Богдан Сушинский - Антарктида: Четвертый рейх
– Остановитесь, доктор Оранди! И одновременно – опомнитесь! Я действительно не миллионер. Но я – ученый, а не подонок, согласившийся сотрудничать с негодяями, которые будут грабить его виллу и уничтожать бесценные плиты. Так и сообщите своему шефу: я не соглашусь ни с одним условием, которое он выдвигает.
«А ведь мир все еще у наших ног, – ухмыльнулся про себя фон Готт. Он стоял между окном, ведущим в сторону ущелья, и дверью, скрестив руки на груди и в любую минуту готовый к схватке с этим проходимцем. Фрегаттен-капитан понимал, что по каким-то причинам Микейрос умышленно скрыл от ней; появление на вилле этого человека, но при этом, очевидно, не сообщил самому Оранди о том, что в доме уже находится двое гостей, поскольку, похоже, что этот кретин с наклонностями ярмарочного шантажиста не понимает, что теперь за владельца «Андского Гнездовья» есть кому вступиться. Если разобраться, то этого идиота послал мне сам Господь. После такого наш >-ра шантажиста Микейрос наверняка станет сговорчивее».
– Мне кажется, вы погорячились, сеньор Микейрос, – продолжал тем временем свой аллюр неугомонный Оранди Или же не поняли сути наших предложений.
– Наоборот, я все чудесно понял. И только что вы слышали мое окончательное решение.
– Послушайте, вы, – наконец-то Оранди вновь вспомнил о Кодаре-Готте, – думаю, вам все же лучше оставить нас вдвоем. И вообще, мой вам совет, как можно скорее оставляйте эту виллу, этот городок и эту страну и убирайтесь в свою Европу.
Фон Готт почувствовал, как в нем закипает звериная ярость, сопоставимая с той, с какой он в свое время расправлялся со стаей волков или стаей портовых грабителей.
– Я обдумаю ваше предложение, – с холодной вежливостью заверил он Оранди, прислушиваясь к едва уловимым звукам за дверью. Такой едва слышной кошачьей походкой могла ходить только Норманния фон Криффер. – Сеньор Микейрос, вы тоже хотите, чтобы я оставил вас наедине с этим дурно воспитанным сеньором?
– Да, оставьте нас, – после некоторого колебания произнес обладатель «Андского Гнездовья», – нам нужно завершить этот разговор. Тем не менее вы по-прежнему считаетесь моим гостем. Вы – настоящий, честный ученый, а я это ценю.
Оказавшись за дверью, он увидел, как фон Криффер тенью вышла из комнаты Оранди и, приложив палец к губам, дулом пистолетного ствола ткнула в сторону окна, которое уже было слегка приоткрыто. А когда фрегаттен-капитан согласно взмахнул рукой, кошкой взобралась на подоконник.
– У него сообщники, – едва слышно проговорила воспитанница лучшей германской диверсионной школы, стоя уже по ту сторону окна. – Оливейра слышала. Надо разобраться, что за народ. В комнате оружия, похоже, нет.
Прикрыв окно, фон Готт зашел в комнатку, расположенную напротив гостиной, и успел заметить, как сидевшая за столом Оливейра мгновенно опустила на рычаг трубку телефона.
– Меня вы можете не опасаться, – едва слышно проговорил он. – Звонили в полицию?
– Одному знакомому полицейскому. И знакомому юристу.
– Дальновидный поступок.
Фон Готт подошел к столу и снял трубку.
– Видите ли, – явственно услышал он доносившийся из гостиной голос. Оранди и понимающе взглянул на Оливейру, но та отвела взгляд, – до сих пор мы всего лишь обменивались мнениями. Но теперь это уже серьезный разговор. Наша организация не столь часто и не столь активно вмешивается в общественную жизнь, как бы мне этого хотелось. Но если она не настолько известна, чтобы самим названием своим нагонять страх, как это делает сицилийская мафия или наркомафия вашей страны, из этого еще не следует, что нашими предложениями можно легкомысленно пренебрегать.
– Вы слышали весь этот разговор? – почти шепотом поинтересовался Готт-Кодар, прикрыв рукой трубку телефона.
– Почти весь.
– Тогда нам легко будет понимать друг друга.
Оливейра согласно кивнула.
– Повторяю, – говорил тем временем Оранди, – ваша коллекция, ваша вилла, да и вы сами, простите за откровенность, можете исчезнуть и без каких-либо соглашений. И вот об этом уж действительно позаботится все та же мафия или какая угодно другая гангстерская шайка.
47
Октябрь 1943 года. Германия.
Замок Вебельсберг, в окрестностях Падерборна, земля Северный Рейн-Вестфалия.
Фюрер выслушивал Посланника Шамбалы, конвульсивно вцепившись руками в спинку кресла, и было мгновение, когда Скорцени казалось, что он намерен повергнуть его на землю вместе с креслом. О намерении завершить эту аудиенцию было забыто. Наоборот, теперь фюрер готов был поддерживать этот разговор столько времени, сколько это было возможно.
– Во всех своих планах вы исходите из того, что нынешний рейх должен погибнуть.
– Что уже неминуемо.
– Но вы же прекрасно знаете, что для нас, руководителей рейха, эта концепция неприемлема.
– Давайте уточним: для некоторых руководителей рейха, – откровенно шантажировал его Консул. – Среди высокопоставленных чинов рейха давно вызревает мысль о том, что фюрер не способен привести страну к победе и что следует заключить мир с западными странами, чтобы общими силами победить коммунистов.
– Речь идет о заговоре? – нервно подергал спинку кресла фюрер.
– Скорее, об усталости и разочаровании. Устали народы, устала планета, устало небо.
– Это может как-то проявиться? Здесь, в рейхе?
– Будущий год станет для вас тяжелым годом осознания всей той ненависти к вам, которая накопилась в высших кругах армии.
– Но если вы многое знаете и многое можете, почему вы не вмешаетесь в ход событий?
– Это наш принцип. К тому же, нам не позволено вмешиваться в ход земных дел.
– Опять станете ссылаться на Космических Покровителей?
– Не только. В Стране атлантов прекрасно понимают: если правители ведущих стран получат ядерное оружие и власть над евразийским и североамериканским континентами, – мир древних атлантов окажется таким же беззащитным перед мощью наземных армий и имперскими амбициями наземных вождей, как и те многие страны и народы, которые подобного оружия получить уже не смогут. И речь тогда уже, будет идти не о спасении отдельных наций и империй, а о спасении самоуправляемого биокосмического корабля, называемого у нас «Планета Земля».
– Так вы считаете, что на самом деле Земля – самоуправляемый биокосмический корабль? – как можно деликатнее переспросил Скорцени.
Посланник пристально посмотрел на него, и молча кивнул, и закрыв глаза, опустил подбородок на мощную, выпяченную вперед грудь. Это была поза человека, не скрывающего своей неземной усталости. Хотя мощи его грудной клетки мог бы черно позавидовать любой штангист или борец.
– В таком случае много проясняется, – молвил Скорцени, чувствуя, что этот человек все больше нравится ему. Было в нем что-то такое, что свидетельствовало об исключительной силе воли и истинном мужестве. И принадлежал он к тем людям, которым хотелось, и можно было, почти по-детски подражать – как Наполеону или Спартаку.
– Или, наоборот, запутывается, – возразил фюрер, пытаясь таким образом урезонить первого диверсанта рейха. – Если адепты Шамбалы, правители Внутреннего Мира или кого вы там на самом деле представляете, – обратился он теперь уже к Консулу, – не способны прийти нам на помощь, мне придется обратиться к иным, более мощным, силам.
Фюрер отошел к окну и, скрестив руки на груди, с решительным видом уставился в высокий сводчатый потолок, словно собирался обратиться к этим «иным силам» прямо сейчас, не выходя из Арийского зала.
– Мы должны воспринимать это как угрозу?
– Как официальное заявление.
Консул открыл глаза и едва заметно улыбнулся. Это была улыбка искреннего сожаления и… сочувствия.
– Ваша угроза настолько бессмысленна, что мы даже не станем обсуждать ее, ни здесь, ни на Высшем Совете Арий-Атлантиды. Думаю, что завершить нашу беседу следует прекрасным проектом «База-211», мудрым и перспективным. Немедленно приступайте к строительству сверхмощных субмарин и к переброске в Рейх-Атлантиду людей и грузов на уже имеющихся подлодках «Фюрер-конвоя». Вы, Скорцени, завтра же начинайте готовиться к переброске на «Базу-211».
Услышав это, первый диверсант рейха вздрогнул. Он уже знал святое правило Рейх-Атлантиды: человек, который ступил за портовые строения ее морской базы, возвращению в Германию не подлежит.
– Это невозможно, мой фюрер, – обратился он к своему единственному спасителю и даже впервые за несколько бесед с ним употребил это подобострастное и ненавистное ему «мой фюрер». – Оттуда не возвращаются. А я нужен здесь.
– Вы, конечно же, нужны здесь, – твердо заверил его. Гитлер, – не может быть и речи о вашем исчезновении из рейха.
– Успокойтесь… мой фюрер, – иронично ухмыльнулся Посланник Шамбалы, явно смакуя это сакраментальное «мой фюрер». – Для Скорцени, самого страшного человека Европы, как его окрестила одна английская газета после похищения Муссолини, мы сделаем исключение.
