Андрей Ерпылев - Золотой империал
Надвигающаяся со скоростью курьерского поезда сине-желто-красная громадина, выставившая вперед огромные бивни с насаженными на них серповидными лезвиями, будила в подсознании атавистический ужас. Словно новобранцу при первой обкатке танками, хотелось бросить все, завизжать по-заячьи и кинуться назад, под защиту могучих статуй, забиться куда-нибудь в укромную щель...
Слева уже огрызался коротко, но внушительно, автомат Чебрикова, где-то справа бухнула два раза берестовская «тулка»... Николай тоже поймал в в прицел налитый кровью глаз разъяренного монстра...
Нажать спуск он не успел.
Над головой что-то коротко зыкнуло, и надвигающийся на Александрова слон, словно от удара в лоб исполинским молотом, уселся на задницу, а затем, жалобно хрюкнув, повалился набок, подминая своей тушей и погонщика в маленькой железной башенке, и сразу десяток вражеских пехотинцев, рассыпавшихся, как насекомые, во все стороны. Ни дать ни взять тараканы на кухне, спасающиеся от хозяйской тапочки. Из шеи дергающегося в агонии животного торчало давешнее бревно, ушедшее в брызгающую багровыми струями тушу почти по самый срез.
Некогда любоваться!
Николай быстро переместил прицел в сторону другого слона, черно-бело-зеленого, атакующего поваленного на бок каменного воина, сжимающего в объятиях не то льва, не то крокодила, под которым скрывался Жорка, как всегда своей «мортирой» осуществляющий только психическое воздействие. Надо заметить, пехота, испуганная неожиданным грохотом и особенно катапультами, о наличия которых у осажденных не подозревалось, не очень-то торопилась с атакой, предоставляя эту честь «танкам» и повторяя распространенную ошибку кабинетных стратегов... Тем более что достаточно узкий коридор всю массу атакующих пропустить внутрь просто не мог, уравнивая силы сторон.
После очереди мощного пулемета слон, так и не сумевший своротить в сторону тяжеловесного каменного «зоофила», завертелся на месте, словно танк с перебитой гусеницей, отчаянно трубя, пока милосердная стрела не опрокинула его на тушу уже успокоенного первым залпом.
Развернув поскорее пламегаситель в сторону пехоты, оставшейся практически без поддержки «бронетехники», Александров удовлетворенно увидел, что стрелять, собственно, не по кому: не стесняющаяся показать спину стальная гвардия Аурвадарты Сильного, немилосердно толкаясь, пыталась втянуться в узкий коридор.
«Мы хотя и не рыцари, в спину стрелять не будем! — подумал капитан, опуская ствол. — Стремно как-то...»
Увы, жрецы о рыцарском благородстве и милосердии к бегущему врагу имели самое общее представление: две оставшиеся катапульты, прицельно разряженные в самую гущу противника, довершили разгром.
— Отбой! — раздалось из укрытия ротмистра. — Первая атака отбита...
* * *Панорама, открывшаяся перед доблестными защитниками ворот, впечатляла.
В нескольких метрах перед линией обороны подбитыми танками громоздились четыре издыхающих слона, а за ними... Классик так описывал подобную картину: «Рать побитая лежит...» Тишину нарушали только однообразные вскрики, доносящиеся с равномерными интервалами откуда-то со стороны двух братски прижавшихся боками слоновьих туш, редкие стоны раненых да веселое журчание по наклонному полу жидкости, о происхождении которой как-то не думалось...
По самым скромным подсчетам «трофейной команды» жрецов, шустро разбежавшихся по полю брани сразу после того, как топот отступающих затих, если они, конечно, в своей восточной манере не преувеличили (проверять лично путешественники побрезговали), провалившаяся атака стоила воинству Аурвадарты без малого трех сотен отборных пехотинцев (большая часть из них, конечно, не была поражена пулями и стрелами осажденных, а затоптана слонами и задавлена в узком проходе при паническом бегстве) и, как упоминалось выше, четырех поверженных слонов. Пятому «танку» удалось уйти, возможно, невредимому, превратив в кровавое месиво немало двуногих однополчан.
Ротмистр, возможно, чтобы отвлечься от кровавого зрелища, спросил о чем-то у верховного жреца, печально озирающего поле битвы, перебирая четки из какого-то темно-зеленого камня — не то нефрита, не то изумруда. Старик ответил ему, поочередно указав рукой на светлеющие окна и на ворота.
— Обещает, что переход откроется с минуты на минуту, — сообщил Чебриков, хотя его никто ни о чем не спрашивал.
Валя, которая находилась на грани полуобморока, все время порывалась мчаться на помощь раненым, пусть даже только что желавшим положить ее голову к стопам своего предводителя, и Жорке с огромным трудом удавалось ее сдерживать. Сновавшие среди раненых и умирающих жрецы, похоже, облегчали страдания неудачников по-своему: стонов и вскриков становилось все меньше.
— И как все это соотносится с милосердием к побежденному врагу?
Николай чересчур старательно набивал магазин пулемета и вопрос задал будто бы самому себе, не поднимая головы.
— Мне кажется, Николай Ильич, здешние священнослужители далеки от норм христианской морали... — Ротмистр присел рядом с ним на корточки. — Как, впрочем, и остальные аборигены. А что до победы... До нее еще далеко.
В стане обороняющихся наметилось какое-то оживление: несколько старцев тащили от самого входа в зал что-то тяжелое, облепив его, словно муравьи.
Тяжестью этой оказался давешний «прапорщик», уже без шлема и не багрово-красный, а мертвенно-бледный в синеву. Ноги бывшего парламентера волочились за ним плетьми, царапая заостренными стальными башмаками плиты пола.
Вопреки ожиданиям, пленный оказался жив.
Не в состоянии привести его в чувство своими силами, жрецы, оживленно жестикулируя, что-то защебетали главному, а тот перевел Чебрикову.
— Сделайте милость, дорогая, — морщась, обратился граф к Вале. — Жрецы вспомнили о вашем чудесном нашатыре.
Девушка, которая сама, возможно, находилась в полуобморочном состоянии, словно сомнамбула, поднесла ватку, смоченную нашатырным спиртом, к породистому носу вражеского вояки.
Секунды две реакции не было, и спутники было решили, что враг уже на пути к кому-нибудь из своих богов, но тут он глубоко вздохнул, мотнул головой так, что чуть было не перерезал себе горло о край высокого стального воротника, и открыл водянисто-голубые глаза, сначала мутные, но затем прояснившиеся.
Между верховным жрецом и пленным последовал короткий диалог, после чего последний был величественным жестом отпущен. Те же жрецы дотащили его до входа в зал и предоставили добираться до своих самостоятельно.
Смотреть, как искалеченный вояка ползком, волоча перебитые, похоже, ноги, перебирается через груду тел, завалившую вход, было тяжко. Но чувство сострадания тут же улетучивалось, стоило бросить взгляд на принесенные час назад им же, наглым, полным сил и уверенности в себе и своем деле, отрубленные головы храмовых парламентеров и так и не прибранное тело мальчишки-вестника.
— Пленный сказал, что Аурвадарта больше не станет пытаться взять храм штурмом, — бесстрастно произнес ротмистр. — Защитников перестреляют из луков и забросают камнями из пращей.
— А что ответил священник?
— Если сил обороняться не будет, он откроет Красные Врата...
— Каким образом?
— Не знаю, — пожал плечами Чебриков. — Но, скорее всего, он не блефует.
— Смотрите! — Конькевич так толкнул Николая в плечо, что тот едва не упал.
— Чего ты... — досадливо начал Александров, оборачиваясь к нему, и замер на полуслове. Переход начал открываться.
* * *Преодолев множество переходов, располагающихся, так сказать, на воздухе, путешественники впервые увидели, как открывается проход в иной мир в твердом объекте. Зрелище было впечатляющим...
По каменной кладке бежали, дрожа и переливаясь, радужные волны, исходящие из одной точки, словно круги на воде. Иллюзия того, что стена превратилась в установленный вертикально брусок желе, было полным: она колебалась, стыки между массивными глыбами извивались, при этом оставаясь нерушимыми... Радужное сияние налилось густой синевой и... пропало. Стена снова стояла как ни в чем не бывало, готовая, казалось, выдержать прямое попадание пятитонной фугасной авиабомбы.
— Не открылся... — ахнула Валя, но старик, видимо уловив разочарование на лицах своих гостей, энергично затряс головой и, подойдя к стене, швырнул в то место, откуда расходились сияющие волны, камешек.
Предмет, вместо того чтобы щелкнуть о стену и отскочить, канул в ней совершенно так же, как ранее его собратья, швыряемые в обычные ворота. Жрец обернулся и показал руками понятное и без слов: «Ну что я говорил?»
— Уходим? — Спросил Конькевич.
В глубине коридора, ведущего в зал, снова взревела боевая труба: видимо, «прапорщик» добрался-таки до своих.
Никто из спутников не успел ответить Жорке.....
Кавардовский, про которого все уже позабыли, лежавший до того без движения в укрытии за массивным постаментом, внезапно вскочил на ноги и, ткнув чем-то в живот стоящего неподалеку от него немощного старца, выхватил у него из рук скимитар и, опасно размахивая этим смертоносным оружием, прыгнул в сторону открывшегося перехода. Еще мгновение — и он, словно нагретый нож в масло, вошел в каменную стену и сгинул без следа...
