Владимир Поселягин - Офицер Красной Армии
На земле царил ад, бомбардировщики подходили и разгружались, не обращая внимания на плотный зенитный огонь, от которого то один, то второй бомбардировщик покидал строй и с дымным следом проваливался вниз, но город был затянут дымами.
Пока мы наблюдали за боем, бойцы Путянина уже ликвидировали охрану моста, давая нам возможность переправиться на тот берег. Авиация помогла неслабо, отвлекла внимание охраны, и потерь во взводе Путянина было всего трое убитыми. Другие немецкие части не заметили безобразия на мосту, им было не до этого. В это время к городу подходила последняя группа советских бомбардировщиков.
— Пошли! – скомандовал я, и мангруппа, ускоряя ход, сквозь разрывы авиабомб, содрогаясь от случайных попаданий осколков, направилась к окраине города. Нас не интересовали войска, что стояли вокруг него. Нет, наша цель была внутри, там, где упало не так уж и много бомб, в основном цели советских лётчиков были вокруг города, те самые подразделения, что обороняли штаб.
Прорваться в город смогли не все, один грузовик и один „Ганомаг“ остались на дороге, нашпигованные осколками от наших авиабомб. Их покидали уцелевшие бойцы и на ходу заскакивали в проходящие мимо машины. Мы уже несли потери, даже ещё не добравшись до штаба фон Бока.
Дальше колонна разделилась, основная группа пошла по центральной улице прямо к штабу, до которого было полкилометра, две другие свернули кто направо, кто налево. Их задача террор на улицах городка. То есть они должны ездить по улицам и стрелять во всё, что одето в форму Вермахта. То есть создавать панику и отвлекать от действий нашей группы, куда входило три танка, два бронетранспортёра и два взвода мотострелков.
Улицы городка были просто забиты разнообразной техникой, но проход посередине был, машины и бронемашины были припаркованы, и это Воронина и его экипажи не остановило. Танки, идущие впереди, шли клином, снося их с дороги или подминая под себя. Когда до штаба фон Бока осталось метров сто, здания уже было видно, один танк „разулся“ на одном из металлических блинов, ранее бывшим легковым „Опелем“ Однако танкисты не покинули машину, а крутили башней, прикрывая нас пулемётным огнём и редко бухая из пушки, когда была достойная цель. Именно наводчик этого танка, трижды выстрелив, снёс входные двери у всех трёх штабных зданий, что облегчило нам проникновение.
Пока танки крушили все машины, что были на этой и соседних улицах, стреляя во всё, что шевелится (а надо сказать, немцев хватало), мы покинули грузовики и, разбившись на группы, начали штурм зданий. У входа в то, к которому устремился я вслед за пятёркой мотострелков, лежало в крови два старших офицера, полковник и генерал–майор.
Работали мы жёстко, мой ППШ бил не переставая, благо запасных дисков хватало, у меня их было шесть штук. К тому же Борисов постоянно прикрывал меня. Работали мы двойкой. Пока один перезаряжался, другой прикрывал, и наоборот. Пока пятёрка мотострелков используя гранаты и автоматы зачищала второй этаж здания, мы с сержантом и ещё двумя бойцами то же самое делали на первом этаже. Сперва граната, потом очереди по углам. Не всегда успевали. Некоторые офицеры покидали свои комнаты через окна, приходилось стрелять им в спину, но пяток всё‑таки ушло. Самое обидное, среди них был и генерал. Проверка бомбоубежища показала, что там было пусто, успели мы как раз в то время, когда офицеры штаба покинули его. Мои расчёты подтвердились.
Когда мы закончили, живых кроме нас не осталось. Со второго этажа спустился только один боец, да и то раненый. Мы тоже потеряли одного бойца, да Борисову зацепило руку и бок. Боец доложил, что второй этаж зачищен, но третий, где укрылось большинство немцев, взять не смогли, потери были слишком большие. Раненый сержант, командир пятёрки, у лестницы сторожит их, чтобы немцы не спустились и не ударили нам в спину.
Пока уцелевший мотострелок перевязывал их обоих, я выглянул на улицу. Увиденное заставило меня поморщиться. Разутый танк горел, ещё один полыхал на соседней улице, а в ста метрах я видел знакомый корпус „четвёрки“ Воронина, что крутился с заклиненной башней, пулемётным огнём пытаясь не допустить до корпуса подкрадывающихся немецких пехотинцев с минами в руках. Его прикрывал пулемёт со второго этажа из соседнего здания, которое должны были брать бойцы под командованием Омельченко. В третьем здании всё ещё шёл бой, с третьего этажа вырывались языки пламени.
Подхватив автомат, я достал из подсумков погибшего бойца снаряжённые диски и велел раненым держать окна – скоро немцы покончат с нашим уличным прикрытием и примутся за нас. Было видно, как по улицам подтягиваются новые силы. Наше прикрытие, группы террора, что работали на других улицах, похоже, уже были уничтожены. Это не Киев, тут везде были немцы и не дали им нормально разгуляться.
Пробежав наверх, я присел у тела сержанта, полусидевшего рядом с лестницей, и проверил пульс. Мёртв. После этого я дёрнул кольцо и, подождав пару секунд, кинул лимонку на площадку третьего этажа. Там заорали, но сбросить гранату не успели. Времени не хватило. А я рванул наверх, стреляя на уровне пола по суетящимся фигуркам в такой ненавистной форме. Выпустив диск – полтора десятка я точно положил, коридор тут дли–и-инный, для стрельбы подходящий – я перезарядился и чуть не подстрелил Борисова и обоих бойцов, бегущих вверх по лестнице. Хотя Борисов скорее ковылял, слишком много крови он потерял.
— Мы с вами, товарищ майор, – сказал сержант.
— Один на лестнице, держит второй этаж и площадку первого, чтобы нам в спину не ударили, остальные прикрывайте меня, – скомандовал я и, приготовив гранату, кинул её в ближайшую полуоткрытую дверь. Скорее всего, там никого не было и граната хлопнула вхолостую, но мы всё равно проверили. Переступая через тела погибших офицеров, ниже капитана не было ни одного, мы так проверяли комнату за комнату, кабинет за кабинетом. Видимо, немцы решили атаковать – две двери дальних кабинетов распахнулись, и на нас помчались, стреляя из пистолетов, десяток офицеров. Как в атаке, с перекошенными лицами они шли в рукопашную. А мы стреляли. Я стрелял в положении с колена, остальные стоя, три автомата взяли богатую жертву и положили всех. Но я обнаружил, что встаю один, боец и Борисов лежали на спине. Сержант наповал, а мотострелок отходил. Да и я вдруг почувствовал слабость. Вот честное слово, не чувствовал, что в меня попали, а на груди мокро. Собрав последние силы, я стал осматривать оставшиеся кабинеты штаба. В одном, здоровенном, с картами, устилающими стол, я обнаружил двух генералов и полковника, они стояли и гордо смотрели на меня, их кобуры были закрыты.
— У вас был шанс, – чувствуя, как по губе течет кровь, прохрипел я и, вскинув автомат, нажал на спусковой крючок, добивая остатки диска. Генерал, в котором я признал фон Бока, упал изрешечённый пулями, как и остальные офицеры. Чуть позже, с опозданием в пару секунд, на ковровую дорожку упал и я.
Я был ещё в сознании, передохнув несколько секунд, собираясь с останками сил, полз к окну.
Там я несколько раз пытался встать, чтобы узнать, держится кто или нет, но силы быстро таяли. Сняв с пояса последнюю гранату, я выдернул кольцо и держал рычаг, устало поглядывая на входные двери, чувствуя, как с кровью из меня уходит жизнь.
Мои надежды не оправдались, через пять минут двери с шумом распахнулись и в кабинет ворвались немецкие автоматчики, рассредоточившись вдоль стен. Ко мне они не подходили, только поглядывали на зажатую в руке гранату да переговаривались на своём на варварском.
Через минуту следом прошёл офицер, майор, судя по погонам. С огорчением посмотрев на убитых генералов, он покачал головой и подошёл ко мне, присев на корточки в паре метров.
— Майор Фролов? – спросил он, жутко коверкая слова.
— Да… я, – прохрипел я.
— Я должен вас расстрелять на месте с учётом того, что вы натворили, однако смотрю, что этого уже не требуется, да?
— У каждого есть выбор. Я свой… кха–кха… сделал.
— Хотите остаться в живых?
— У меня только одна просьба… кха–кха…
— Какая? – заинтересовался майор.
— Похороните не глубоко.
— Не вижу ничего сложного. Похоже, у вас нет шансов.
— Вы правы, – сказал я и отпустил рычаг.
Дело было в том, что эта граната была специфической: даже если бы захотели, все пятеро автоматчиков и офицер не успели бы покинуть кабинет. У них не было тех четырёх секунд. Именно с запалом этой гранаты я поработал, и она рванула сразу.
Разрыв гранаты подкинул и отшвырнул в бок меня, досталось майору и возможно кому‑то из солдат, но
я этого уже не видел. После разрыва меня поглотила тьма.
Эпилог
27 мая 1942 года. 11 часов 07 минут. Поле на окраине города, где находится разгромленный штаб группы армий „Юг“
Двое гостей, появившихся на этом поле в своих бронекостюмах, шлемах с тепловизорами, системами распознавания, встроенными прицелами для стрелковых комплексов, что висели на боках, и с мягкой походкой опытных солдат смотрелись на этом поле феерично. Однако никто их не видел, а вот они видели всё. Поле было усеяно воронками от бомб и артиллерийских снарядов, застывшие обгоревшие остовы военной техники, поврежденный бомбардировкой городок и тишина. Только часовой у перевёрнутого бронетранспортёра глухо кашлял в кулак. Пахло горелой техникой, сгоревшей взрывчаткой, горелым мясом и бойней. Пахло войной.
