Тропой мужества - Стрелков Владислав Валентинович

– Какого такого! – вспылил полковник. – У меня тут не пионерский лагерь. Дивизия… растрепанная, но дивизия! По факту людей на полтора батальона всего. Весь командный состав с штабными в боях… стрелковым батальоном лейтенант командует, думал майора на батальон поставить, а он стреляться. Вот ты умный человек, Петр Семеныч, скажи – что мне теперь делать с Крамаренко?

Воеводин вновь вытер вспотевший лоб платком.

– Майором я займусь, – выдохнул комиссар. – Кому как не политработнику мозги вправлять.

– Ты только не перестарайся, Петр Семеныч, – сказал Колышкин.

– А, не учи, – отмахнулся Воеводин. – Давить не буду, тут вдумчиво надо. А вы пока сами делом займитесь.

Комиссар вышел. Тем временем полковник и майор трофейную карту развернули и принялись изучать, а Жуков терпеливо ждал.

– Это выходит, Минск уже окружен? – растерянно сказал Колышкин. – А это не провокация?

– Нет, товарищ майор. В условиях наступления жертвовать командиром батальона глупо. И незачем. Считаю, что нам невероятно повезло. Карту командованию бы передать.

– Хорошо бы, – кивнул Скоробогатов и, глянув на карту, ткнул пальцем. – Только, если верить карте, мы в тылу у немцев.

– Да, товарищ полковник. Чуть южнее нас вторая танковая группа под командованием генерал-полковника Гудериана. А севернее вот эта, – Жуков показал на стрелку, что упиралась в Минск севернее, – третья танковая группа генерал-полковника Гота.

– Сколько у них танков?

– Четыре дивизии у Гота и пять у Гудериана.

– А у нас три БТшки всего, – произнес Колышкин. – И то приблудные…

– Это все оберст-лейтенант поведал?

– Да, товарищ полковник. Немец сыпал сведениями не скупясь. Видать, запугать хотел. Но в основном я выводы делал, изучив карту.

– Вот как! – поднял брови полковник.

– Да, именно так, – подтвердил Жуков. – Вы с немецкими тактическими обозначениями знакомы?

– Частично, – признал Скоробогатов, – но общее понимаю.

– Вот смотрите, – сказал Сергей, склонившись над картой и показывая на знак, – вот этот ромб обозначает танковое подразделение, а буквы и цифры номер и количество боеготовой техники.

– А почему такие обозначения только в одном месте, а не по всему фронту?

– По-видимому, штаб счел лишним вносить информацию для командира батальона вне действия его подразделения. Но по общим обозначениям можно вытащить многое, например, вот этот знак в виде флажка – штаб четвертой армии, а немец успел напеть про четвертую армию…

Командиры вдумчиво изучали обозначения.

– А расположение наших войск немцам известно, – заметил Колышкин. – Смотрите, все наши дивизии и корпуса обозначены. А это что? – И майор, показал на стрелочки с надписями, отмеченные карандашом.

– Это немцы пометили дороги, вдоль которых можно нанести удар или быстро перебросить резервы, – ответил Жуков и показал на значки. – Вот это шоссе, а тут вообще железная дорога, даже грунтовые обозначены. Что интересно, пропускная способность просчитана…

– Думаешь?

– Да, товарищ полковник. Немцы вообще предпочитают по дорогам передвигаться. Причем все подразделения в первом эшелоне моторизованные. Второй эшелон частично на машинах, лишь третий пешком. Но если надо, немцы могут быстро перебросить резервы в нужное место. Зная это, считаю наши боевые действия сейчас надо строить от природных препятствий. Это реки и болота. При вдумчивом подходе стрелковый взвод может надолго даже дивизию задержать.

– Ну, ты хватанул, капитан! – покрутил головой Скоробогатов.

– Нисколько, – возразил Жуков и показал на карту. – Вот смотрите. Река, бродов нет, русло глубокое. Берега топкие. Но имеется мост, который можно взорвать. И все, дивизия встала.

– На час максимум, – сказал Скоробогатов. – Наведут наплавной или мост починят. Полчаса-час.

– Время будет потеряно, товарищ полковник. У немцев все действия чуть ли не по минутам расписаны, а тут эффект песочных часов – через узкий проход по песчинке. Медленно. А теперь представьте, полк или даже дивизия – это песок, и они через узкий мост переправляются? Поскольку возможности обойти нет. И мост надо не только восстановить, укрепить надо, поскольку должен выдержать танк. Пусть еще на час задержались. Но тут час, там час. Сутки набегут. Темп наступления собьется. Будет время резервы подтянуть, подготовить контрудар…

Жуков умолк, а полковник задумался. Затем приподнял трофейную карту и взглянул на штабную. Там Жуков заметил стрелки, нанесенные карандашом. Они имели направление на Гродно. Тут заволновался правнук.

– Товарищ полковник. Хотели ударить на Солы? – спросил Сергей. – Там сейчас три пехотных и одна моторизованная дивизия…

– Да вижу уже, – буркнул Скоробогатов, недовольно взглянув на капитана. Он смотрел то на свою, то на трофейную карту, сравнивая данные.

«А что случится под Солами?» – поинтересовался Жуков у правнука.

«В районе Вишневец – Солы дивизия понесет очень большие потери, – ответил тот. – Практически ляжет вся. Но это если полковник решит атаковать, как мне известно. Если решит, то… – Сергей почувствовал, как к горлу подкатил нервный ком. – Представь – жители неделями закапывали павших бойцов. Потом со временем про захоронения забыли. Там начали строиться, например, тот же Вишневец буквально на костях погибших стоит».

Жуков помрачнел. «Если тебе станет легче – полковник выведет из окружения остатки, но сколько – не известно» [29].

«Легче не станет…» – буркнул Сергей.

– Вот что, товарищ капитан, – сказал Скоробогатов. – Составьте записку о захвате оберст-лейтенанта, в ней укажите все, что успел вам сообщить пленный, и все ваши соображения. Их я приложу к трофейной карте. Надо ее командованию срочно передать.

– Записка объемная выйдет. Нужны листы или тетрадь.

– Возьмите тетрадь, – согласился полковник, – но займитесь этим немедленно. А мы тут еще подумаем…

Жуков вышел из душной палатки, расстегнул гимнастерку и с удовольствием вдохнул свежего воздуха. Стало легче. Еще перекусить бы чего и поспать минуток так «шессот», как говаривал Головатый, большой любитель поспать. Но времени на это нет, надо заняться делом. Где этим заняться – вопросов не возникло, есть уже хорошее место – полуторка, недалеко от штабной, где они с Кимом сидели. Тенек и рядом со штабом. При необходимости найдут.

Не успел он устроиться у колес, как мимо просеменил красноармеец с полными ведрами воды.

– Боец, стой! Куда воду несешь?

– Лошадей напоить, товарищ капитан.

– Чистая?

– Колодезная. Пейте вот, – и боец поставил ведро.

Вода показалась Сергею самой вкусной, что когда-либо пил. Холодная, до ломоты в зубах, в животе заурчало, но это мелочи.

– Ух! – выдохнул Сергей, жмурясь от удовольствия. – Откуда тут колодец?

– Дык хутор тут рядом, товарищ капитан.

Красноармеец ушел, а Сергей вновь устроился под замаскированной полуторкой. Тут тень и относительно прохладно. Жуков выудил из планшетки тетрадь с карандашом. Тетрадь положил на планшет, карандаш завис в готовности…

О чем писать наперво? Хотелось записать все, но что важнее? Пока он шел по лесу, узнал о многом. Да, сведения о численности и составе немецких дивизий важны, так же как направления ударов, с «прогнозом» на три-четыре дня вперед. Почему не больше, Сергей прекрасно понимал, даже пояснять у внука не требовалось. Мало ли как командование РККА среагирует, гадай, что потом немцы предпримут.

Что важнее? Про план «Барбаросса» написать? Можно, хотя он уже «трещит по швам». Упомянуть план «Ост»? Очень хочется донести до руководства людоедские намерения фашистов. Прям руки чешутся. Кроме того, стоит упомянуть про приказы об отношении к захваченным пленным и судьбе евреев и политработников…

«Успокойся!»

Жуков почувствовал, что его трясет от злости. Надо же, как нервы сдали…

«Ты с направлений ударов начни и состава групп армий, – посоветовал правнук, – а также о взаимодействии танковых, пехотных и артиллерийских дивизий с поддержкой авиации. Потом, если время будет, и про “Ост”, и прочее напишешь».