Алексей Борисов - Смоленское направление. Книга 2
– Сколько идут – столько и тренируются, – отметил про себя Рысёнок.
Пять с половиной тысяч кочевников, при поддержке тысячи руссов, утром восьмого чилса были в восьми верстах от Легницы. Лагерь расположился на большой равнине, возле реки, с густым лесом, закрывающий частично правый фланг и тыл. Слева, вязкое болото с полузатопленными землянками, не то рудокопов, не то ещё кого-нибудь. Русским как раз отвели место рядом с болотом, где у подножья небольшого холма било три ключа, чему Рысёнок только обрадывался. Всё сходилось точно по его плану, даже расположение тысяч. Покидая совещание, воевода через каждый шаг молил бога за здоровье Ермогена, предвидевшего весь ход кампании.
За болотцем раскинулся берёзовый лес, прорастающий чуть ли не до города, изобилующий полянками и ручьями. С одной из таких полянок и выехали две сотни, отправленные сопровождать Торопа. Осторожно, стараясь не издавать лишнего шума, всадники переместились на равнину и, двигаясь по краю леса, вышли к своим.
– Воевода! Тороповские сотни тут. – Сообщил дежурный десятник.
– Сотников ко мне, землянки разобрали?
– Так это …, не знаю, – дежурный замялся, – сейчас узнаю.
Десятника как ветром сдуло. За день до этого, Рысёнок собрал всех командиров, где рассказал о системе наказаний, принятой в монгольской армии. А так как в наличии принцип единоначалия, то и кара за проступки, что в русском, что в монгольском войске становится одинаковой. Но больше всего, боярину захотелось утереть нос заносчивому Байдару. И первая возможность появилась при постановке лагеря.
Русскую тысячу умышленно выдвинули вперёд. Если что, первый удар ляжет именно на неё, так размышлял Байдар, советуя Орду. Не знал он, что к девятому числу, монгольской коннице придётся выдвигаться вперёд, оставляя союзников почти в тылу. И вместо планируемой осады, будет сражение.
От обоза остались одни телеги. Уцелело штук пятьдесят, самых крепких. В основном тех, что были взяты ещё в Смоленске. Ими закрыли фронт и тыл. В лесу нарубили берёзок, толщиной с ногу человека и стали вязать ежи, закрыв правый фланг и частично левый, где болото можно было обойти. В этот момент и вызвали Рысёнка на новый совет, где боярин узнал последние данные разведки, удивившись лишь, что про богемский отряд Вацлава, монголы ни сном, ни духом.
– У меня немного другие свединия. Король Вацлав с пятью тысячами в двух переходах от Легницы.
– Ты кое-что не знаешь. – Орду покачал головой из стороны в сторону, как китайская игрушка. – Вацлав не дойдёт до города. Но то, что ты поделился своими знаниями, заслуживает особого внимания.
– Так понимаю, что союзники помогают друг другу, а значит и тайн быть не должно. – Рысёнок выдержал паузу. – Нас завтра атакуют.
– Кхе, кххе! – Байдар подавился кумысом. – Их всего пять тысяч. Генрих, в детстве, с лошади вниз головой не падал?
– Гхы! Гхы! Гхы! – Заржали от шутки нойоны монгол.
– Ага, значит, всю правду вы мне говорить не хотите, воля ваша …, и я вам ничего более не скажу. – Подумал Рысёнок.
– Сегодня отдыхаем, а завтра захватим этот город. Тебе рус, предоставляется почётное право первым войти в Легницу.
Боярин больше не слушал Орду. В случае штурма, союзники бросали русское войско на убой, как стадо быков. Если Вацлав не пойдёт на соединение с силезцами, значит, ему что-то пообещали. То, от чего он не смог отказаться, либо желал заполучить, скорее всего, мирный договор. Демонстрация же богемцами военной силы, не более чем бряцанье оружием. Генрих заведомо был обречён, ещё до начала сражения, проиграв битву на политическом поле. Рысёнок никогда не слышал о монгольских посольствах ни в Моравии, ни в Силезии, не тем более в Богемии. Но успех тайных послов кочевников был налицо.
Совещание закончилось через два часа скромной трапезой. Кусок не лез в горло, а от запаха кислого кумыса просто воротило, но приходилось терпеть. В это время, в подвале церкви, Торопа заставляли клясться на кресте, держа его ноги, обутые в узкие мокрые сапоги над огнём. Боль была нестерпима, скукожившаяся от жара кожа обуви, стискивала ступни как тиски. Очень хотелось пить. Ковшик с водой стоял перед носом, но после каждого ответа, который боярин повторял уже в десятый раз, как заученную молитву, палач только отодвигал его чуть в сторону.
– Плохо говоришь …, врёшь. Я своё дело знаю, вижу, когда правду глаголят. Давай ещё раз попробуем. Зачем тебя послали к Генриху?
– Сколько раз мне надо повторить, дабы мне поверили? Как только начнётся бой, мои сотни ударят в тыл. Неужто я бы ни нашёл, кого послать к вам, если бы лжу хотел донести? Господи! Укрепи, дай мне силы.
– Ну что Игнаци, разговорил его? – В пыточную вошёл Качинский.
– Упёрся гад, – на ухо сообщил палач, – ничего не понимаю, не может человек моих сапожек вынести. Если дальше продолжить, без ног останется.
– Заканчивай, Генрих принял решение. Повезло псу русскому. Ничего, побьём степняков, мы с братцем Смоленск навестим.
Последних слов Тороп не расслышал. Сознание покинуло храброго боярина. Он даже не почувствовал как вспороли шнуровку на пыточных сапогах, как окатили водой. В голове лишь промелькнула картинка, где Тороп, будучи юношей, прогуливался босиком по утренней росе, и ничего прекраснее охлаждающей влаги, в жизни не существовало. Навстречу шёл отец, за ним дед и дальние родичи, которых боярин не помнил, но что-то общее, родственное соединяло их.
– Молодец сынок, ты выполнил свой долг. А теперь …, иди обратно, мы гордимся тобой.
Пелена тумана заструилась по земле змейкой, стала подниматься к небу, скрывая предков от Торопа. Снова захотелось пить, а резкая боль в ногах заставила открыть глаза. Боярин лежал на лавке, лучик солнца пробивался через бойницу окна, освещая сложенные аккуратной кучкой одежду и доспехи. Сумка с болеутоляющим снадобьем лежала в самом низу. Ступить на распухшие ноги было невозможно. Тороп свесился с лавки, и на животе пополз к своим вещам.
Утром девятого апеля, объединённое войско короля Генриха покидало Легницу. Казалось, что Силезия выставила всех своих воинов на решающую битву с кочевниками. Город наполнился лязгом железа, топотом ног, копыт и звуком, издаваемым тысячами людей. В церкви Богородицы зазвонил колокол, как раз, когда возле неё проезжала свита Генриха. Король уставился на стену ограды, внимательно следя за камнями кладки. Вчера вечером, здесь состоялась служба. Священники приняли богатые дары и обещали молиться до тех пор, пока не известят о победе.
– Похоже, смолянину со страха привидился сон, – подумал Генрих, – стена как стояла, так и стоит.
Внезапно на вершине ограды образовалось облачко пыли и верхний булыжник, лишившись связующего раствора, с треском вывалился на крышу навеса, под которым собрались провожающие армию горожане.
– Бах! – Камень отскочил от крыши и рикошетом полетел прямо в голову короля.
Ах! – Раздался восхищённый голос горожан, видивших, как Генрих ловко увернулся от булыжника. – Слава Генриху! Слава нашему князю!
Толпа взревела. Под копыта эскорта полетели цветы. А в это время, Андрейка прятал под рясу маленький самострел. Выстрел удался на славу, крохотная пулька попала точно в цель. Переодетый тевтонский монахом смолянин поправил капюшон и отошёл от окошка. Теперь надо было разыскать келью, в которой прятали Торопа, и по возможности вытащить боярина, пока все были заняты проводами войска. В Легницу съехались священники, чуть ли не со всей Силезии. Оно и понятно, уцелевших от нашествия городов осталось совсем немного. А имеющих крепкие стены – всего три. Хорошо, что в перемётной сумке кочевника, которого Андрейка зарубил под Бенджином, оказалась ряса. Иначе, не смог бы он пробраться в церковь, прикинувшись монахом, давшим обет молчания.
Возле пристройки, слева от ротонды церкви, у двери стоял часовой, отгоняя роющихся вокруг его головы мух. Смолянину уже два раза указывали на выход, когда он пытался проникнуть внутрь, объясняя жестами, что у него, где-то там, лежат его вещи, и их надо забрать. Не помогла и маленькая серебряная монетка. Стражник попался слишком честный. Отчаявшись, Андрейка присел на лежавшее у стены бревно. Удавить караульного возле церкви у смолянина не поднималась рука.
Силезкая армия разбилась на четыре отряда. Воеводой левой руки был назначен опольский князь Мечислав, которого все звали Мешко. Он, в свою очередь разделил полк на две части, отдав Поппо из Остерны его тевтонцев и отряд арбалетчиков. В центре разместились ополченцы, прибывшие в город со всех концов Силезии. Ударной группой стали горняки Золотой горы, вооружённые ростовыми щитами и копьями. Почти все имели шлемы и неплохой доспех. Предводительствовал ими сын моравского маркграфа, Болеслав. Полком правой руки, состоящий из краковских и опольских рыцарей, командовал брат покойного краковского воеводы Владимира, Сулислав. Резерв из шестисот всадников остался при Генрихе. В него входила знать Вроцлава, Легницы и наёмные рыцари из Англии. Вся армия насчитывала чуть более пяти тысяч человек.
