Александр Башибузук - Бастард
— Ты мне будешь должен, Педро! — зло заявил я баску и заработал воротом, взводя арбалет. — Готовьтесь, дам команду. Сначала стреляем, затем вперед с мечами.
Ох как ты мне будешь должен, Pedrito…
Вот зачем я принял такое решение? Спасти сына проводника? Вряд ли… Какое мне до него дело… Или просто побоялся, что лучники нас обнаружат, и решил упредить их? Не знаю… Скорее всего, второе; во всяком случае, никакого сочувствия к контрабандистам я не испытываю. Это странно для человека двадцать первого века, особенно русского, но совершенно нормально для кабальеро — гасконца пятнадцатого столетия. Так кто больше я сейчас?
Долбаные мысли! Надо поскорее избавляться от лишнего налета цивилизованности — и буду себя чувствовать гораздо комфортнее.
Отряд лучников приближался. Я приметил головного бородача и прицелился ему в грудь. Доспех кожаный, болт должен навылет прошить.
Баск тоже целился из своего самострела, шепча какую-то молитву.
Тук переместился за ближайший валун, и что он там делал, мне не было видно.
Дождался, пока отряд приблизится, и, когда до нас осталось всего десяток метров, я, нажав спуск, завопил:
— Вперед!
Головной лучник ничком рухнул на камни с болтом в груди. Попал я, куда и целился.
Баск сшиб второго лучника, засадив ему стрелу в шею.
В кого попал Тук, я не успел заметить, потому что сам уже несся вперед с эспадой и баклером в руках. Щит, к счастью, был прицеплен к седлу, и вытаскивать его из вьюка не пришлось.
Особой растерянности у лучников не наблюдалось, но я все-таки успел почти добежать к тому времени, как они натянули луки. Залп стрел я встретил, взметнувшись в прыжке и вытянув руку с эспадой.
Свистнуло возле самого виска, обдав воздухом и дернув прядь волос, но клинок уже с легким хрустом проткнул живот низенькому крепышу, ошеломленно выпучившему глаза и раззявившему в крике рот. Пинком послал еще живое тело в сторону лучника, лихорадочно тянущего из колчана стрелу, и, подскочив, вонзил ему шип баклера в лицо, попав точно в глаз. Содрогнулся от его истошного вопля и, разворачиваясь, успел поднырнуть под удар размахивающего клинком третьего стрелка.
Бородач «провалился», но устоял на ногах и мгновенно развернулся, держа перед собой меч. Пользуясь тем, что между нами было метра три и мгновенно напасть он не сможет, я повел по сторонам глазами.
Тук, азартно вскрикивая и размахивая глефой, теснил к обрыву сразу двух стрелков, не давая им времени на атаку, заставляя постоянно защищаться.
Баск в этот самый момент, прижимая своего противника к земле, раз за разом всаживал в него свой короткий меч и не замечал, как еще один франк целится в него из лука. Черт!
— Твою мать… — Едва успел сбить меч несущегося на меня с воплем лучника и рубанул ему по ногам.
Убедился, что правки не надо, ногу почти отрубил пониже колена, и побежал к баску, с ужасом понимая, что уже поздно, проводник получил стрелу в спину и безуспешно пытался встать с камней.
— Черт, черт… — Не глядя, отмахнулся от стрелка, ранившего баска, вогнал ему в бок шип баклера и добил косым ударом по голове.
— Терпи, Педро, терпи… — Взрыв щебенку, затормозил и побежал к Туку.
Шотландец уже срубил одного из своих противников, но второй оказался крепким орешком и сражался с моим эскудеро почти на равных. Даже умудряясь атаковать…
— Я сам!.. — обиженно крикнул Тук, заметив краем глаза, что я приближаюсь.
— Сам так сам… — Я развернулся на месте, осматривая поле боя.
Стрелок, получивший от меня болт в грудь, был еще живой. Пускал кровавые пузыри и пытался куда-то ползти. Это ненадолго… болт пробил грудь насквозь.
Получивший шипом баклера в глаз лежал ничком и не шевелился.
Мужик с пробитым животом корчился, скручиваясь и разгибаясь.
Лучник с разрубленной ногой сидел, прислонившись к валуну, зажимал рану и глухо выл…
Все ясно… Извините, братцы. Ничего личного, просто не ваш сегодня день.
Проходя мимо и не испытывая абсолютно никаких эмоций, аккуратно рубанул первого эспадой сзади по шее. Второму просто ткнул острием под лопатку.
Во как… Уже и не противно людей убивать. Вжился, урод, в образ. Хотя как я сам себя уродом могу называть? Нормальный кабальеро пятнадцатого века. С четким принципом: неопасный враг — мертвый враг. Все в рамках, и нечего всякий волюнтаризм разводить. Знать бы еще, что это такое…
За спиной в это время раздался вопль, прервавшийся булькающим хрипом. Не шотландца — чужой. Значит, все нормально.
— Твою же мать… — невольно ругнулся, увидев, как оба пленных контрабандиста лежат без движения на камнях. У одного из них торчала из спины стрела, засаженная почти до оперения, у второго из разрубленной головы толчками била кровь.
А где пацан? Черт! Черт! И этот! Парень лежал лицом вниз, по всей спине и боку расплывалось кровяное пятно. Получается, эти уроды сначала кончили пленных, а уже потом схватились с нами? Но как они успели?
Не важно, все уже не важно…
Присел рядом с проводником и помог ему лечь на бок. Сразу стало понятно, что баск не жилец на этом свете. Стрела попала точно под лопатку и вошла в тело на половину своей длины. У проводника, не останавливаясь, шла изо рта кровь.
— Мы их всех убили, но… — Хотел ему сказать, что его сын мертв, — и запнулся.
— Я… я уже знаю… — прохрипел баск. — Но мы хотя бы попытались, ваша милость. Правда?
— Правда.
— Спасибо… — прошептал проводник. — Держите путь строго на скалу с двумя головами. Один дневной переход. Ее постоянно видно. Дальше уже Андорра… Спуск там нормальный, троп много, идите вниз, не ошибетесь. А теперь дайте вина и мой клинок…
Вложив в его холодеющую руку меч, я послал Тука за флягой.
Баск сделал два судорожных глотка, закашлялся и, дернувшись, умер, успев прошептать:
— Эускара та Батасуна!
— Что он сказал, монсьор? — угрюмо поинтересовался шотландец.
— Родной язык и единство, — перевел я ему.
— Это же я сына его срубил… — вдруг буркнул Тук. — Парнишка пытался сбежать, дернулся — и под удар попал. Я уже не смог глефу сдержать, да и эти наседали…
Даже так… И что в таких случаях говорят?
— Ты его в первую очередь спасал. Брось… Не казнись. Господь явил, Господь и забрал. Пошли, надо трупы в пропасть выбросить и Педро с сыном похоронить по христианскому обычаю. Заупокойную молитву еще не забыл?
— Нет, конечно. Как можно, ваша милость? — Уныние с шотландца мигом слетело. — Мулов с собой заберем? Да и досмотреть их груз не помешает и кошели с мертвецов подрезать…
Тук, одним словом. Что еще скажешь?
ЭПИЛОГ
Глиняная кружка звонко хлопнула о стену, осыпавшись черепками, и большое сюрреалистическое красное пятно проявилось на побелке. Малевич, мля!
— Вина… Лучшего вина нам, сарацин вас раздери!.. — взревел я и поискал на столе, чем еще запустить в стену. Не нашел и пхнул мертвецки пьяного Тука, спавшего, уткнув голову в блюдо с начисто съеденным гусем.
— Вставай, братец Тук. Поднимайся, хренов скотт, сейчас еще вина принесут.
Хозяин гостиницы, смуглый кастилец, до глаз заросший курчавой бородой, глядя на лежавшую передо мной на столе эспаду и кучку серебряных монет, остановил двинувшихся было к нам двоих дюжих слуг с дубинками и сделал знак служанке.
Девушка мигом метнулась за стойку и притащила кувшин вина и новые кружки. Уже оловянные. Для пущего сохранения хозяйской посуды.
Набулькал вина в кружки и опять толканул шотландца, получив в ответ только невнятное мычание.
— Ну и хрен с тобой. Слабый нынче скотт пошел… Мне больше достанется… — Вылил в себя полкружки и откинулся на спинку кресла.
Хмель не брал, уже второй день не брал. Ничем я не мог задавить в себе дикую, переполнявшую, бурлящую через край злость.
— Ну как же так! — Собрался запустить и этой кружкой в стену, но, поняв, что особого эффекта не получится, передумал.
Ну как же так?! И главное, зачем я перся в этот долбаный Арагон?
Проехал половину Франции!
Отправил на тот свет туеву хучу людей!
Перевалил эти чертовы Пиренеи, потеряв проводника и всех вьючных лошадей!
Месяц сидел в этой долбаной гостинице в центре долбаной Сарагосы, ожидая аудиенции у этого долбаного Хуана.
И что?
— А ничего! — заорал я сам себе и запустил в стену наполовину обглоданной костью.
Ровным счетом ничего. Культурно послали на хрен! Изысканно! Вежливо! Без объяснения причин!
И, млять, предложили должность при дворе! Должность королевского конюшего!
Млять! Конюшего! Мне! Арманьяку!
А затем всучили подачку в двести арагонских флоринов, чтобы не приставал.
— Кабальеро! Позвольте разделить с вами пару кувшинчиков вина и этого великолепного каплуна…
