Грегори Киз - Тени Бога
— За мир! — воскликнул Нейрн.
Они вновь наполнили бокалы и выпили. На этом коньяк закончился.
Филипп печально посмотрел на пустую бутылку.
— Вот что осталось от старой Франции, — тихо произнес он. — Думаю, сейчас нам нужно создавать новую. Не новую бутылку, конечно, а Францию. Мсье Франклин, вы сказали, что желаете видеть мир свободным от тирании. А не желаете ли вы избавить Францию от ее короля?
— Как прикажете вас понимать, ваше величество?
— Будучи герцогом Орлеанским, я симпатизировал республиканским настроениям англичан. Корона слишком тяжела для моей головы, а со смертью Карла и Петра великие монархии старого мира перестали существовать. Конечно, Китаем правит император и Турцией — султан, и все же, я думаю, время королей прошло. Я бы хотел создать более совершенную систему правления, и мне в этом потребуется помощь. Как любила повторять моя бывшая жена, я не идеальный человек.
— Почту за честь помочь вам, — сказал Бен. — Но мы все очень мало знаем об этой стране и должны проявлять максимум осторожности и, я бы сказал, деликатности.
— Ха! — воскликнул Оглторп. — Разве осторожность и деликатность привели нас к победе? Мы должны быть смелыми и решительными. Мы должны громко заявлять о наших интересах.
— Я рад, что вы затронули эту тему, — заметил Бен. — Именно об этом я просил мсье Вольтера сделать для нас доклад в самые ближайшие дни. — Он поднялся. — А сейчас, джентльмены, прошу простить меня, должен спешить к жене.
* * *Солдаты опустили паланкин Адрианы на крутой скале у моря, и отошли в сторону, занявшись разговорами и курением трубок. Креси осталась рядом с Адрианой и наслаждалась искрящейся на солнце гладью моря.
— Ради чего, Вероника? — спросила Адриана, наблюдая за кружащимися над водой чайками. — Николас, Эркюль, мой сын… ради чего они отдали свои жизни?
— Чтобы мы могли любоваться этой красотой. — Креси простерла руку к горизонту.
Адриана потерла холодную, как камень, руку.
— Ради этой красоты? Возможно, придет время, и я все пойму, а пока…
— Думаю, ты уже поняла. Твоя собственная жертва свидетельствует о том.
Адриана удивленно посмотрела на нее:
— Моя жертва? Какая жертва? Я просто делала выбор. Но за мой выбор платили другие.
— Надеюсь, ты не собираешься снова распускать нюни.
Адриана покачала головой:
— Не буду, ты права. Мой сын умер во имя прекрасного будущего. Эркюль отдал жизнь за более совершенный мир. Господи, и я сделаю все, чтобы их смерть не стала напрасной. Поэтому я попросила принести меня сюда, я хочу все вспомнить и обдумать.
— Вот видишь, у тебя уже есть все ответы, и я тебе не нужна.
— Ты мне нужна, Вероника, нужна всегда, и здесь, и в иной Вселенной.
Вероника отвела взгляд в сторону. Она покраснела?
— Как ты думаешь, после того как ты изменила мир, мужчины стали другими? — спросила Креси после короткой паузы.
— Сомневаюсь. Чтобы изменить сердце и ум человека, тончайших изменений в гармонии планетарных связей недостаточно…
— Нет, ты не поняла, я имела в виду, станут ли мужчины другими… в постели. Увеличится, например, их сила и выносливость. Удовольствия они будут доставлять больше или меньше?
Адриана тихо рассмеялась:
— Три дня мы живем в преображенном мире, и мне с трудом верится, что ты не успела проверить это на практике.
— Ну… я размышляла. Вдруг в переделанном мире… — Она нахмурилась. — Вдруг я снова стала девственницей?
Адриана засмеялась и взяла подругу за руку:
— Мы все стали девственными, Вероника.
— Вот черт.
* * *Красные Мокасины смотрел на неподвижное тело Тага, его душили слезы.
— Я хочу, чтобы его похоронили как чокто, — сказал он, обращаясь к Минко Чито. — Как воина.
— Если ты все подготовишь, мы так и сделаем, — ответил вождь.
— Я подготовлю.
— Верно, этот на холло был тебе хорошим другом.
Красные Мокасины коротко кивнул и окинул взглядом вещи Тага — абордажная сабля, кинжал, амулет, который он ему когда-то сделал.
Минко Чито ушел, и он заговорил с мертвым телом Тага, покоившимся на деревянном ложе.
— Вот твои вещи, — тихо произнес он. — Они могут понадобиться тебе в твоем долгом путешествии, поэтому я оставляю их тебе. Когда твоя плоть сгниет, я позову мастера, он очистит кости, и мы отнесем их в Дом Воинов. И тогда ты станешь свободным, ты сможешь плавать по желанным тебе морям. — Он помолчал. — Прости, друг, я больше никогда не смогу назвать тебя по имени. Но мне этого очень хочется, хотя у тебя было странное имя.
Попрощавшись с Тагом, Красные Мокасины вернулся к костру, где его ждала Горе. Опустившись на землю, он молча уставился в огонь, отмахнулся от миски с едой, которую принесла ему девушка.
— Поговори со мной, — попросила она. — Три дня ты со мной не разговариваешь.
— Я отвезу тебя домой, если ты этого хочешь, — сказал Красные Мокасины.
— Мой дом там, где ты.
— Ты меня не знаешь. Ты знаешь, кем я был, но я уже не тот. Я не великий змей и даже не Красные Мокасины племени чокто. Я проклятый.
— Ты человек, — сказала Горе. — Хороший человек. В тебе жил дьявол, но ты все равно был хорошим человеком.
— Я не знаю, кто я. Я знаю только одно: мне нечего тебе предложить. Всю жизнь я был хопайя. Я никогда не учился быть хорошим охотником, мне это было не нужно. У меня нет дома, нет имущества, ничего нет.
— А, ты хочешь взять жену из чокто, чтобы приобрести дом и имущество? Я понимаю. У меня тоже ничего нет, и ты хочешь от меня избавиться.
— Нет, ты меня не поняла.
— Объясни.
— Я больше не чувствую своей тени. Она спрятана от меня. Я был чудовищем, делал чудовищные вещи. Но я больше не могу идти этой тропой… А новую я не вижу.
— Я не буду притворяться, будто поняла, что случилось с твоей тенью… но для меня земля и небо остались прежними. Вода не изменила своего вкуса. И мои чувства мне не изменили. Твой народ нуждается в тебе. Ты понимаешь белых людей как никто другой. У тебя есть знания, чтобы постичь изменившийся мир. И постичь его — твой долг. Ты трус, если бежишь от этого.
— Мой народ мне не доверяет.
— Они не знают, что случилось с тобой.
— Зато я это знаю, поэтому они не могут мне доверять. Как я могу подвергать их опасности? Зло, вошедшее в человека, никогда его не покидает. Навсегда оставляет на нем свою метку.
— Твое зло пришло из ниоткуда, туда оно и ушло.
Красные Мокасины медленно покачал головой:
— Нет, мое зло со мной, где-то здесь, рядом, оно не исчезло. Осталось все до последней капельки, вот только… стало другим. И силы, которые призвали это зло войти в меня, не ушли, и в этом мое истинное проклятие.
— Но есть силы, которые притянули меня к тебе. Они тоже ушли?
Красные Мокасины посмотрел ей в лицо — гордое, дерзкое.
— Нет, — сказал он. — Я по-прежнему люблю тебя.
— Тогда будь моим мужчиной. Прими свою судьбу, и давай жить дальше.
— Ты все еще хочешь отомстить за свой народ?
— Нет, я хочу просто жить.
Он долго смотрел на нее, стараясь забыть, кем он был, забыть все, что он видел и чувствовал. Он не знал, сможет ли он когда-нибудь объяснить, как трудно, однажды став богом, вернуться в человеческие пределы. Это и было его главной бедой. Часть его оставалась накрепко связанной с тем, что он потерял, не важно, насколько губительным оно было.
Он не может объяснить этого сейчас, и в будущем не сможет.
— Я знаю одно место, — сказал он, — возле Кови Чито. В этом месте, если человек умел посадить кукурузу, то он умел и вырастить урожай.
Глядя в огонь, Горе кивнула:
— Я бы хотела посмотреть это место.
* * *— Князь Голицын, рада вас видеть, — сказала Адриана.
Заросший трехдневной щетиной князь пронзил ее злобным взглядом. Одна рука у него была перевязана, — вероятно, результат дуэли с доном Педро, произошедшей после падения воздушного корабля Франклина и колеса Иезекииля. По словам очевидцев, дуэль закончилась быстро.
— Митрополит, — Адриана кивнула архиерею.
Он выглядел сильно похудевшим с момента их последней встречи.
Адриана обошла приветствием Сведенборга, чьи глаза были устремлены куда-то в иные миры. Что он там видел, она не знала, и узнать это ей было уже не суждено. Ее способности познавать физический мир ограничивались теперь пятью чувствами, присущими каждому человеку.
— Не надо лишних церемоний, дьявольское отродье, — зло бросил Голицын. — Милосердия я от тебя не жду.
— Я пригласила вас не для того, чтобы вести разговор о милосердии, — спокойно ответила Адриана. — Важнее поговорить о России.
