Марианна Алферова - Соперник Цезаря
— Ты, римлянин, должен мне пятьдесят талантов. Еще десять — за своего раба. Потому как это очень дорогой раб.
VI
Рыбачья лодка весь день шла с острова Крит под парусом. Ветер был попутный, но Зосима это не радовало. Он сидел, скорчившись, на корме, не обращая внимания на то, что две триремы следуют параллельным курсом. Скорее всего, это корабли киликийских пиратов, но хозяева Внутреннего моря не трогают рыбачьи лодки — разбойники ищут добычу покрупнее. Зосим прикрыл глаза и подставил изуродованное лицо лучам солнца. Он мечтал, чтобы лодка плыла и плыла и никогда не достигла бухты, в которой стоят пиратские корабли. О боги, почему вы не можете исполнить это желание? Ну почему?
— Эй, Зосим! — крикнул рыбак. — Трирема-то плывет по наши души. Попытаемся удрать?
Зосим обернулся. Пиратский корабль несся по волнам, разрезая волны. Его таран, размалеванный под хищный оскал зверя, целился в лодчонку.
— Куда ж мы удерем? — пробормотал Зосим — щека еще не зажила, и слова получались невнятные.
Рыбак стал разворачивать посудину, чтобы трирема в самом деле не раскроила ее пополам, а Зосим как зачарованный смотрел на приближающийся корабль. Ну вот, сейчас пираты захватят его в плен. Только не велика достанется им добыча. Потому как у Зосима, кроме нескольких серебряных монет, которые он должен отдать рыбаку за перевозку, ничего нет. Правда, есть еще драгоценный перстень хозяина. Его Зосим возил с собой, чтобы показать царю Птолемею Кипрскому вместе с письмом. Клодий просил у царя деньги в долг, чтобы заплатить выкуп. Птолемей расхохотался и сказал, что может дать Публию Клодию Пульхру два таланта. А более у царя Кипра свободных денег нет.
Теперь Зосим плыл назад с этим ответом, понимая, что везет смерть своему господину.
А трирема все приближалась.
«А может быть, лучше, если она меня утопит?» — подумал Зосим с надеждой.
— Это не пиратский корабль, — сказал рыбак, глядя на трирему из-под руки.
— А чей же?
— Это один из кораблей Помпея. Разве ты не знаешь, что Помпей собрал огромный флот, чтобы разделаться с пиратами?
Теперь и Зосим видел, что корабль не пиратский: на палубе блестели кольчуги и шлемы воинов, вдоль бортов висели римские щиты, возле мачты громоздилась катапульта, а на корме полоскался красный вексиллум.[133]
— О, боги! — простонал Зосим.
— Эй, рыбаки! — крикнул с триремы по-гречески римлянин, перевешиваясь через борт. — В ближайшей бухте прячутся пираты?
— Прячутся! — заорал Зосим, вскакивая и едва не опрокидывая лодку. — Они там! Там! — Он махнул в сторону знакомой бухты.
— Их много?
— Два корабля. На одном восемьдесят бойцов. На другом — семьдесят. Не считая пленных и гребцов. Но гребцы все рабы и закованы.[134]
— Тем лучше.
— Возьми меня на борт! — закричал Зосим. — Я — посланец Публия Клодия Пульхра. Он в плену у пиратов.
— Забирайся!
Зосим швырнул кошелек со всем содержимым рыбаку и велел пришвартоваться к триреме.
VII
Когда римская трирема боднула тараном стоящий на якоре пиратский корабль и легионеры, хватаясь за снасти, стали перепрыгивать через борт, Зосим рванулся следом, но загорелый матрос-родосец схватил раба за тунику.
— Куда! — гаркнул матрос сорванным голосом. — Стой! Вмиг положат дурака.
— Там мой господин! Его могут убить!
— Не волнуйся! Мы уже не первый пиратский корабль захватываем, ни разу пленникам кровь не пустили.
Бой кончился быстро. Пираты побросали оружие и столпились у мачты. Их повязали под радостные крики гребцов. Непонятно было, на что те надеялись, уж не на то ли, что римляне их освободят?
Внезапно на палубу к Зосиму перескочил Полибий.
— Я порвал ему хлебальник — здесь и здесь! — хохотал грек, пальцем рисуя на своем лице улыбку от уха и до уха. Зосим заметил на пальцах у Полибия кровь. — Да будет здорово то, что я трогаю. Прежде чем он сдох, я порвал ему пасть! — Полибий исполнил что-то вроде победной пляски.
— Как он умер? — Зосим с трудом ворочал языком.
— Один из римлян проткнул его мечом. Эту мразь выпотрошили, как дохлую рыбину. А я порвал ему пасть…
Зосим отвернулся — тошнота подступила к горлу. Он склонился над бортом и выблевал — то ли ненависть к человеку, который только что умер, то ли страх всех этих дней. И тут кто-то положил ему руку на плечо.
— Море спокойное, — услышал он насмешливый голос Клодия. — Что ж ты блюешь, Зосим?
Раб ничего не ответил и мешком сполз к ногам хозяина. Во рту был горький вкус желчи. Клодий стоял над ним. На белой тоге алело несколько пятен.
— Э, Зосим! Все позади! Приди в себя! Процитируй что-нибудь подходящее из греков! К примеру, Тимофея:
«А зеленогривое море
Рубцевала
Красная роса кораблей,
И все было боль и крик».
Ну, вижу, тебе сразу полегчало.
Как только заговорим о стихах, тебе становится лучше, я знаю.
Зосим поднялся, цепляясь за борт.
— Кстати, где деньги Птолемея? Пятьдесят талантов в кошельке не привезешь. Выкуп мне теперь не нужен, но пятьдесят талантов…
— У меня только письмо. — Зосим торопливо протянул запечатанный свиток Клодию.
— Только письмо? — Клодий удивленно приподнял бровь. — Одно письмо? — повторил он, беря свиток и ломая печать.
Патриций пробежал глазами по строчкам. Птолемей писал по-гречески.
— Царь предлагает в долг два таланта. Два таланта мне, Клодию Пульхру? — Лицо бывшего пленника пошло пятнами, губы задергались, и патриций принялся в ярости рвать и мять свиток. Очутись сейчас Птолемей Кипрский перед ним, он бы задушил царя голыми руками. — Он отказался меня спасти! Он меня… — Клодий задохнулся. — Не подойди корабли Помпея, меня бы отправили на корм рыбам!
— Похоже на то, — кивнул Полибий.
— Ну что ж, Птолемей Кипрский, ты еще вспомнишь эти два таланта. Клянусь Юпитером Всеблагим и Величайшим.
И, повернувшись, Клодий зашагал на корму, где стоял легат Помпея.
Акт IV
ГАЛЛЬСКАЯ ВОЙНА
Картина I. Непокорная покоренная Белгика
Юлия умерла. Теперь союз Цезаря с Помпеем вряд ли продлится. Оптиматы облепили Помпея, как мухи медовые соты. У Цезаря один выход — заключить дуумвират[135] со мной. В принципе, мне плевать на Цезаря — с Римом я могу справиться единолично. Милон только мешает.
Итак, я решил увидеться с Цезарем. А Цезарь — в Галлии.
Из записок Публия Клодия ПульхраНачало декабря 54 года до н. э
I
Клодий гнал Упрямца по дороге. Полибий и Зосим скакали следом. Дорога — это преувеличение. Не Фламиниева, по которой Клодий выехал из Рима. Та — мощеная, да так, что дождевая вода не застаивается, а стекает в кюветы. А эта — лишь просека, правда, ровная, будто по линии прочерченная. Через бурную, наполненную осенними дождями речку перекинут был только что срубленный деревянный мост.
Еще годы и годы пройдут, прежде чем превратится эта просека в подлинно римскую дорогу. Землю устилала палая листва — кони ступали бесшумно, лишь изредка фыркали, в холодном воздухе от их влажных боков поднимался пар. Местность была холмистая, лес — первозданный. Наверное, и тысячу, и две тысячи лет назад эти холмы выглядели точно так же. И как тысячу лет назад, лес стоял тихий и мрачный — голые ветви сплетались в черную густую сеть. Что там, в глубине, за черными колоннами вековых дубов — неведомо. Невдалеке послышалось хрюканье. Всадники, не сговариваясь, осадили коней. Не сразу разглядели стадо полудиких свиней, что рыскало меж деревьев, разрывая пятачками палую листву в поисках желудей.
— Свинопаса солдаты убили, а всех свиней переловить не сумели, — предположил Зосим. — Поймать? — просительно глянул на хозяина.
Клодий на миг задумался, потом отрицательно мотнул головой: свинку Зосим поймает — в этом сомневаться не приходилось. Зато остальные поднимут визг. В прошлый раз из-за убитой свиньи они все трое чуть не лишились жизни. Клодий невольно тронул грудь: ушиб над левым соском все еще давал о себе знать. Хорошо, что панцирь оказался прочным.
Ровная просека кончилась, дальше петляла лесная дорога, ехать по ней было боязно, но и поворачивать назад не хотелось. Лагерь Цезаря должен быть рядом. Но вот где точно? Известно только, что проконсул стоит возле какого-то городка. Неужели эта дорога — в город? Клодий миновал Савернское ущелье в горах Восег и теперь воображал, что попадет в область обжитую, где повсюду поля, деревни и города. А попал в край совершенно дикий, с дремучими лесами и редкими деревеньками. Больше всего Клодий опасался, что сбился с дороги и вместо того, чтобы следовать к Дурокортору[136] и оттуда к Самаробриве,[137] угодил в девственный Ардуенский лес.[138] Как теперь добраться до Самаробривы, Клодий не представлял. Зосим предлагал повернуть назад и дождаться, когда Цезарь сам явится в Верону или Луку. Но в ответ Клодий всякий раз отрицательно качал головой, ибо встреченные возле Нового Кома Цезаревы почтари рассказали: император только что из Британии и пока не думает возвращаться в Ближнюю Галлию, а сидит в Самаробриве. Почтари настоятельно отговаривали ехать к Цезарю, говорили, что в Белгике неспокойно, на дорогах полно всякого сброда, в лесах — и подавно, и лучше всего пристать к каким-нибудь купцам или работорговцам, у которых всегда бывает надежная охрана. Вместе с работорговцами Клодий ехать отказался, да и вряд ли кто-то сейчас, зимой, по опасным дорогам сунется в этот дикий край.
