Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Посняков Андрей
– А Бердята-десятник где? – тряхнув рыжеватою бородой, глянул с воротной башни осанистый начальник стражи. Недоверчиво этак глянул, прищурясь, хотя Митрофана узнал, чего уж.
– Бердята имущество описывать остался, со людищи, – ловко вывернулся боярин. – А князь мне наказал Тимофея вести – вот я и веду… а ты не даешь, мешаешь.
– Да как же я мешаю-то? – смутился-озадачился страж. Князь Святослав Ярославич хоть нраву был и тихого, однако на расправу был иногда скор и очень даже крут. Из тех, из тех князь, про кого говорено, будто в тихом омуте черти водятся. Сегодня одно на уме, завтра – другое.
– Святослав Ярославич наказал, чтоб побыстрее!
– Да отворяю уж, отворяю… Эй, вы там!
Начальник стражи отошел от края башни и – слышно было – заорал на своих воинов. Натужно скрипя, поднялась воротная решетка… Довмонт непроизвольно передернул плечами: вот проедут воины, решетка опустится – и в западне.
Оглянулся князь – ну, где же купец, где воины? Где? Неужели не успели… Ан нет! Вот они! Показались…
Загрохотали по деревянному мостику накрытые рогожками возы. Возы сопровождали воины – а как же, времена лихие. Правда, воинов, может, было куда больше, чем нужно для охраны обоза. Впрочем, торговый гость Окинфей Акулов лично спешился у самых ворот, поклонился:
– Ко князю Святославу с подарками!
– Мы должны осмотреть обоз! – выбежал из ворот начальник стражи, следом за ним – и с полдюжины воинов и еще какие-то служки. – Сам понимаешь, купец, таков уж порядок.
Окинфей скрестил на груди руки:
– Понимаю. Смотри! Посейчас поближе подъедем.
Вновь загрохотали возы… И надо же так случиться – у первого же воза колесо отвалилось, едва под решетку въехал. Отвалилось, покатилось по мосточку, подпрыгивая. За колесом приказчики кинулись:
– Лови его, догоняй!
Приказчикам на помощь – воины. Суматоха вышла. Ор, шум, гам! В этой-то суматохе и скрутили воины князя воротных. Те и опомниться не успели, как выпрыгнули из-под рогожек вооруженные дружинники, как высокий темноволосый воин в золоченом шлеме приставил наконечник копья к шее обезоруженного начальника стражи:
– Ты Пскову-граду иль Святославу-князю служишь? – натянув припасенную в одном из возов кольчугу, грозно вопросил Довмонт.
– П-пскову… – страж просипел натужно, однако гонору не потерял. – Ты мятежник, князь. И ты, Митрофан-боярин… и ты, Окинфей-гость…
– И я тоже, по-твоему, мятежник? А, Путята? – вставил свое слово подъехавший верхом на черном коне важный господин в богатом плаще и собольей шапке.
– Боярин Козьма Никифорыч! – ахнув, узнал страж. – И ты с ними? Но как же… как же так…
– Мы не заговорщики, Путята… Да уберите вы копье!
– Убери, Любарт, – махнул рукой Довмонт, с любопытством прислушиваясь к разговору.
– Мы не заговорщики! – боярин Козьма Косорыл важно притопнул ногою. – Мы лишь исполняем волю псковичей! Пусть будет так, как решит вече. Давно ли Святослав-князь его собирал?
– Давно-о-о-о… – озадаченно протянув, Путята тут же заулыбался. – Все правильно, боярин. Пусть вече решит! На то оно и вече, верно я говорю?
Еще имелась личная дружина Святослава. Верные воины, охранявшие княжеские покои и весь двор. Заговорщики не хотели лишней крови, а потому, используя подкупленных слуг, первым делом пробрались в светлицу княгини… А уже потом Довмонт вошел к палаты князя. Якобы под конвоем.
Святослав Ярославич встретил его надменной насмешкою:
– А, привели? Я знаю всё! Ты, Тимофей-князь, якшался с заговорщиками… мне доложили. Я буду судить тебя…
– Не тебе меня судить, – ухмыльнувшись, Довмонт вытащил меч. – Твоя семья у нас, Святослав Ярославич! И жена, и дети… Ты ведь хочешь, чтоб с ними ничего не случилось?
Сухое, вытянутое лицо князя исказилось гримасой гнева и ужаса:
– Ты… ты не посмеешь! Ты же православный… христианин…
– Я недавний язычник. Кстати, есть такие христиане, что куда хуже язычников.
– Что вы хотите? Чтобы я ушел? – нервно дернув шеей, завизжал Святослав. – Или… убьете…
– Нет! – Довмонт-Тимофей переглянулся с соратниками. – Мы хотим лишь одного. Чтоб ты уважил решение веча.
– Что-о? Слушать худых мужиков вечников? – с ненавистью выкрикнул Святослав. – Я – князь! И ты, Тимофей – князь… путь и неверный. А они… этот подлый сброд, чернь… Ненавижу!
– И тем не менее придется подчиниться. Ты ведь любишь свою семью?
Отстранив князя Святослава Ярославича от власти, заговорщики сразу же собрали городское вече, где – с помощью «боярского лобби» избрали нового князя – Довмонта, в крещении Тимофея. Поклявшись на Библии охранять псковские вольности, бывший неистовый язычник кротко отстоял праздничную службу в церкви Святой Троицы, а уж потом отметил свое избрание добрым и веселым пиром. Впрочем, все же не таким веселым, как хотелось бы…
Как и все заговорщики, Довмонт хорошо понимал, что Ярослав Ярославич Тверской, отец низложенного Святослава, конечно же сделает все, чтобы восстановить своего сына в правах псковского князя! К тому же еще и новгородцы… Ох, уж этот «старший брат»…
Со старшим братом надо было что-то думать, не упуская из виду и мстительного тверского князя Ярослава, кстати сказать, приходившегося знаменитому Александру Грозные Очи (в будущем названному Невским) младшим братцем. Насколько помнил Игорь, Невский как раз в это время по уши завяз в ордынских, вернее – в ордынско-русских делах, и ему было не до отношений Новгорода, Твери и Пскова.
Как понял Игорь-Довмонт из рассказов псковских бояр и купцов, Ярослав-князь на душу был трусоват, и если кого-то и бивал, то исключительно большими силами, а чаще – с кем-нибудь в союзе. Вот хотя бы с братцем своим, Александром, великим владимирским князем, по татарской воле, на Руси – главным.
– Стар уже Александр-князь, – качал головой боярин Козьма Косорыл. – Нет той прыти, что ранее. Да и братца своего, Ярослава, не очень-то Александр жалует. Скорей уж, с новгородцами Ярослав сговорится.
– И новгородцы «пригород» свой вот так запросто пожгут? – не поверил Довмонт. – Ну, ведь Псков-то пока Новгороду подчиняется… пусть и не во всем.
– У Новгорода – своя хитрость, – сказал молодой, но не по годам умный, боярин Митрофан Окуньев. Взяв с полки щипчики, аккуратно снял нагар с горевшей свечки.
Лучшие представители псковского народного собрания – веча – ныне задержались у князя до глубокой ночи – все обсуждали, как быть с возможной «ответкой» Ярослава. Ну, ведь вступится же он за сынка своего обиженного, не может же не вступиться!
– А может, и не вступится! – аппетитно хлобыстнув квасу из большой деревянной кружки, хмыкнул Косорыл. – Новгорода забоится…
Митрофан сверкнул взором:
– А коли договорится Ярослав с новгородцами? Мол, как бы сына-то во Псков вернуть?
– Вот! – боярин Козьма пристукнул ладонью по столу. – Ежели договорится, ежели новгородцы ему мешать не будут… мало того – войско в помощь пришлют… Тогда мало нам не покажется, други!
Бояре переглянулись… а Довмонт неожиданно улыбнулся:
– Надо просто не дать им сговориться. Сделать так, чтоб Новгород Ярослава не поддержал. Всего-то делов!
– Да, но…
– Справимся! – осадил князь. – К примеру, чего новгородцы давно хотят?
Боярин Митрофан почесал бороду:
– Известно чего. Игумнами по обителям псковским людищей своих посадить. Об том архиепископ давно мечтает.
– Так надо им в этом помочь, – хмыкнув, Довмонт обвел присутствующих веселым и каким-то бесшабашным взглядом, вселяя в поникшие было души уверенность и радость. – Не в каждый монастырь, конечно, но… Пойдем на уступки! Симеон, отец – поедешь в Новгород, к архиепископу? Поговоришь про игуменов.
Святой отец перекрестился и благостно покивал:
– Инда, съезжу. За-ради Пскова-града да веры святой православной для.
– Вот и славненько, – потерев руки, Довмонт задал еще один вопрос: – А что, новгородских торговых гостей во Пскове сейчас нету?
