Анатолий Дроздов - Рыцари плащаницы
Козма вдруг резко швырнул султана вверх. Саладин ощутил, как в хребте что-то щелкнуло; боль, не оставлявшая его во время подбрасываний, свернулась и затаилась внутри тоненькой иголочкой. Козма поставил его на ноги, обернулся и пробежался влажными пальцами вдоль хребта больного.
— Сядь, султан!
Саладин повиновался.
— Больно?
Султан покачал головой и встал. Тело подчинилось ему легко, от прежней скованности не осталось следа. Только у крестца слегка побаливало, но это можно было не брать во внимание.
— Слава Богу! — сказал по-русски Козма, вытирая рукавом мокрое от пота лицо. — Не нанимался я султанов на спине возить — не жеребец…
Саладин вопросительно смотрел на него
— Позвонок встал на место, — пояснил ему Козма на лингва-франка, — но я все же советовал бы тебе пока больше лежать и почаще плавать. Ты умеешь?
— Да! — удивленно ответил Саладин.
— В твоих дворцах наверняка есть бассейны… Пока не езди верхом. Лучше в повозке и лежа. Позвонок может выпасть снова…
Лекарь говорил не слишком почтительно, но Саладин не обратил на это внимания. Впервые за последние дни он ощутил радость. Приглашая франка к себе, он совсем не рассчитывал, что тот исцелит его; ему просто хотелось увидеть хотя бы одного из таинственных защитников Азни и, если удастся, кое-что выведать у него. Вышло иначе, у султана даже мелькнула мысль, что Всевышний опять сподобил его своей милостью
Поскольку его врач убежал, Саладин сам натянул рубаху и накинул на плечи халат.
— Прикажу отрубить ему голову! — недовольно буркнул он по адресу своего робкого лекаря, не заметив, что произнес это на лингва-франка.
— Твой лекарь, вероятно, хотел мне помочь, — возразил Козма. — Если б он ухватил тебя за ноги и потянул, позвонок встал бы на место раньше. А ты ему — сапогом!
— Пусть живет! — согласился Саладин. — Но платить буду меньше.
— Чуть что — сразу врач виноват! — вздохнул по-русски Козма.
Саладин молча одевался. Султан привык делать это сам и запрещал ему помогать. В свою простую одежду он облачался по утрам, в одиночестве. Сейчас же у него никак не получалось завязать тесемки на халате — мешали перчатки. Он сердито сорвал их с рук, швырнул на ковер. И, покончив с тесемками, уловил пристальный взгляд гостя, устремленный на его кисти.
Уловил его и Аль-Адил. Он встал и загородил выход из шатра. Козма стоял к нему спиной и не видел, но Саладин сразу понял намерение брата. Ни один франк не должен знать о проказе Несравненного. Иначе молва тут же разнесет по всему Сахелю: предводитель сарацин проклят Господом! Многобожники воспрянут духом, правоверные впадут в уныние. Обрадовавшись исцелению спины, он забыл о другом и погубил этого умного лекаря. Козме теперь нельзя возвращаться в Азни. Ему никуда нельзя возвращаться…
«Предложу принять истинную веру. Если откажется, придется убить! — сердито подумал Саладин. — Сахель узнает, что я не держу слова. Конечно, лекарь не герцог и не князь, можно сказать, что он оскорбил султана и Аль-Адил не сдержался, но все равно плохо…»
Саладин с острой тоской ощутил, что ему не хочется убивать Козму. Не потому, что он вероломно нарушал данное слово. Совсем не потому…
— Ты знаешь эту болезнь?! — сердито спросил султан, протягивая руку Козме.
Тот взял его кисть обеими руками и некоторое время сосредоточенно разглядывал розово-красные уродливые пятна, сплошь покрывавшие султанскую ладонь. Затем вытащил из своей сумки чистую тряпицу, легким движением смахнул белесые чешуйки с одного пятна и промокнул его. Внимательно рассмотрел след на тряпице.
— Давно это у тебя, султан?
— Два года, — хриплым голосом ответил Саладин.
— Такие же пятна есть и на голове — у корней волос? — Козма коснулся султанской чалмы.
— Да.
— Где пятна появились раньше: на голове или руках?
— На голове.
— Они все увеличиваются или, случалось, становились меньше?
— Когда возвращаюсь в Дамаск, болезнь отступает. Пятен становится меньше, и зуд не такой сильный…
Саладин говорил, сам не понимая, откуда возникла и стала наполнять его безумная надежда. Проказу не лечат! Никто под луной не умеет делать этого, и Козма не сможет. Позвонок ему бы вправили в Дамаске, это не страшно, но проказа…
— Это не лепра! — сказал Козма.
— Что? — спросил Саладин почти шепотом.
— Это не лепра или, как вы ее называете, проказа. Это другая болезнь.
— Все мои лекари сказали: «Проказа!», — медленно произнес Саладин, пытаясь справиться с нахлынувшей на него волной счастья. — Все до одного! У меня, да будет известно тебе франк, лучшие лекари в Сахеле…
— Эта болезнь очень похожа на лепру своими своим проявлением, некоторые даже считают ее разновидностью проказы. Но она отличается…
— Чем?
— Она не заразна. И от нее не умирают.
— Ты уверен?
— В моей стране эту болезнь зовут «псориаз». Она приключается со страстными людьми, которые вынуждены держать свои чувства внутри себя. У нас ею болеют многие, а здесь она встречается редко. Поэтому твои лекари ошиблись.
— А ты не ошибаешься?
— Нет. Проказа, если ею заразиться, уже не отступает, захватывая все новые части тела. Псориаз может на время исчезнуть: полностью или частично, как это бывает с тобой в Дамаске. Но потом снова появится… Псориаз не излечим. Он доставляет человеку зуд и уродует его кожу, но не убивает. Распорядись, чтобы тебе доставили черную грязь со дна Мертвого моря, я расскажу твоему лекарю, как пользоваться ею. Пятен станет меньше, они могут и вовсе исчезнуть на время. Тебе нужно больше отдыхать султан и научиться радоваться жизни. Радость лечит почти все.
«Я знаю»! — хотел воскликнуть Саладин, но сдержался.
— Значит, я доживу до старости? — спросил он.
— Как Бог даст. Но от лепры ты не умрешь, обещаю.
— Откуда знаешь?
— Видел линии на твоей руке.
— Что тогда? Меч, стрела, яд? Или я упаду с коня?..
— Это будет болезнь — быстрая и смертельная. Я не знаю какая. Случится нескоро.
Султан повернулся к брату.
— Ты все слышал?
Аль-Адил кивнул.
— Вели позвать моего лекаря, пусть Козма ему повторит. А лекарь пусть не таит его слова от мамлюков… И вели, чтоб подвали обед. У меня гость…
* * *— Замечательное вино! — сказал Козма, ставя пустой кубок на скатерть. (Слуга, застывший с кувшином в отдалении, тут же метнулся к нему и наполнил кубок до краев.) — Ароматное, густое…
— Император ромеев прислал в подарок, — пояснил Саладин. — Рад, что тебе нравится.
— Выпей со мной! За здоровье!
— Правоверному нельзя. Аллах не велит.
— Не замечал, чтоб другие правоверные боялись вина, — хмыкнул Козма. — К тому же мы под крышей — Аллах не увидит. Вышли слугу, чтоб никому не рассказал, я налью тебе сам.
— Слуга и так не расскажет. Он немой.
— Любите вы, феодалы, такие штучки! — покачал головой Козма, откидываясь на подушки. — Тем более никто не узнает, раз немой.
— Важно, что я буду знать, — усмехнулся Саладин. — Разве не так?
Козма пожал плечами и принялся за баранину. Жевал с аппетитом, было видно, что проголодался. Саладин, чтобы поддержать застолье, взял с блюда несколько смокв и стал есть, сплевывая косточки в ладонь. Козма покосился, но промолчал. Некоторое время в шатре было тихо. Султан и его гость были вдвоем, если не считать немого слугу: Саладин услал даже брата — чтоб не мешал разговору. Но франк, хотя и осушил уже несколько кубков вина, к разговору был не склонен.
— Как здоровье твоих родителей и домашних? — задал обычный для такого случая вопрос Саладин (разговор следовало начинать, пока гость не насытился совсем и не ушел). — Здоровы ли твои кони и другой скот?
— Кони стоят в замковой конюшне и жуют овес, — странно ответил франк. — А родителей и домашних давно не видел. Надеюсь, здоровы.
— Как твои воины?
— Пьют сикер на радостях! Им вчера понравился приступ!
«Вино подействовало! — понял Саладин. — Задирается!»
— Я не отблагодарил тебя за лечение, — сказал он, решив сменить направление разговора. — Ты исцелил меня, а султан правоверных в долгу не бывает. Что хочешь? Золото, оружие, коней?
— Ни то, ни другое, ни третье, — ответил Козма, вытирая жирные руки о льняное полотенце.
— Женщин здесь нет, — развел руками Саладин. — Бери золото! На базаре купишь себе, какие понравятся.
— Это вам, феодалам, можно покупать женщин и иметь гаремы! — недружелюбно отозвался Козма. — Нам положена одна жена. Услыхала бы Рита, что ты мне толкаешь, глаза бы выцарапала. Она такая.
— Кто эта Рита?
— Жена. Единственная. Ревнует меня.
— Она красивая?
— Очень. Белые волосы, большие серые глаза, молочная кожа. Здесь таких нет.
