Операция "Ананас" (СИ) - Ромов Дмитрий

— Я по поводу Владимира Семёновича Высоцкого.

Сульповар сразу напрягся и взгляд его стал неприязненным.

— Я никакой информацией о нём не располагаю. Медицинских записей у меня нет, да и без постановления…

— Да погодите, — перебил я. — Мне ничего не надо. Ни записей, ни информации. Ничего. Я хочу, чтобы вы ему жизнь спасли.

— А что, — ещё сильнее насторожился он, — Володина жизнь в опасности?

— Конечно, в опасности!

— И кто же… хочет её прервать? — буквально впился он в меня глазами.

— Так, Леонид, вас не туда понесло.

— Это провокация, да?

— Послушайте, я просто хочу, чтобы вы его спасли. Состояние у него ужасное. Вы сегодня поедете к нему…

— Слушайте, что вы несёте!

— Сейчас к вам Янклович с Федотовым заявятся, будут просить хлоралгидрат для Высоцкого. Федотов колет одновременно успокаивающие и тонизирующие. Вы понимаете меня?

Сульповар смотрел широко раскрытыми глазами.

— Возьмите Стаса Щербакова из реанимации и поезжайте с ними. Привезите Владимира Семёновича сюда. Вы его здесь сможете выходить, иначе ему конец. Два дня и всё!

— Кто вы такой? — спросил Леонид, пристально глядя мне в глаза.

— Тот, кто хочет его спасти! Вы что, думаете, я собираюсь здесь в Склифе его убить? С ума вы сошли что ли? Вы сейчас его сами увидите и всё поймёте! У него цианоз, язык западает, синюшность… Надо срочно делать что-то. Всё ещё опасней, чем кажется! Привезите его сюда, подключите ИВЛ, держите в медикаментозном сне и в течение нескольких дней и выводите из организма все, что возможно. Подключайте необходимые препараты, вплоть до наркотического ряда, спасите его! У него сердце может не выдержать!

— Откуда вы всё это знаете? — спросил Сульповар.

— Да какая разница! Вам скажут, что интубация, ну, то есть трубка, может повредить голосовые связки. Про риск пневмонии скажут, про необходимость согласия родителей. Уговорите их и человечество вам поставит памятник.

— При искусственной вентиляции лёгких очень часто возникают пневмонии. В общем, все это довольно опасно…

— Но другого выхода нет!

— Леонид! — раздалось позади нас. — Сульповар! К тебе пришли! Ах, вот ты…

По коридору шагал Федотов в дымчатых черепаховых очках и Янклович.

— Лёня, пожалуйста, срочный вопрос.

— Не буду больше отнимать ваше время, — твёрдо сказал я, сжимая руку Сульповару. — Спасибо доктор за помощь и понимание. Я буду надеяться, что всё получится.

— Мы все будем на это надеяться, — ответил он и пошёл навстречу новым посетителям.

Я, разумеется, никуда не ушёл, сидел в приёмном и ждал. Волновался. Проигрывал состоявшийся разговор снова и снова, не мог понять, всё ли я сделал, всё ли сказал, был ли максимально убедительным… Время, теперь это могло показать только время… Оно, как на зло, тянулось невероятно медленно… Как резина…

Прошло больше двух часов, прежде чем я снова увидел Сульповара. Он вошёл в отделение, и я бросился к нему навстречу.

— Привезли?

Он взял меня под локоть и оттащил в сторону, туда, где нас никто не мог видеть.

— Откуда вы знали?

— Леонид, вы привезли Владимира Семёновича? Где он?

— Нет, они сказали, без согласия родителей нельзя.

— Тьфу!

Я устало опустил голову.

— Откуда вы знали? — снова повторил он вопрос. Ведь всё было слово в слово! Как?

— Какая разница, — махнул я рукой. — Хотя, есть, есть разница. Вы понимаете, что если я так точно описал картину, я и исход могу предсказать так же точно?

Он промолчал.

— Двадцать пятого ночью будьте готовы с бригадой реаниматоров или как там у вас это называется.

— Вы не врач?

— Нет, я не врач. Вообще неважно, кто я. Важно, чего я хочу. И я надеюсь, в определённой точке наши желания сходятся. Вы двадцать пятого дежурите?

— Нет, — помотал он головой.

— Будьте здесь! Я позвоню.

— Во сколько?

— Между тремя и половиной пятого. Обширный инфаркт… Я наберу ноль-три, вы сможете организоваться?.. Не сможете… Ладно, я позвоню со службы. Будьте здесь, будьте готовы, подберите самых лучших спецов. Шанс будет только один. Леонид, только один!

Ничего другого не оставалось. По крайней мере, я не видел, что ещё можно было сделать. Два дня я не мог думать ни о чём другом, только о предстоящих событиях. Точное время смерти было неизвестно. Как и то, возможно ли откачать, возможно ли вообще спасти, вытащить из того состояния, в котором он окажется…

— Миша, — сказал я своему шефу, — ты понимаешь, что всё очень серьёзно?

— Понимаю, — кивнул он. — Мне нравится Высоцкий, и я хочу, чтобы он выжил. А ещё я понимаю что это «показ».

— Какой ещё показ? — недоумённо воскликнул я.

— Такой, что ты показываешь, что знаешь не только о совершённых в будущем преступлениях, да?

— Плевать на это. Правда, я тебе другое что-нибудь покажу. Давай сосредоточимся на главном, хорошо? Миша, я очень прошу, без десяти три, нужен официальный вызов, от имени конторы. Нужно, чтобы приехал Сульповар. У него будет подготовлена бригада.

— Слушай, Сульповар — это хорошо, но давай ещё наших специалистов пошлём. У нас очень крутые доктора.

— Но там Склиф…

— Ничего, пусть будет больше врачей, одна голова хорошо, а десять лучше…

— Мы не знаем, во сколько именно всё начнётся, понимаешь?

— Да понимаю-понимаю я, -- кивнул Михаил. -- Не переживай, полтора часа будут сидеть рядом.

— Лишь бы их не выгнали оттуда.

— Ничего, мы попросим, не выгонят.

Ночью двадцать пятого я не сомкнул глаз. Мерил шагами сначала свой кабинет, а потом и кабинет шефа. Позвонил в Склиф, мне ответили, что Сульповар сегодня не дежурит. На домашний номер дозвониться не смог — никто не брал трубку.

— Езжай, — посоветовал Миша. — На месте сориентируешься.

Я поехал.

— Нет, сегодня не его смена, — помотала головой сестра, когда я появился в приёмном покое.

Да твою же мать!

— Он должен быть здесь! Вы меня понимаете? Пойдите и проверьте!

— Вы голос на меня не повышайте, пожалуйста, — посуровела медсестра. — Я действую по должностной инструкции, а вы вообще непонятно, что делаете! Я вам русским языком объясняю, Сульповар сегодня не дежурит, у него завтра смена.

— Я здесь, Лариса, меня Евгеньич попросил подстраховать сегодня, — раздался позади меня знакомый голос.

Это был Леонид. Мы отошли в закуток.

— Послушайте, Александр… знаете…

По прошествии двух дней моя убеждённость и осведомлённость в его глазах уже не выглядели особо мотивирующе. Так бывает. Человек два дня думал, размышлял и пришёл к выводу, что поддался на эмоциональное давление и решил действовать по-другому.

— Мне кажется, — неохотно сказал он, что все ваши доводы немного… натянуты что ли… Я сегодня вечером разговаривал с Федотовым и мы считаем, что оснований для паники нет…

— Но, тем не менее, — кивнул я, — вы здесь, да?

— Ну… знаете… Я конечно сомневаюсь, но с другой стороны…

— Сомневаетесь вы или нет, неважно. Мы все всегда сомневаемся. Главное, вы здесь. А значит, ничто не помешает вам приложить все усилия для спасения пациента, даже если вы и не уверены пока, есть ли в этом необходимость. Правильно?

Он хмыкнул.

— Значит, правильно, резюмировал я. Раз уж вы всё равно здесь и вам небезразлична судьба этого человека, не постесняйтесь и поступите так, как если бы он…

Я не договорил. Поступил вызов и Леониду передали распоряжение выехать на Малую Грузинскую. Он сразу позабыл обо мне и опрометью кинулся готовиться к выезду. Через минуту-другую скорая выехала, и я устремился за ней. Машину мне дал Михаил, так что я был вполне мобилен.

У подъезда уже стояла одна медицинская машина. Я поднялся вперёд и постучал в дверь. Она вскоре открылась, и я увидел страшно уставшего невыспавшегося человека. Это был Федотов.

— Что происходит? — удивился он. — Это ошибка какая-то?