Евгений Токтаев - Неугасимый огонь (СИ)
-- Неужели Хранители слепы и глухи? -- удивился Ранефер, -- кого ты туда послал?
-- Там лучшие.
-- Может быть, ты ошибаешься? И Александр с Архальбу не пытаются играть против нас?
-- Возможно, -- согласился Маатеманх, -- но некоторые косвенные детали указывают на то, что не всё там так просто. Ну и предчувствие.
-- Уже одно это -- достаточное основание для беспокойства, -- сказал Ранефер, -- не помню, чтобы твоё предчувствие, мой друг, когда-либо подводило.
-- Архальбу во всеуслышание пышет ненавистью к македонянам за прошлогоднее разорение. Но, почему-то купцы, прежде занимавшиеся поставками олова в Киццувадну и Хатти, не выглядят слишком огорчёнными. Есть там один, причитает и сетует, но остальные не рвут волос на голове.
-- Это то самое косвенное наблюдение?
-- Да. Больше ничего. Если раньше руду сплавляли на барках вниз по течению Кудшу, то теперь этот путь закрыт. Но я думаю, есть другой. По суше. Там множество троп, а наших людей в тех краях недостаточно, чтобы проверить всё.
-- Но чтобы никто из торговцев-фенех не проболтался... -- задумчиво проговорил Ранефер.
-- Вот и я о том. Думаю, что сговор есть.
Ранефер не ответил. Несколько месяцев назад по его распоряжению Хранители донесли до купцов фенех мысль, что не стоит возить оловянную руду и слитки на север. Дабы компенсировать убытки, было объявлено, что покупателем теперь будет Страна Реки. Однако ремту не слишком нуждались в олове гор Лебани и потому цены на него значительно упали. "Пурпурные" вздыхали, но возражать не смели. Цари Тисури, Тидаина и Гебала беспрекословно подчинялись Верховному Хранителю.
Архальбу, царь Угарита, мог похвастаться большей независимостью. На него пришлось надавить сильнее. Помогло Ранеферу то, что Архальбу особенно ненавидел македонян и потому рад был им отомстить. Поломавшись, царь согласился установить запрет на торговлю с проклятыми пришельцами. Кроме того он науськивал на эллинов пиратов-кефтиу, превратив свой город в настоящее разбойничье гнездо.
Помогло? Сейчас Ипи в этом сомневался. Теперь он подумывал о том, что не учёл сребролюбие фенех. Они легко забывают обиды, если чрезмерная злопамятность прерывает сверкающий поток, льющийся в суму. Архальбу мог задрать цену, продавать олово втридорога. Наверняка Александр согласился на неё. Ипи на его месте согласился бы. Безвыходное положение. Поставки слитков с месторождений митанни ещё дороже.
-- Купеческие ладьи досматривают? -- спросил Ранефер.
-- Да, как было приказано.
-- И ничего?
-- Ничего, -- покачал головой Маатеманх.
-- Вывозят сушей... -- протянул Ипи, -- но ведь караван -- не иголка. И нашей стены им не миновать.
-- Это не единственный проход в Киццувадну.
-- Вот как? Я прежде не интересовался. А зря... Такие вещи нельзя упускать из виду.
Ранефер поскрёб подбородок, помолчал.
-- Прикажешь продумать, как ещё надавить на Архальбу? -- спросил Маатеманх.
-- Нет, -- покачал головой Ипи, -- этого недостаточно. Угарит ни в коем случае нельзя оставлять за спиной. Даже без сговора с Александром Архальбу -- весьма докучливая заноза. А теперь и вовсе. С его независимостью пора кончать. Собственно, то, что ты мне сказал, не меняет наши замыслы. Весной...
-- Сначала Угарит? -- спросил Маатеманх.
-- Да... -- несколько рассеянно ответил Ипи.
Некоторое время он молчал, потом спросил:
-- Что у тебя с Аристоменом?
-- Не нравится он мне. Ни сам он, ни его послания. Если "страшную тайну" девы-убийцы ещё можно было списать на его неосведомлённость, то "Величайший недоволен" в тайнописи -- какая-то нелепица.
-- Здесь можно сделать два вывода, -- сказал Ипи, -- либо он ничего не знает, просто набивая себе цену, либо...
-- Либо использует скрытую тайнопись, -- закончил за Ипи Маатеманх, -- о которой нам ничего не известно.
-- А эти дырочки -- для отвода глаз.
-- Именно это я и хотел сказать, достойнейший, -- кивнул Маатеманх, -- и, несомненно, он намекает на то, что ему нужен связной. Жду с нетерпением.
Ранефер усмехнулся.
-- Я всё же думаю, что он не так прост, как хочет казаться. Наверняка тайнопись есть. Её надо раскрыть.
-- Лучшие Посвящённые Сешат трудятся над этим. Я, кстати, изменил нашу тайнопись. На случай, если этот фенех Итту-Бел осведомлён о ней.
-- Да, это правильно, -- согласился Ипи, не отрывая взгляд от моря, -- Итту-Бел показался мне очень и очень сведущим в истории. Жаль, что прежде не выпало случая побеседовать с ним наедине.
Он повернулся к "первому мудрецу".
-- Думаю, до того, как мои ладьи пойдут к Угариту, ничего особого показывать Аристомену не будем, но подтолкнём к написанию пары писем.
-- Про неприступность Стены Болот он уже написал, -- напомнил Маатеманх.
-- Я знаю. И всё время думаю, не сделали ли мы ошибки, позволив ему сообщить об этом.
-- Я, почему-то, уверен, -- осторожно заметил Маатеманх, -- что они и без этого письма осознали, что ни с Берега Тростника, ни со стороны Хазетиу, ни со стороны Та-Неху в Священную Землю не пройдёт никакое воинство.
-- Ты плохо знаешь Александра, -- возразил Ранефер, -- а я познакомился получше. Подобный вызов лишь подстегнёт его азарт.
-- Ну и пусть. Они тут все сложат свои головы.
Ипи покачал головой.
-- Всё дело в том, что я, в отличие от Величайшего, совсем не горю желанием подсчитывать их головы.
Он посмотрел на небо. Отыскал глазами звезду Асет, прикинул положение её относительно Мер, выхода в море и корабельных мачт.
-- Пойдём-ка.
-- Куда? -- спросил Маатеманх.
-- На башню. Кое-что покажу. Когда ещё такое увидишь.
Быстрым шагом он двинулся прочь с пирса. "Первый мудрец" последовал за ним. Они поднялись на стрелковую площадку сторожевой башни.
-- Ипи, по-твоему, я рассвет в море не видел?
Ранефер ничего не ответил. Он смотрел на чёрную бездну, мерцающую россыпью звёзд, потом опустил взгляд на линию восточного горизонта.
Побледневший престол Нут отразился далёким и неровным розоватым отблеском серебра, как бывает при тусклом свете факела. Море, мгновенье назад -- чёрный гранит с белыми вкраплениями слюды, превратилось в тёмный лазурит, ещё неровный, не ведавший рук ювелира. И почти сразу же -- в светлую, отполированную лазурь.
На востоке вспыхнула сверкающая золотая арка. Триединый в образе юного Хепри являл свою корону только здесь. И только в этот месяц. Ненадолго. Корона угасла, а небо побелело, последняя звезда из блуждающих не хотела сдаваться всесильному свету. Ещё мгновение, и море у них под ногами вспыхнуло переливом фиолетовой бронзы. Внезапно усилившийся тёплый ветер обдал их лица, а мелкая рябь заискрилась синим золотом. Мгновение -- и оранжевый край светила стёр все краски, затопив мир новой радостью рождения дня.
Ипи чуть повернул лицо к северо-востоку.
-- Вот он.
-- Что? -- спросил Маатеманх.
-- Парус. Это Иштартубал.
-- Я ничего не вижу, -- напряг зрение "первый мудрец".
Ипи улыбнулся. Немногие могли тягаться с остротой глаз первого лучника Страны Реки. Он прикинул силу и направление ветра.
-- Будет здесь через час.
Ошибся он не намного. Почти точно по истечении предсказанного времени Иштартубал ступил на землю Та-Кем и с широкой добродушной улыбкой приветствовал старых друзей.
Этот Совет был необычен. На прочие, установленные придворным церемониалом Священной Земли, никогда не допускались чужеземцы, а на этом Иштартубал был едва ли не самой главной персоной. Сюда не пригласили жрецов и высших чиновников. Из военачальников присутствовал лишь один Нибамен. Дом Маат представлял Маатеманх. Разумеется, здесь была и вся царственная троица, а так же посол Ашшура, рассказ которого слушали с большим вниманием.
Заседание началось в полдень и продлилось до позднего вечера.
-- Мне понравился этот их город, Ишкандария, -- рассказывал Иштартубал, -- понравился своей необычностью. Ни у кого такого нет. Какой-то он... Слово не могу подобрать. Как бы это сказать... Прозрачный. Нет в храмах макандани той мощи, которую так любите вы, ремту. Этих высоченных стен с рельефами. Здоровенных пилонов, у подножия которых человек ощущает себя муравьём. Да и наши зиккураты -- настоящие рукотворные горы. Жилища богов макандани невысоки, окружены колоннами, от чего кажутся резными шкатулками. Да, шкатулками. А ваши храмы -- сундуки.
Ипи фыркнул.
-- Сундуки, говоришь? А ты видел заупокойный храм Самозванки?
-- Гробницу Почтеннейшей? -- переспросил Иштартубал, который даже после смерти Хатшепсут дипломатично не называл её Самозванкой, -- нет, не видел. А какова она?
-- Тяжело описать. Это надо видеть. Сенмут возвёл три террасы с колоннадой. Храм скрыт за ней. Издали смотришь -- действительно похоже на резную шкатулку. Эллины называют такую колоннаду, окружающую здание, портиком.
