Александр Мазин - Варвары
Глава двадцать восьмая
Алексей Коршунов. «Ты пришел!»
— Ты? Ты пришел… — прошептала она, прикасаясь пальчиками к его лицу. — Ты пришел! Как ты отважен! — Мягкие руки дотрагивались до его лба, щек, бороды… Ее запах нахлынул волной: как будто вокруг вдруг закружился ворох жасминовых лепестков. — О Алексий! Это глупость, но я счастлива! Ты пришел! Святой Боже! Ты пришел…
Алексей обнял ее, притянул к себе.
— Как я мог не прийти, если ты позвала меня! — шепнул он в теплое ушко, спрятавшееся в черной волне волос.
— О да… Я звала тебя… Каждую ночь. Ты снился мне… Ты приходил…
Ах, какой у нее чарующий голос, низкий, как будто влажный, с дурманящей хрипотцой.
— Скажи, это ты, Алексий? Как ты нашел меня? Как узнал, что я здесь?
Какой-то еще сохранивший трезвость кусочек коршуновского сознания уловил ее слова, но осмыслил уже тогда, когда отвердевший сосок коснулся волос на его груди, а тонкая нездешняя ткань ее рубашки как будто сама собой скользнула по бедрам вверх…
— Как я узнал? — Он тихонько засмеялся, лаская бархатистую кожу повыше напрягшихся ягодиц. — Твоя служанка сказала мне, где тебя искать.
— Служанка?
— Ну да. — Алексей провел языком вдоль гибкой шеи: от выпуклой косточки у горла до пахнущей жасмином впадинки за мягким ушком. — Чтобы найти тебя, мне не нужен свет луны. Звезд достаточно, — прошептал он.
Внезапно ее ладошки с неожиданной силой уперлись ему в грудь.
— Какая служанка? — спросила она обеспокоенно. — Какая служанка, Алексий?
Тут до опьяненного восторгом Коршунова медленно, сквозь счастливый туман начало доходить нечто очень неприятное.
— Та, которую ты послала ко мне, — механически ответил он.
«Ах ты… Похоже, я попал!»
— Я никого не посылала! — Голос Анастасии зазвенел. Коршунов поспешно накрыл ее рот ладонью, и от этого прикосновения приостывший жар желания вспыхнул вновь.
«А-а-а… Будь что будет!» — подумал он, снова притягивая ее к себе.
Она сопротивлялась беззвучно… Недолго. Минута — и она уже извивалась у него на коленях, откидываясь назад на сцепленные руки Алексея, метя пол гривой распущенных волос…
Черт! Алексей никогда не думал, что опасность так возбуждает…
Острое ощущение жизни кипело у него внутри, и такой же бешеный ритм (он чувствовал!) яростно пульсировал внутри ее лона. Черная (темнее ночи) грива металась во мраке, хлеща Алексея по лицу, когда Анастасия, вцепившись в его плечи, раскачивалась, как рвущийся с цепи маятник, взлетала и падала, звонко ударяясь ягодицами о его бедра. Казалось, она пытается вырваться из капкана коршуновских рук и вот-вот выскользнет, потому что невозможно удержать дикое пламя… Но в самый последний миг черный поток волос перехлестнул через плечи Алексея, тонкие цепкие руки обвили его, острые зубки впились в мышцу, а живой огонь неистово заплясал, забился, словно в агонии, на его чреслах… Тут уж и Алексей перестал что-либо контролировать и взорвался, как брошенная в костер петарда…
И сразу кто-то заколотил в дверь.
— Открой, госпожа! — потребовал мужской голос. — Открой!
Коршунов дернулся, но Анастасия не отпустила. Обмякшее, отяжелевшее тело ее распласталось, растеклось по его груди и животу, влажный пальчик коснулся его губ: молчи!
— Что тебе нужно, Хвитс? — сонным голосом спросила Анастасия.
— Открой! Мы знаем, что он — у тебя!
— Кто — «он»? — спросила женщина. — Ты дурак, Хвитс! Ты зачем прервал мой сон? Вот я Стайне пожалуюсь…
— Открой, госпожа, или мы сломаем дверь!
В дверь стукнули еще раз — кулаком, а потом добавили чем-то тяжелым.
Дерево захрустело.
«Как удачно, что здесь — двери, а не обычная завеса из шкур», — подумал Алексей.
Так быстро Коршунов даже на курсантских сборах не одевался.
— Давай, ломай! — крикнула Анастасия. — Увидишь, что Стайна с тобой сделает, когда узнает, что ты ворвался ко мне ночью!
— Он все узнает, Стайса! — выкрикнул другой голос. — Лучше открой! Пусть твой любовник примет смерть как мужчина! Мы убьем его быстро! Эй, ты, слышишь нас?
— Молчи, — прошипела Анастасия.
Но Коршунов и не собирался вступать в дискуссию со стражей. Один раз, когда он пробрался сюда, эти бездельники его проворонили. Почему бы не повторить еще раз тот же трюк?
Пятно окна было чуть светлее, чем темнота в комнате. Коршунов осторожно выглянул…
Ага! Внизу топтались как минимум двое. Старались вести себя тихо, но у одного был насморк, а у второго, похоже, чесотка. Алексея это даже позабавило, хотя его положение трудно было назвать забавным. До бурга — километров десять, а вокруг полно людей Стайны. И все-таки, черт возьми, он ни о чем не жалел! Разве что о том, что невольно подставил Настеньку. Но ведь не убьет же ее Стайна! Что он, дурак — такую красавицу убивать? Что там у них за посягательство на чужую женщину полагается? Изгнание?
Он осторожно протиснулся в окно, зацепился за выступ, подтянулся — и через пару секунд уже лежал на соломенной крыше. Снизу ничего не заметили. И не услышали.
Анастасия через дверь громко препиралась со слугами. И одновременно очень тщательно вытиралась лоскутом ткани. Закончив, запихнула лоскут в щель между половиц.
За супружескую измену по здешним законам ничего хорошего не полагалось. Жену-изменницу — разметать лошадьми. Совратитель мог отделаться вирой. Если речь шла о рабыне, чьи дети не имели права наследования. Или же мог быть казнен. Так же, как женщина. Если вина доказана. Мера пресечения устанавливалась судьей. Но муж мог отказаться от виры и мстить, если считал, что судья проявил излишнюю мягкость. Правда, в данном случае, когда потерпевший сам являлся Законом, на благорасположение судейства рассчитывать не стоило.
Вряд ли знание этой части здешнего кодекса порадовало бы Коршунова. Или заставило его быть еще осторожнее, когда он, практически бесшумно, соскользнул с другой стороны дома: сначала — на навес над крыльцом, потом — на землю. У «парадного входа» никого не было. В том числе и собачек. Теперь-то понятно, почему со двора исчезли барбосы. Чтоб раньше времени не спугнуть дичь.
Мимо протопали двое. Остановились у крыльца. У одного — что-то в руках. Подлинней топора, но покороче копья.
— Темно, как у лисы в норе, — пожаловался один.
— Ниче, — успокоил второй. — Я и на звук хорошо бью. — Коршунов услышал, как басом загудела тетива. Значит, лук?
— Ниче! Счас огонь принесут. Хозяин скоро прискачет. Дверь вышибем…
— А чего хозяина ждать? — буркнул второй. — Чего Хвитс тянет? Там на три раза топором тюкнуть…
— А коли нет у ней никого? — возразил первый. — И то: как бы он туда попал, ежели его никто не видал?
— Так он же герой с неба! — возразил второй. — Может, по небу и прилетел?
— Чегой-то никто в бурге не видел, чтоб он по небу летал, — сказал первый. — Ежли он летать умеет, так давно уж улетел — и искать нечего. А коли нет его, а мы дверь вынесем — хозяин нам такого выдаст! Сам как будто не знаешь?
— А ежли нет его там, так чего эта тиви будто под мужиком пищала?
— Да могла со сна пищать, бывает же, а то сам не знаешь? Куда торопиться? Вона уже факелы несут!
Точно, от служебных построек, мельтеша, приближались огни. Коршунов залег в траву (черт, крапива!), приник к бревнам.
Появился третий. Со средствами освещения.
Все трое сгрудились, разжигая факелы от того, который уже горел. Коршунов понял, что лучшей возможности у него не будет. Вскочил, обогнул угол дома и помчался к сараям. Уже у самой цели его угораздило споткнуться обо что-то в траве. Алексей грохнулся в яму, полную тухлой воды, окунулся с головой, вынырнул и…
С-с-с… Б-банг! — посланная на звук стрела врезалась в стенку амбара.
Коршунов осторожно приподнялся. Ничего хорошего не увидел. Двое бежали к нему, третий, стрелок, остался у входа и сейчас выцеливал невидимую дичь. Не слишком осторожный парень. Будь на месте Коршунова местный орел с луком или копьем, он бы стрелка — на счет «раз». Тот был идеально подсвечен воткнутым в оградку факелом.
Один из тех, кто бежал к сараю, споткнулся и уронил факел. Второй, вместо того чтобы бежать дальше, остановился. Коршунов вылез из ямы и прошмыгнул в сарай. Если там найдется сено, то можно в него зарыться и…
Твою мать! Сено в сарае было. И довольно много. Но в этом сене кто-то уже копошился.
— Ну, Хильди, ну дай, ну дай… — бубнил мужской голос. — Ну тебе ж юбку задрать — всего и делов. Ну, Хильди…
Женский голос ничего не говорил, только хихикал. К счастью, эти двое были заняты собственными делами и не заметили вторжения Коршунова. А вот не заметить его преследователей было мудрено.
— Ага! — радостно заревел один из них, широко распахивая двери и обнаруживая человеческое присутствие.
