бенкендорф-младший виновато промолчал. Ладно, не будем сегодня о грустном и наболевшем, тем более дежурный порученец в пятнистом лейб-егерском мундире уже разлил водку по рюмкам.
Последний писк моды, кстати. Это про егерей, а не про рюмки. С недавнего времени в высшем свете стало модным заменять лакеев отставными солдатами гвардейских полков, отказавшимися от получения земельного надела, которые одновременно являлись телохранителями и преподавателями военной подготовки для наследников, если таковые имелись. Надо будет как-нибудь спросить у Александра Христофоровича, не упустил ли он возможность иметь почти в каждом приличном доме своего человека. А то мало ли чего. Но это маловероятно, чтоб упустил — у министра госбезопасности не голова, а Дом Советов.
— Ну что, первый тост за Родину, господа генералы?
— А мне, как лицу сугубо статскому, позволено будет выпить? — Беляков освоился и теперь пытается шутить.
— И не надейся избежать мундира, Александр Фёдорович, — обнадёживаю министра. — Золото, оно кровь войны, и ответственному за его добычу никак не миновать генеральского чина.
Не поверил, приняв за удачный каламбур. А зря, между прочим! В моих ближайших планах есть освоение Колымы с Аляской, а на такие масштабы нужно назначать по меньшей мере генерал-лейтенанта. Иначе не поймут, дикари-с… И пару-тройку казачьих полков в придачу. Не помрут там с голоду? Если с умом подойти, то и нас переживут.
А огурчики в самом деле хороши! Под такие можно повторить, и не единожды. И уж потом, откинувшись с трубкой в руке на спинку дивана, спокойно и обстоятельно обсудить дела, для маскировки серьёзного разговора посматривая в сторону дам. И они хороши, даже более чем! Некоторые настолько обворожительны, что начинаю немного сожалеть об оставленном в будущем возрасте — ведь сорока ещё не стукнуло, тогда как тут почти вплотную подобрался к половине века. Каких-то пара лет и…
— Да, государь! — кивает Бенкендорф-старший, перехватив мой взгляд. — Были и мы рысаками, не то, что этот вот…
Александр Христофорович слегка пригибается от любящего отцовского подзатыльника и, оправдываясь, обещает:
— Сразу после завершения операции непременно займусь кобелированием, предамся разнузданным оргиям с гетерами и одалисками. Но не раньше, хорошо?
— Твои бы слова, да Богу в уши, — ворчит Христофор Иванович, и тут же становится предельно серьёзен. — Когда начинаем?
— Тут уж всё от Александра Фёдоровича зависит.
— Что именно? — удивляется Беляков.
Правду говорят, что меньше знаешь — крепче спишь. Вот пускай теперь и господин министр по ночам ворочается с бессонницей, не всё же нам одним. Нам, это обоим Бенкендорфам, Аракчееву и Ростопчину. Последнему предстоит самое сложное — организация нужных слухов и написание пространных статей в газеты, объясняющих народу полезность и необходимость проводимых чисток. Ну да, куда же без чисток?
