Александр Белый - Рождение державы
– Сигнальщику поднять вымпел лидера! Следуем кильватерным строем! Делай, как я! Марсовым – готовьсь! Рулевой! Курс – строго зюйд!
Глава 2
Укрыв шляпой лицо от утреннего солнца, лежа нагишом на берегу моря животом кверху и широко раскинув руки, десятник Стоян разомлел от удовольствия и под тихий шум прибоя лениво размышлял о перипетиях своей жизни. Ему и шести бойцам, которые разлеглись рядом на песке, стал нравиться этот моцион, как выражался князь Михаил. Они, как только прибыли на остров, сразу же на рассвете и перед закатом (за исключением бойцов, назначенных в караул) стали бегать по два круга от бухты к стройке, заканчивая пробежку купанием сначала в теплом море, а затем под небольшим водопадом холодного, пресного ручья.
Помнится, в прошлом году в это время он даже плавать не умел. И не он один, не умели многие, но когда полковник Бульба загнал их в ров с водой и наказал перебраться на другую сторону… Один парень утонул, но остальным неумелым этого было достаточно, с тех пор все девяносто семь бойцов, сначала помогая друг другу, а затем и самостоятельно, без проблем форсировали ров.
Впрочем, именно в это время год назад в колонне с прочими порабощенными, закованными в цепи жителями некогда мятежных Тырнова и Добруджи их вели на невольничий рынок. Тогда, перед решающим боем, воевода Ангелов, предполагая, каков будет исход битвы, переодел воинов младшей дружины крестьянами и отправил сопровождать и охранять женщин и детей. Некоторые жены защитников Тырновской цитадели стали на стены рядом со своими мужьями и рядом с ними приняли смерть. Среди них были и мама Стояна, и мама Данко и Риты Ангеловых.
Мятеж османы подавили жестоко. Янычары, ворвавшись в горную крепость, в живых никого не оставили. Затем, догнав и захватив обоз, рослых отроков, стариков и малышню порубили. Мальчиков десяти – тринадцати лет отделили и увели для отправки в янычарский корпус. Девочек и девушек до семнадцати лет тоже увезли, а оставшихся женщин три дня насиловали, затем заковали в цепи и по цехину за голову продали перекупщикам рабов. Мужчин – не воинов, а также переодетых крестьянами чудом оставшихся в живых отроков из младшей дружины – заковали в цепи и отправили в рабство.
В его душе тогда ничего не осталось, кроме пустоты и безразличия. Он даже слабо помнил, как покупатель рабов, длинноусый, с выбритой головой и длинным, растущим с макушки чубом дядька, обмахиваясь шляпой, интересовался его грамотностью и знанием счета. Глаза ожили, только когда он потребовал показать ладони и спросил:
– Меч держал в какой, в правой или в левой руке?
– Я обоерукий.
Потом была палуба шхуны, где собрались такие же молодые православные воины, выкупленные из рабства, как и они. Дорога оказалась сытой и спокойной, правда, говорят, еще в самом начале, как только отошли от Кафы, двоим бузотерам пан Иван (так его называли все русы) снял головы, а тела выбросил за борт.
Куда они идут и что должны будут делать, пан Иван объяснил:
– Нам не нужны рабы, нам нужны воины. Поживете годик в гишпанском замке князя Михайлы, там вас приоденем, полную броню кирасира дадим, оружие новое: мечи, пистоли, мушкеты и коней добрых.
О! Глаза ребят загорелись! Да на одну такую броню и за три похода не всегда заработаешь, а здесь и все оружие, и конь добрый.
– А броня, оружие, конь – это насовсем или как? – спросил кто-то.
– Насовсем, только отработать придется. На князе Михайле тяжкий долг висит, кровный, вот и надо будет сходить в Украину да отдать его.
– Слышали! Знаем! – раздались голоса.
Действительно, уже в Кафе ни для кого не было секретом, на чьи деньги выкупаются молодые воины и для каких целей.
– Пан Иван, а что мы в замке целый год делать будем? – спросил один из русов.
– А девки там есть? – поинтересовался кто-то другой.
– Есть. Только вам на них ни времени, ни сил не будет. Вот тебя, казак, как зовут?
– Петро, – сказал усеянный веснушками улыбчивый парень.
– А к какому ты куреню приписан, пан Петро?
– К Уманскому.
– Так ты еще к моему родному куреню приписан?! А знаешь ли ты, сынку, как в Уманском курене казачков тренируют?
– Знаю, дядьку, – угрюмо буркнул Петро, и голова его вобралась в плечи.
– Вот и я вас так тренировать буду, только еще крепче! – потряс он кулаком в воздухе.
– А потом что будет, пан Иван?
– Когда потом?
– Когда пан Михайло долг вернет?
– А что, вы свободные казаки, если захотите уйти – уйдете на все четыре стороны. А если кто захочет остаться или кому-то некуда идти, то дадите князю клятву верности, а он каждому воину за честную службу обещал выделить лан в двести моргов земли.
– Уй-ю-юй! Да это же целая панская маетность, – заговорили между собой ребята и кто-то выкрикнул: – Если так, то мы можем все захотеть. Тогда у пана Михайлы всех Каширских земель не хватит.
– Хватит, – тихо сказал пан Иван. – У него за морем столько своей земли есть, что на двадцать тысяч воинов хватит. Благодатной и родючей.
Для Стояна русское наречие было сложным, но, переспрашивая у Данко значение некоторых слов, общий смысл тех разговоров понял неплохо. По пути в Испанию они частенько, сидя на палубе, травили байки да размышляли о будущей жизни. Об их благодетеле, князе Михайле Каширском, слышали все русы, а некоторые даже видели его, при этом говорили, что он такой же казак, как и они.
– Не такой он, а реестровый и до девок больно охоч, еще в Бахчисарае заметил. А когда проезжали через Черкассы, уж очень на мою сеструху пялился. Прямо зло взяло, – сказал черноволосый хмурый казак.
– Мыкола, а сеструха твоя красивая? – спросил кто-то.
– Красивая, а ты что, сомневаешься? – сжал тот кулаки.
– Тю, дурный. Панове-товарищи! Покажите мне хоть одного нормального казака, который спокойно пройдет мимо красивой девки! Да тебе самому, Мыкола, дай только понюхать…
– Гы-гы-гы! Га-га-га! – засмеялись на палубе.
Чем реестровый, или, как их еще называли, городской (гродский), казак отличается от обычного запорожца, Стоян так и не понял, но знал теперь точно, что за освобождение из рабства отслужить придется нормальному, такому же молодому воину, как и они сами. Воину, который и в рабстве без права выкупа побывал, да смог сбежать оттуда. И будут они не землю копать, а заниматься делом привычным и лично для него любимым – воевать. Тогда Данко собрал их тихо в своем кругу, и они решили пока плыть по течению и посмотреть на то, как сложатся обстоятельства. А связывать ли с кем-то свою судьбу или вернуться партизанить в Болгарию, жизнь покажет.
Они тогда даже не подозревали, что действительность превзойдет все их ожидания. С первых дней знакомства с князем они, будучи неплохо образованными с детства, столкнулись с феноменом его величайших познаний в самых различных областях науки, техники, военного дела и человеческого бытия. Его строгость и жесткость компенсировались открытостью, честностью и готовностью поддержать ближнего. Такой же молодой парень, как и все они, князь никогда не кичился своим происхождением, считал себя равным среди равных. Так же, как и они, был он любителем песен, испанской гитары, веселого времяпрепровождения и девчонок.
Таким же, да не таким. Знаниями, энергией и работоспособностью отличался разительно, никто не ведал, когда он отдыхает. Все понимали, что, когда они видят второй сон, князь еще не ложится спать. Даже сам доктор Ильян Янков с первых же дней отнесся к Михайле с большим уважением и почитал этого непостижимого молодого человека как величайший авторитет. Так и говорил. К нему даже русы потянулись, которые ранее пренебрежительно высказывались о «голубой крови». Поэтому, когда встал вопрос принесения клятвы, никто даже не помыслил остаться в стороне.
Вот и Стоян один раз и навсегда решил связать свою жизнь с князем и попытаться максимально приблизиться к пониманию его идей и мировоззрения. Для чего старательно впитывал все знания, которые тот давал. По крайней мере изучил все, что на этот момент было написано на новом славянском языке.
– Эгей! Стоян! Домнуло![30] – раздалось с горки, со стороны поста у пулеметной точки.
– Вот гадский Попеску! Экзамен по языку сдал, а все равно… – Стоян поднялся, повернулся лицом к караульному и стал отряхивать с тела песок. – Чего тебе?
– Там корабли!
– Подъем, – заорал Стоян, – караул, в ружье! Боевая тревога!
Схватив одежки в руки, все бойцы подхватились и быстро взбежали на гору, на пулеметную точку, накрытую от жаркого солнца навесом из лавровых веток. Подзорной трубы, к сожалению, не было, поэтому они долго, до боли в глазах всматривались в море, пока не увидели восемь маленьких точек. Может быть, боец Попеску и был немного безалаберным, но не имелось человека более зоркого, и пулемет он освоил лучше всех. Да и стрелком являлся отменным. Когда он стрелял из револьвера, князь его называл Лимонадным Джо[31]. Почему именно так, никто не знал, а спросить стеснялись.
