Татьяна Апраксина - Башня вавилонская
— Не понимаю, чего он хочет, — со вздохом признается Кейс. — Чтобы его победили? Наказали? Казнили? У нормальных маньяков это выглядит иначе.
— Мир кончился, — говорит Грин. — И не в первый раз. Как вы думаете, почему он тогда полез в эту авантюру с ликвидациями — в компании молокососов? Сначала армия, потом дружба и дом, потом самоуважение. Разрушился — передай дальше.
— Хочет он, чтобы его спасли. Совершили ради него невозможное, — это Сфорца.
Вот он только что говорил с сестрой и просил ее дождаться охрану и спуститься вниз, а вот он уже здесь с очередной теорией.
Поворачивает голову на ее невольное хмыканье:
— Вы не мне не доверяете, вы себе не доверяете. Понимаете, да?
Нашел время для психотерапии!
Но — да. По обоим пунктам.
* * *— Ну что, Вальтер… и как вам результат Божьего суда? — Это сюрприз, это госпожа Баччан впервые подает голос. Идеальный заложник. Образцовый. Сидела тихо, ни во что не лезла, пока не стало можно. — Я лично впервые вижу такое недвусмысленное выражение высшей воли… ну, не считая помянутой Марны.
— Да, — говорит да Монтефельтро, — результат на зависть. Мне бы хоть раз так ответили.
Еще один, думает Максим. Тоже общения не хватает.
— Спасибо. — отвечает Шварц. — Мне хорошо.
Ему не хорошо. Мониторы плывут и врут, но если хоть сотая доля — правда, Шварц сейчас проваливается сам в себя и мечтает только, чтобы падение закончилось. Чем угодно. Потерял место в мире, как сказал Грин. В третий раз. В первый — на Кубе, потом — когда понял, что стало с ним и с университетом. А в третий — сейчас. Взвешен и найден слишком легким. Грин, наверное, прав. Он там был. В этом самом месте.
Пусть они там болтают, у них время есть. Пусть Шварц сидит и ждет результатов, прислушивается и считает секунды, и надеется.
Франческо тоже прав: он хотел, чтобы его спасли.
Но если со складами все идет замечательно, сейчас там все разберут и разблокируют, время еще есть — то третий корпус…
Мы не успеваем.
Там один тир на три уровня. Лаборатории и стенды — работа со взрывчаткой, газами, со всеми моделями оружия калибром меньше корабельного. Боеприпасы, реактивы. Оно не просто выгорит. И тогда горючее может все-таки сдетонировать. Весь автономный запас.
Что там капитан Халаби сказал? Нет, арабы люди сдержанные…
Сигнал не перехватывается, не эмулируется. Мне бы час.
— Освободите кадр. Шварц, вы от себя, что ли, шифровали? Чтоб самому не разобрать? — это просто шум в эфире, место сброса эмоций. И так понятно, что от себя и шифровал.
— Да, — говорит Шварц. — Навигатор запаян.
Гений наш, мастер непревзойденный!.. Навигатор определяет положение монитора, а монитор работает в радиусе метров трех, и вскрыть его и взломать прошивку можно… за пару часов. За час. Не за пять минут.
Обстоятельно как с Богом отношения выяснял. Действительно — есть такое желание: пристрелить его к коровьей морде и дальше решать задачу в спокойной дружественной обстановке, без секундомера.
За десять секунд до фиаско Антонио так и сделает. Тут даже говорить ничего не нужно. Но хочется — сейчас.
А вместо этого что? Вместо этого мы препарируем третий корпус — и не снимаем блокиратор с 31 этажа, чтобы до Шварца не добрался Деметрио. Потому что если вход будет свободен, Одуванчик Шварца убьет. За эти сорок секунд… жизненного опыта. Деметрио застрял в кафе. Провожал эту… припадочную, зашел перекусить. Как нам всем повезло!
— ЭМИ на усилок или туда?
Шварц дергает головой.
— Пенобетон в корпусе?
— Заблокировал.
Да, действительно, что он, мальчик, что ли?
Стоп. Он не мальчик… но и проектировщики не дети. Резервную-то систему заблокировать нельзя. Ни физически, ни программой, она тревогу поднимет тут же — и режим самозащиты включит. От любого вмешательства. Ее и тестируют так, штатно, под сирену. Другое дело, что не успеть. Сначала взрыв. Потом время на активацию первой линии. Потом резерв поймет, что первая линия сдохла, и врубится сам. Потом еще сколько-то будет ждать ручного включения или отключения — мало ли что в этом здании доброкачественно сдетонировать могло… А там уже все. Зачем Шварцу ее трогать? Незачем.
Максим думал и писал одновременно. Иногда написанное опережало проговоренное.
Но это если взрыв по хронометру. По сигналу. А если мы как с компроматом… точь-в-точь как с компроматом… взорвем что-то сами. Первыми. Сейчас. То когда придет сигнал активации… вся система будет уже по уши в пенобетоне. А при выборе между техникой и людьми, даже самыми погаными людьми, господин декан, нам положено выбирать технику. По учебнику, господин декан.
Значит — решено.
«Взорвите там что-нибудь покрупнее».
Набрал — и не отправил.
Дурак.
Коза, волк и капуста. Стимулятор, то есть Шварц — даже Шварц его не перепрограммирует внутри себя, Монитор, какой он ни будь навороченный и перепаянный — но простенькое устройство, способное в лучшем случае вызвать реанимационную машину по координатам, ну да, после фокусов Шварца, еще и давать обратную связь на случай электромагнитной атаки. И усилитель.
И один молодой здоровый балбес, которому некоторые очевидные решения не приходят в голову в силу молодости и здоровья.
Так, бригаду на этаж… не помрет он, не помрет за это время.
— Левинсон, — сказал он. — А бросьте-ка господину Шварцу вашу бомбочку… за шиворот.
Две с половиной минуты до конца, а можно сесть, откинуться на спинку стула и требовать шампанского.
И где, спрашивается, аплодисменты. Где?
Левинсон — ему-то с его кондициями ничего объяснять не нужно, — с некоторым злорадством отзывается:
— Сейчас. Возьмем и разберем.
И вот он уже в кадре, как тот командор. И тоже ни слова благодарности — а ведь это ему, между прочим, целый арсенал учебных пособий сэкономили.
Университет на канале, я ж им отбой дал… Ну еще раз дам, пусть все полюбуются.
— О. Щербина. — белобрысая девица с косичками аж дрожит от злости. — Какая сволочь там у вас соболезнования моим родителям прислала, а?
На другом экране Левинсон говорит Шварцу:
— Ну что, пошли? — далеко идти не надо, тут и в коридоре можно, переговорные экранированы на совесть. Поднимает взгляд на девицу, улыбается ей навстречу, просто любящий папаша.
— О. Чудеса косяком, — отвечает Максим. — Святые угодники исцелили? А воскресших покойников ждать? Это биологическая угроза…
Только Шварц ничего не говорит, а вытянув шею, как гусак, таращится на конопатую малявку с косичками.
Ну да. Извольте видеть, Леночка Янда. Можно сказать, Аленушка. Совершенно целенькая, очень шустрая, вменяемая и напрочь неарестованная. А, значит, никого не убивавшая. И если это депрессия с полной потерей смысла жизни, то дайте мне такую. Я тоже хочу кое-кого убить. Я его, обманщика жестяного, еще утешал. И Франческо его утешал…
— Сама виновата. Убедительно сделали — теперь расхлебывай. Скажешь им, что тест. Тебя да Монтефельтро на работу берут.
Антонио не возражает. То ли потому что потерял дар речи, то ли потому что согласен. Кивает: согласен. Зато господин декан Шварц наконец произносит звук, напоминавший «ххххха», и боком ползет со стула. От переживаний. Ничего, бригада уже в пути.
— Гасите ему стимулятор, — напоминает Максим Левинсону. — Он даже в трупе работает. Хотя вы надежнее излучения… господин декан.
Тогда они все начинают говорить разом, скопом, но Максим уже не слушает. Задачку он решил — ту, что не мог решить Шварц. Правда, не мог — всерьез. Барьер старого сердечника: выстрела Шварц не боялся, а остановка стимулятора извне у него просто выпала за рамки возможных решений: одно дело плановая замена, другое вот так вот. Мастер-класс под руководством господина Железного Декана прошел. С alma mater расплатился окончательно. Много нового и интересного из жизни пауков в банке узнал. Домой хочу. Или хотя бы к Одуванчику в номер. Пока его… невеста в реанимации будет со Шварцем перестукиваться, хоть бы ее там подольше продержали, взятку им, что ли, предложить?..
— Да. — вздыхает Грин, — У них тут счастливый конец, а нам еще с прессой объясняться, между прочим.
— Я, — Максим снимает наушник, — как мне объяснили этим утром, вообще свидетель и весь тут ни при чем. Считайте меня дезертиром.
Мистер Грин, скорпион наш и иезуит, стоит и смотрит. Молча понимает немое «отстаньте от меня все». Может быть, даже и причину понимает: радоваться нечему. Это не победа. Это решенная задача, это преодоленное препятствие, разбитый вдребезги барьер, но не победа. Ничего, кроме полного опустошения и желания напиться, отоспаться и забыть город Лион как страшный сон.
Кто взял Лион? Не переживайте, это же дети — поиграют и отдадут.
* * *«Дорогой Джон,
