Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич

Но что в ней таилось? Что?..

Привычное усилие, и, преодолев тьму Чак Мооль, Дженнак очутился в прошлом. Там был богато обставленный хоган, устланный циновками и коврами, с серебряными подсвечниками в форме разинувших пасти кайманов, и с низким столиком - а на столе виднелся ларец с завернутыми в шелк шарами. Он следил, как длинные гибкие пальцы Че Чантара снимают шелковую ткань, и слышал его негромкий голос:

   - Добыча полутора веков... Этот - дар племени котоама и получен сто сорок восемь лет назад; этот - дар старейшин хедина- зи, и ему минуло сто двадцать шесть; этот - от вождей тономов, ему без малого столетие...

Потом Чантар вытянул руку над одним их шаров, что-то ярко вспыхнуло, и над столом возник земной сфероид - многоцветный, огромный, шести локтей в поперечнике, и невесомый, как дыхание призрака...

Прошлое неторопливо разворачивалось в памяти Дженнака. Он снова видел эту запись, видел, как проплывают восточные берега Эйпонны, четкие и будто бы прорисованные уверенной рукой; за ними раскинулась ширь Бескрайних Вод, появились очертания Бритайи, Земли Дракона, Иберы и Лизира - края двух материков, разделенных Длинным морем. Нижний Лизир, был довольно велик и тянулся за экватор к югу, а верхний, Риканна и Азайя, выглядел таким громадным, что у Дженнака, как прежде, перехватило дыхание. Но лежавший на востоке океан оказался еще больше - в его просторах возникали острова, то крохотные, то огромные, не меньше Бритайи; потом из голубой дали выплыли берег Шочи-ту-ах-чилат и Перешеек, соединявший две Эйпонны. Тогда он спросил:

   - Что это, старший родич?

И услыхал в ответ:

   - Наш мир, запечатленный в этом шаре.

А затем Чантар раскрыл вторую сферу...

Тревожный голос Леха Менгича пробился к нему, смыв воспоминания.

- Лорд Джакарра! Ты меня слышишь? Что с тобой, мой господин?

   - Ничего, - ответил Дженнак. - Ничего страшного. Я был безгласен от удивления. Мне уже встречались такие сферы.

   - Где? Когда? - Старик покраснел от волнения.

   - Об этом умолчу - тайна не моя. - Дженнак осторожно коснулся яшмового шара. - Что в нем? Ты знаешь, как его раскрыть?

Вздохнув с разочарованием, старый умелец провел над сферой ладонью, и в воздухе возникло изображение. Базальтовый обломок, тяжелый, темный и ребристый, будто бы мгновенье назад выломанный из твердой плоти задремавшего вулкана... Дженнак узнал его сразу: то была вторая запись, раскрытая Че Чантаром.

Как и прежде, картина начала быстро меняться: поверхность камня приблизилась, выступы и впадины превратились в гигантские горы и ущелья, потом одна из этих скал наплыла, в свою очередь сделавшись переплетением глубоких каньонов, трещин и выпуклых ребер, и вдруг распалась, представ в образе серого тумана, лихорадочно дрожавшего и как бы распираемого внутренней силой. Туман, однако, не был однороден; в этой серой мгле чудились сгущения, подобные зыбким шарам, окруженным трепещущей оболочкой и занимавшим узлы многослойного невода или множества паутин, развешанный слой за слоем и отличавшихся удивительным постоянством в форме ячеек. Сгущения увеличивались, расплывались облаками, но и в них все еще можно было угадать что-то плотное, какую-то регулярную структуру из вращающихся веретен или стремительных вихрей, спрессованных и сжатых подобно зернам, набитым в мешок.

Будто в забытьи, Дженнак повторил произнесенные в прошлом слова:

   - Камень, сотканный из мглы и вихрей...

   - Именно так, - согласился Менгич. - Мы видим внутреннюю структуру материи под большим - просто огромным! - увеличением. Это стало хорошей подсказкой для нас, ло Джа- карра. Мы полагаем, что сгущения - это тяжелые ядра, источник положительных частиц, а вокруг них вращаются вихри из легких отрицательных. Эта конструкция неимоверно прочна, ее скрепляют эммелитовые силы.

   - Как попал к тебе этот шар? - спросил Дженнак.

   - Я получил его давно, когда был немногим старше Вука и Яремы... - Взгляд старика затуманился. - Эммелитовый

Двор еще строили, и стройка была тайной, но он меня нашел, этот человек из Арсоланы... Принес мне сферу и молвил: это для тебя, Лех Менгич. Потоме добавил, что сферу нужно открывать средоточием мысли. Это все, мой господин.

   - И что ты думаешь? Не о явленной нам картине, а о природе шара?

Менгич пожал плечами, снова провел над сферой ладонью, и изображение исчезло.

   - Что я должен думать, лорд Джакарра? Ты ведь слышал, что сказали наши юноши: мы достигнем других планет и звезд... Но если существуют населенные планеты, кто-то мог добраться до Земли... те же шестеро богов со своими Святыми Книгами и остальным добром... Почему бы и нет?

   - Почему бы и нет... - эхом повторил Дженнак. - И правда, отец мой: эти записи — не из нашего мира. Их принесли к нам, и теперь они ходят среди людей, передаются из рук в руки, служат украшением или подарком, но только мудрым открыто их назначение... Тот, у кого я когда-то их видел, тоже мудрец, и он сказал: вот божественное завещание, столь же ценное, как Чи- лам Баль. И еще сказал: не пришло для этого завещания время, и таится оно среди гор, лесов и в иных местах, дожидаясь, когда дети взрастут и поймут, где у клинка острие, а где - рукоять.

   - Дети выросли, и время пришло, - отозвался Менгич, пристально глядя на Дженнака. - Все-таки, мой лорд... прости мое любопытство... ты можешь поведать, кто, когда и где показал тебе такую сферу?

   - Не могу. Не могу, но передам тебе другие слова того мудреца. Он говорил, что мудрость должна сочетаться с осторожностью, ибо для детских игр меч слишком остр, а громовой порошок слишком опасен... Понимаешь?

-’ Да, - прошептал старик. - В знании о Неощутимом скрыты огромные силы, и если повернуть их не к добру, а к злу, мир увянет и падет с древа жизни как высохший лист... Об этом предупреждал тот мудрый человек?

Дженнак молча кивнул и поднялся. Мысли его метались подобно вспугнутым чайкам над берегами Хайана; он чувствовал, что должен обдумать увиденное и услышанное, поразмышлять над тем, как достался умельцу-росковиту один из яшмовых шаров Чантара и кем мог оказаться принесший его арсоланец. Но Менгич, к которому Дженнака проводил Нево Ах-Хишари, являлся лишь первой остановкой в Эммелитовом Дворе, слишком обширном, чтобы осмотреть его за день. А хотелось увидеть все! Или хотя бы самое главное.

До вечера Дженнак и Нево бродили среди приземистых корпусов, сложенных из серого кирпича и укрытых, насколько возможно, под ветвями деревьев, спускались в подземелья, осматривали наземные сооружения, вдыхали воздух, насыщенный то выхлопными газами, то острым привкусом озона. Телохранитель Венец, встретивший Дженнака во Дворе, не преувеличил - здесь трудились сотни умельцев и искусников. Не все, конечно, были мудрецами, но в каждом горел огонь познания; в одних разгорался мощно и ярко, в других чуть тлел, все же давая плоды, пусть не такие чудесные, как учение о Неощутимом. Кехара Ди из Рениги увековечивал изображения на пластинах со светочувствительным слоем, которые, при помощи особых зелий, переносились затем на бумагу; китанец Гун Та занимался веществами, похожими на кость или черепаший панцирь, но при нагревании текучими, как металл - из них делали легкую мебель, перегородки, ткани, посуду и изоляцию для проводов; нефатец Ут работал над станком для сверления железа и камней; Вечер Чинчатаун, потомок атлов и россайнов, изобрел немыслимое, небывалое: судно, способное нырять и плавать под водой - правда, пока в бассейне. В мастерской Фалтафа из Норелга, учителя Нево, ревели моторы, а чуть подальше, в особо прочном бункере, три фалтафовых помощника готовили сихорн - самый чистый, какой только есть на свете.

В таком горючем нуждались многие, и сам Фалтаф, и Вечер с Утом, и Градич, творец необычных воздушных машин. Его конструкции не походили на боевой крылан или воздухолет с газовой оболочкой, хотя, как и крыланы, относились к аппаратам тяжелее воздуха. Крыльев у них не было - вернее, крылья вращались над кабиной, и винтокрыл, как назвал его Градич, мог взлетать и приземляться вертикально.