Олег Измеров - Задание Империи
— Разрешите обратиться, товарищ генерал-лейтенант?.. — начал Ступин после того, как Виктор завершил свой рассказ. Карбышев сделал жест рукой.
— Давайте проще и без чинов. Хотите спросить мое мнение по поводу сообщенного?
— Так точно.
— Я вообще-то ждал рассказа о каких-то сверхъестественных оборонительных линиях или изобретениях, основанных на каких-то новых принципах… То, что я услышал, гораздо ценнее в будущей войне. Почти все можно было делать уже вчера. Кроме пластической взрывчатки, конечно. Но производство ее надо создавать уже в ближайшее время, это настоящая революция в инженерных боеприпасах. Например, вот эта вот лента, про которую рассказывал господин Еремин, кумулятивная… для разрезания стальных балок и тросов. В условиях маневренной войны у нас все меньше будет времени для подготовки объектов к подрыву. А для диверсий в тылу противника просто незаменима.
"Йесс! НАТО пусть локти кусает — у нас все это появится раньше! А то задолбали в боевиках — Си-4, Си-4… Пусть мир знает Karbysheff Plasticine!"
На улице стояла жара и духота, особенно ощущаемая после выпитого кофе. Над накалившейся броней сухопутных дредноутов, как над асфальтом шоссе, дрожал воздух. Деревья не спасали и, казалось, даже сами слегка посерели и поникли.
Жаль, с Карбышевым не удалось подробнее поговорить, подумал Виктор. Не о средствах уничтожения, а просто, как с человеком. Сколько уже живых легенд здесь перевидал, даже Королева с Мессингом, а ни с кем толком и не побеседовал.
И вообще, за прошедшее время можно было сделать гораздо больше. Как бездарно растрачиваем мы порой дни своей жизни! Можно подумать, что за ее порогом нас ожидает вечность, в которой мы можем сделать все то, что не получилось, за что не решились взяться или что отложили до лучших времен. Никогда не надо откладывать жизнь на завтра. Неизвестно, что завтра будет и будет ли завтра вообще. Вон, Карбышев, несмотря на свои почти шестьдесят, полон сил, но в нашей реальности через несколько лет его убьют, и помешать этому Виктор уже не сможет. А тут Карбышев вышел от них даже помолодевший, как будто жизнь только начинается. Еще бы — столько новых планов впереди…
Если бы Виктора сейчас просили, какой строй он считает самым лучшим, он бы ответил — тот, при котором у человека есть возможность жить будущим. Огромным, светлым, прекрасным, наполненным радостью открытий. Как в юности.
"Мерседес-Бенц" урчал мотором на дорожке, как сытый кот. Ступин не спеша потягивал сигаретку.
— Не спешите. Мотоциклетный патруль проверит дорогу и позвонит из Бежицы.
— Меня прямо уже охраняют, как Сталина… я имею в виду, в нашей реальности.
— Я понял. Знаете, нам психологически препятствуют условности, привычка к словам. Вас шокирует слово "фачизм", меня — "советский", "коммунисты", "демократия". Стараюсь не обращать внимания. И вы, и мы — Россия.
— А вторая реальность?
— Ну, ее я знаю только с ваших слов… Вы говорите, у них государственный атеизм, но церкви они не оскверняют?
— Нет. Религия там вроде памятника старины. Ею любуются, протирают тряпочкой, возможно, даже восхищаются, но в бога не верят.
— Иногда кажется, что и у нас тоже, но боятся сказать. Блюсти нравственность, помогать сирым и убогим, спасать падших духом, утешать можно и без рассказов о жителе Иудеи, якобы творившем чудеса. Точнее, можно придумать и новую идею, с чисто русскими корнями. Но все боятся нового и держатся за привычное.
— Вы очень откровенны.
— Без откровенности нет доверия.
"Угу. Войти в доверие. Не будем забывать все-таки, что это — другая реальность. С коричневой чумой покончить в наших общих интересах… а насчет остального посмотрим."
Из дверей выскочил молодой человек в штатском, но с военной выправкой, и отрапортовал Ступину, что патруль благополучно добрался до Бежицы и препятствий на дороге не отмечено.
— Ну, с богом, — промолвил штабс-капитан и пожал Виктору руку.
Кортеж двигался в том же порядке, но, как показалось Виктору, более медленно и осторожно. Виктора неминуемо сморило бы, если бы не действие выпитого кофе, которое одновременно пробудило аппетит. "Доберусь до места — первым делом в американскую диетку…"
"Мерс" тормознул. Виктор огляделся. Они были на дамбе, ведущей к мосту у вокзала Брянск-Орловский. Впереди стоял грузовой "Опель", слегка стукнувшийся с тракторной тележкой с сеном, выезжавшей из поймы, так, что проезжая часть была загорожена полностью. Возле водителя, виновато мявшего кепку в руках, уже стоял дюжий сотрудник гужавтоинспекции и составлял протокол. Мотоциклист сопровождения подъехал поближе; местный дэпээсник начал что-то ему докладывать, показывая рукой то в одну, то в другую сторону.
"Только что столкнулись", подумал Виктор, "патруль доложил, что дорога свободна. И дорожная полиция сразу же на месте ДТП, не то, что у нас…"
— Назад! — заорал Виктор. — Назад!
Быгов, сидевший за рулем, резко дал газ, одновременно выворачивая вправо для разворота большую как на автобусах, баранку руля. Валентин схватил из-за спинки кресла МП-28, чуть не стукнув Виктора кожухом по затылку; сидевший впереди Антон защелкал тумблерами рации.
— "Клен", я "Береза"! На девятнадцатый подкрепление!
"А если это глупость, паранойя? Вдруг гаишник просто случайно рядом оказался? Ладно, лучше ложная тревога, чем…"
И не успел Виктор закончить фразу, как увидел, что патрульный, взмахнув руками, начал откидываться навзничь в седле своего мотоцикла, а "шофер" и "гаишник" бросились наземь; донесся хлопок. Быгов успел развернуться назад; Виктор через лобовое стекло увидел, что "Форд-МАЗ" принял вправо на обочину, пропуская их на узкой дороге, а охрана выскакивает из открытой машины со своими машиненпистоле, чтобы прикрыть. Застучали отрывистые очереди. Пятидесятисильный мотор взревел, обратная дорога была свободна, и Виктор уже было подумал, что они выскочили, как вдруг совсем рядом что-то громко хлопнуло, как китайская петарда, машину повело вправо и они ткнулись радиатором в придорожную осину.
— Камера, твою мать! Из машины!
Виктор поймал ручку двери где-то возле правого плеча, дернул и вывалился на откос, поросший мягкой невысокой травкой, мысленно проклиная аккуратность дорожных строителей и тех, кто содержал дороги. Густой бурьян и кусты здесь оказались бы более кстати. Следом за ним выпал Валентин, наполовину оставшись в машине, его автомат, клацнув, свалился асфальт у колеса, а сам Валентин повис ничком и не шевелился; на спине его появилось красное пятно, и Виктор вдруг понял, что тот убит. По другую сторону шоссе слышались очереди и мат. Крылом бабочки распахнулась передняя дверца, и справа от Виктора скатился и замер Антон, лежа навзничь и как-то нелепо раскинув руки; его остановившиеся глаза смотрели прямо на Виктора. На стеклах беспомощно раскрытых дверец машины появилась сетка мелких трещин и дырочки от пуль; тут из-за капота в каком — то немыслимом акробатическом кульбите появился Быгов; он протянул было руку к автомату Валентина, но тут же вскрикнул, схватившись за правое плечо, потерял равновесие, успел сделать полшага и свалился под откос возле Виктора.
"Снайпер! Со стороны поймы!"
И тут Виктор понял, что уже давно представляет собой на этой насыпи самую лучшую мишень.
"Почему я до сих пор живой?"
Что-то вжикнуло совсем рядом и вверху и ударилось в багажник. Быгов пытался зажать рукой раненое плечо; из-под пальцев его показалась кровь. Очереди с другой стороны шоссе затихли — там, видимо, уже было все кончено.
— Укройтесь… вниз, к канаве…
— Нет! — Виктор вырвал из кармана свой браунинг — хорошо, что он не зацепился за подкладку — передвинулся, прикрывая собой Быгова и сунул ему свой пистолет в левую руку.
— Берите меня в заложники!
— Что?
— Никс шиссен! — завопил Виктор что есть мочи. — Никс шиссен! Он меня убьет!
Как ни странно, на другой стороне его поняли.
— В сторону прими! — закричали от грузовика. — В сторону!
— Не могу! Если я двинусь, он меня убьет!
— Если он двинется, убью! — взревел Быгов. — Он мой заложник!
— Я заложник!
С другой стороны донесся ответ, который в нашей реальности должен озвучивать с эстрады Михаил Задорнов. Предложив сначала набрать побольше воздуху. С другой стороны заорали:
— Мужики! Вы чего, охренели?
Виктор замялся. В американских боевиках переговорщики никогда такого не спрашивали.
Но долго думать не пришлось. До слуха Виктора долетели вопли вроде "Атас!", а со стороны вокзала резко и отчетливо застучал пулемет. Что-то зашипело и грохнуло на шоссе так, что у Виктора зазвенело в ушах. Послышался сухой стук коротких очередей — Виктору вдруг показалось, что стреляют из "Калашниковых". Где-то залаяли собаки.
