Андрей Мартьянов - Без иллюзий
Рейнхард Гейдрих чеканным, будто на плацу, шагом двинулся в выходу из кабинета. Перед тем как открыть дверь в секретарскую, оглянулся и сказал будто невзначай:
— Кстати. Окажись вы волею случая главой кабинета министров, кого назначили бы на ключевые посты? Подумайте. Только умоляю, никаких дилетантов!
* * *…Украина, Шталаг 339, Киев-Дарница. 68 тысяч, в основном военнопленные.
Тоже Киев, концентрационный лагерь Сырец. 19 тысяч, евреи и прочие гражданские.
Особый полигон Weiberschlucht, Киев. Исходно в ведении айнзатцгруппы С, приданной группе армий «Юг», в настоящий момент подчинен киевскому СД. 127 тысяч по состоянию на август 1942, спецмероприятия продолжаются.
Богдановка, под румынской юрисдикцией. 55 тысяч, гражданские.
Шталаг 325, Лемберг. Сателлитные лагеря еще в шести населенных пунктах. В общей сложности 140 тысяч; военнопленные, гражданские.
…Отчетность налажена безупречно. Колонки, графы, имена ответственных, порядковые и итоговые цифры, архивные регистрационные номера, печати. Аналогичные сводки я получаю ежедневно: танки, артиллерийские орудия по категориям, боеприпасы, вспомогательная техника. Да только здесь речь идет совсем об ином.
Попомнишь тут недовольство Геббельса «эксцессами на Востоке». Эксцессами. Государственным проектом, как сказал Гейдрих, и почему-то мне кажется, что обергруппенфюрер не лукавил: это не частная инициатива осткомиссаров, размах чересчур велик.
Вероятно, Рейнхард Гейдрих подозревал, что я обвиню его в подлоге документальных свидетельств. Какой вменяемый и здравомыслящий человек поверит в намеренное и систематическое уничтожение сотен тысяч человек, проводимое германской администрацией с самого начала Восточной кампании? Часть бумаг датирована сентябрем — октябрем 1941 года, сразу после взятия Киева. Вот и приложена кипа фотографий, подделать которые невозможно. Многие с поясняющими надписями на обороте, от чтения которых меня прошибал ледяной пот.
Господи боже. Если узнают на Западе… Отдельные сведения наверняка просачиваются и к большевистскому руководству, недаром в последнее время на радио зачастили опровержения «лживой красной пропаганды» и красочные рассказы о зверствах коммунистов.
— Насмотрелись? — я вздрогнул. Гейдрих вошел незаметно. — Что-нибудь скажете?
— Нет. Сказать нечего.
— Очень зря. Я вам показал вершину айсберга, а ведь еще есть Польша, Бессарабия, Прибалтика. Глава Рейхскомиссариата Остланд Генрих Лозе докладывает, что прибалты отлично справляются и без непосредственного участия германских подразделений. Эстония, допустим, благодаря поощряемым инициативам местного населения сейчас вообще свободна от евреев. И не спрашивайте меня, куда они подевались. Совершенно точно не переселены за Урал… Судя по выражению вашего лица, новость не из приятных? Тем не менее вы не протестуете, не требуете немедленного разбирательства и наказания виновных, как поступил бы на вашем месте любой неосведомленный. Отчего?
— Вы же сами сказали, есть санкция, — хрипло сказал я. — Бессмысленно.
— Всегда знал, что вы очень умный человек, — обергруппенфюрер забрал бумаги и фотографии, вновь отправив их в стол. Щелкнул замочком. — Давайте я расширю ваш кругозор. Собственно, в Киеве я контролирую несколько иную и крайне важную операцию. Директиву о проведении «Спецакции 1005» я издал еще полгода назад, в марте, а с конца мая она начала активно проводиться в жизнь под моим личным руководством… Не буду вдаваться в ненужные подробности: если в двух словах, подразумевается эксгумация тел, их сожжение и последующее погребение пепла. Объем работы, как вы догадываетесь, немалый, а оправдание «Спецакции 1005» более чем правдоподобное — подготовка освобожденных территорий для колонизации.
— Вдруг какой-нибудь фермер-переселенец из Шлезвига однажды наткнется на яму с десятком-другим тысяч трупов и поднимет шум?
— Повторяю: правдоподобное оправдание, которому поверили все, включая рейхсфюрера Гиммлера. Настоящая цель несколько сложнее. Вы не особенно удивитесь, если я скажу, что хочу жить? Долго. У меня семья.
— А это-то здесь при чем?! — едва ли не со стоном сказал я. — Мы имеем геноцид в России и неимоверное количество жертв! Помните, как после Великой войны союзники хотели засудить за военные преступления Вильгельма Гогенцоллерна и его приближенных? Только благодаря королеве Нидерландов Вильгельмине Оранской его не выдали французам! Очень сомневаюсь, что вы, я или Гиммлер найдем убежище в Голландии, подобно бывшему кайзеру! После… После этого!
— Успокойтесь и дослушайте! — прикрикнул Гейдрих. — Понимаю ваши чувства, но сейчас нет времени на эмоции. Итак. Я хочу жить. Вы тоже, все-таки пятеро детей. Равно и многие другие, осознающие, что кризис Германской империи на пике, и если тотчас же, немедля, не принять самых радикальных мер, мы окажемся на короткой дороге в никуда. В ничто, в пропасть, из которой уже не выберемся. Версальский договор покажется манной небесной…
— У вас есть конкретные предложения? — я наконец взял себя в руки. — Этот странный вопрос о предположительном составе кабинета… Такие решения принимает фюрер!
— Фюрер, — эхом повторил Гейдрих. — Мы давали ему личную присягу, верно? «Я клянусь тебе, Адольф Гитлер, как фюреру и как канцлеру Рейха, в верности и смелости…» Присягу можно и нужно трактовать так: в сложившихся условиях нам должно хватить верности и смелости спасти фюрера.
Молчание. Мне дали время осмыслить последнюю фразу. Толкование в контексте действительно получается донельзя широким.
— Временное отстранение от непосредственного руководства, — вкрадчиво сказал Рейнхард Гейдрих, выждав минуту. — Подчеркиваю, временное. Изоляция. Попутно убрать всех, кто оказывает на него неблагоприятное влияние. Начать мгновенно и жестко ломать устоявшуюся систему. Чистка партийного аппарата в стиле Сталина, беспощадная и решительная, нам есть чему поучиться у лидера большевиков. Дать армии возможность вести войну без вмешательства… Скажем так, без вмешательства политиков: достаточно четко определить цели, которых мы хотим достигнуть в войне, но без фантазий наподобие прорыва в Персию через Кавказ. Вот конкретные предложения.
— Вы не шутите? — я непроизвольно охнул. — Это государственная измена в дистиллированном виде!
— Неправда. Это выполнение присяги… Доктор Шпеер, я вас не неволю. Если угодно, я прямо сейчас прикажу Вагницу отвезти вас на аэродром. Отдам документы и фотографии, чтобы вы предъявили их фюреру и попросили объяснений. Если объяснения вас удовлетворят, расскажите о моем вероломстве, и мы больше никогда не увидимся. Мое дело будет рассматривать не Народный трибунал, а Высший суд СС, вас не привлекут к очным ставкам в качестве свидетеля обвинения, там своя кухня… Согласны?
— Не согласен, — отрекся я. — Мать с отцом воспитали меня в дореволюционных традициях, и я испытываю отвращение к доносительству. Даже в самых благих целях. Я не уйду, пока не получу внятных разъяснений!
— Извольте, — обергруппенфюрер сцепил пальцы замком, опершись на них подбородком и поставив локти на столешницу. — В Вермахте существует заговор. Настоящий заговор против Адольфа Гитлера. Имена называть не стану, это второстепенно. Армейская оппозиция действующему режиму существовала всегда, но оставалась сравнительно безобидной: глухое ворчание в среде офицерской элиты, осуждение партийных бюрократов и чрезмерного усиления СС как альтернативного вермахту вооруженного формирования и так далее. Большинство недовольных сдерживает присяга, однако есть и радикалы, готовые действовать. Добавочно, поддержка такого рода настроений в Министерстве иностранных дел, Министерстве экономики, среди промышленников, отлично знающих, каковы перспективы… Эту информацию до сегодняшнего дня я держал исключительно для себя, не отправляя выше: зачем? Вы первый. Нет, второй посвященный. После Константина фон Нейрата, формально моего непосредственного начальника по протекторату Богемия и Моравия.
— …Готовились однажды выступить в качестве спасителя отчизны? — съязвил я. — Раскрыть подготовку к мятежу в подходящий момент?
— В том числе, — преспокойно согласился Гейдрих. — Это вопрос политики. Но после событий под Москвой я подумал, что энергию армейских оппозиционеров следовало бы направить в нужную сторону и их руками спасти Германию, при этом оставаясь в тени.
— Удобно, — я откинулся на спинку кресла и покачал головой. — При неудаче заговора виновниками оказываются военные, при успехе — вы выходите на одну из первых ролей в государстве. Позвольте узнать, а кем вы себя видите в последнем случае?
