Морана (СИ) - Кулаков Алексей Иванович
— Ах да, и альбомы с эскизами одежды — их надо будет передать Галине Ивановне.
Моментально потеряв интерес к официальным документам, обе подруги дружно кивнули и потянулись к верхнему из трех толстенных рисовальных… Гм, даже не альбомов, а скорее альманахов в обложке из светлой замши.
— А нам можно будет полистать?
— Конечно. Только от чужих глаз берегите… И особенно от мужа нашей воспитательницы.
— Шаркман что, замужем⁈
Легонько пихнув русоволоску локотком, испаночка укоризненно попеняла подружке:
— Да причем здесь эта!.. Нас же Татьяна Васильна воспитывала!
Смутившись от такой дурацкой оплошки, Анечка поспешно уточнила:
— Саш, а зачем надо беречь альбомы от Петра Исааковича?
— Слюной закапает…
Примеривавшийся вздремнуть ворон опять нервно дернулся от звонкоголосого хохота светленькой и темной девиц-кобылиц: встопорщив перья, Хугин тихо каркнул-проскрежетал нечто явно ругательное и вылетел в форточку — подальше от этих громогливых! Очень кстати начал дребезжать крышкой закипевший чайник, заняв хохотушек подготовкой к грядущей дегустации лакомства с неприличным и весьма многозначительным названием.
— Чур мне вон тот кусочек!
— А мне этот, с большой розочкой в форме сердечка!..
Пока Маша и Анна возились с кружками, заварником и аккуратной нарезкой свежайшего шоколадно-бисквитного торта с двумя слоями абрикосового конфитюра и шоколадной глазури, «именинница» вновь залезла в распахнутое нутро шкафа, вернувшись к столу с длинным металлическим пеналом. Положив его возле сумки-трансформера, беляночка порылась в ней, достав из нее семь плоских прямоугольных коробочек, крайне похожих на фабричные упаковки ампул с медицинскими растворами для инъекций. Против обыкновения, их серо-бежевый картон не был помечен надписями либо этикетками, зато на нем чернели строчки непонятного шифра из десятка циферок и букв — однако дипломированный специалист Александра безошибочно нашла нужную ей упаковку, и с коротким шорохом плотной бумаги вскрыла. Затем гораздо аккуратнее разложила на две половинки тускло-серый пенал из дюралюминия, и начала перекладывать узкие колбочки с белым рыхлым порошком в его проклеенные тонкими полосками резины отделения-гнезда. Опустошив первую коробочку, блондиночка тем же макаром вскрыла вторую, и хотя Аня с Соледад отучились в Медтехникуме всего год, новокаин в немаркированных стекляшках они опознали вполне уверенно. Как и новейшее лекарство под названием пенициллин — в тех сухих и невзрачных белых хлопьях из первой упаковки. Меж тем, ухоженные ноготки на девичьих пальчиках вскрыли уже третью по счету картонную пачку, набитую настоящим ассорти из запаянных колбочек — но вот две ампулы имели столь характерно-узнавамый вид и габариты, что…
— Э-эм, Са-аш?
— Да?
— Это же морфий?
— Он самый. В оставшихся коробках пенициллин…
— Так много⁈
— По одной возьмете себе, две передадите Галине Ивановне — она в курсе. В новом детдоме у вас будут свои запирающиеся шкафчики, сделайте в них небольшой тайничок с двойным донцем для упаковок и моих документов.
— Ага!
В отличие от заинтересовавшейся новейшим советским лекарством подруги (сразу видно, будущий фармацевт!), русская испаночка внимательно разглядывала содержимое широкого пенала — поэтому от нее не ускользнул ни маленький шприц с тремя разнокалиберными иглами, ни непривычного вида скальпель со сменными лезвиями, ни пара гнутых иголок для шитья ран. Когда же Александра достала из невеликих глубин сумки-рюкзачка сразу три запаянных колбочки с кетгутом[3]и шелковой нитью, и приподняла часть заполненных ячеек, под которыми обнаружилось еще одно совсем маленькое отделение с хирургическим зондом и небольшими пулевыми щипцами[4]— в глазах Марии-Соледад на мгновение мелькнул застарелый страх.
— Саша, ты… Ты прямо как на войну готовишься.
Фыркнув, блондиночка сложила-закрыла пенал и отвернулась, возвращая его обратно во внутренний кармашек экспедиционного рюкзака модели «Тайга-3».
— Ты думаешь, солдаты-призывники чем-то отличаются от детдомовких мальчишек-младшеклассников? Всех делов, что ростом больше, да игрушки другие…
Анна тут же тихо прыснула и начала выкладывать на шербатые блюдечки куски темно-коричневого «За́хера», украшенного розочками из взбитых сливок.
— Девочки, ну садитесь уже!
Освободив стол от лишних предметов путем перекладывания оных на свободные полки шкафа, Александра умастилась на грубо сколоченном трехногом табурете. Вдохнула аромат чая с травами, блеснув переливами отраженного света на фиолетовых зернах четок, цепко обвивающих ее запястье — и благодарно кивнула брюнеточке за придвинутое поближе к ней блюдце с солидным кусманом сладкого лакомства. Пару минут девушки дегустировали венский десерт, поелику возможно растягивая удовольствие, и только когда чашки опустели наполовину, первой высказалась Анечка.
— Какая прелесть!
Русская испаночка согласно угукнула, сосредоточенно слизывая конфитюр с ложечки, запивая его мелкими-мелкими глоточками горячего чая и о чем-то размышляя. Или вспоминая? Это Саша и Аня с самого рождения оказались в детском доме, а у Марии-Соледад были и любящие родители, и нормальное детство…
— М-ням!.. Девочки, а мы все сразу съедим, или на-после столовки оставим? И вообще, какие планы на оставшийся день и вечер? Может, сходим на Свислочь и искупнемся? Завтра уже поезд…
Вопрос был сразу с несколькими смыслами. Самый простенький был связан с тем, что пищеблок детского дома номер четыре вместе с хозяйничавшими там поварихами переехал в Ярославль — а оставшимся в Минске сиротам «врио» Радецкая вот уже почти месяц выдавала талоны в одно из городских заведений общественного питания. Кормили там не так чтобы и плохо (скорее сытно-однообразно), но размер порций был рассчитан на взрослого мужика, весь день отпахавшего на тяжелой работе. Для сирот, которых с самого раннего детства приучали съедать все, что было в тарелке, оставлять объедки было непривычно и даже как-то неприятно. Как и вообще завтракать-обедать-ужинать в компании взрослых женщин и мужчин — причем кое-кто из рабочих временами поглядывал на расцветающих девушек-детдомовок как на сочный кусок жареного мяса, который хорошо было бы употребить под стопочку-другую водки… Н-да. Поэтому неудивительно, что если была возможность обойтись без посещения общепита, брюнетка и русоволосая блондиночка ей обязательно пользовались. А нынче в коробке осталась почти половина торта (хотя они очень старались), и помимо него на «продуктовой» полочке шкафа можно было найти три немножко засохших печатных тульских пряника, солидный кусман краковской колбасы, початую плитку фруктового чая и пачку свежих сырных галет! С такими шикарными запасами можно было и вовсе не ходить на ужин, потратив остаток дня и ранний летний вечер на что-нибудь более интересное и приятное.
О чем, собственно, и был вопрос про вечерние планы, в котором был скрыт очень толстый намек на желательный поход в кинотеатры города, в которые недавно завезли сразу четыре новых фильма-комедии: вдвоем Марию и Анну до позднего вечера из детдома ни за что не отпустили бы, но вот с Александрой запросто. С ней Зося Брониславовна могла «благословить» даже на самый последний киносеанс, заканчивающийся за полночь — а вредная Шаркман с недавних пор вообще не рисковала заговаривать с воспитанницей Морозовой без действительно большой необходимости… Ну а Свислочь интересовала русоволоску поскольку-постольку, ибо будущий фармацевт нацелилась переплюнуть по густоте бронзового загара свою темноволосую подругу-смугляночку, и при любом удобном случае принимала солнечные ванны.
— Планы? Часика полтора отдохнем, потом отправимся в Дом Красной Армии…
Пользуясь тем, что их предводительница глотнула чая, Соледад почти одновременно с Анной звонкоголосым дуэтом предположили:
— В бассейн⁈
— В кинозал?..
Отставив кружку и опустевшее блюдечко с мазками крема и глазури, Саша легонько тряхнула рукой, и плотно обвивающие ее запястье витки нефритовых четок плавно сползли на скобленые доски столешни.