Rein Oberst - Чужой для всех
— Где он? — заорал на весь коридор оберфюрер, ворвавшись в учреждение. Узники притихли как мыши и прижались к стенке. К коменданту сразу подбежал начальник расстрельного отделения.
— Где он? — еще раз крикнул взбешенный комендант.
— Что случилось, господин оберфюрер? — офицер СС стоял навытяжку перед грозным комендантом, не понимая вопроса.
— Русский беглец, болван, — прорычал Пистер.
— Так вот он, — эсэсовец обернулся. — Я выполнил вашу команду. — Из дальнего угла двое рослых специалистов отделения с закатанными рукавами, в халатах, измазанных кровью, волокли русского беглеца.
— Вы его застрелили… не успел… — комендант, схватился за сердце. Он почувствовал острую боль в груди. Ему стало не хватать воздуха. Лицо покрылось липким потом. Ноги подкашивались, становились ватными. Чтобы не упасть, оберфюрер СС прислонился к холодной стене и прикрыл глаза. (Оберфюрер СС Герман Пистер скончался 28 сентября 1948 года в тюрьме от инфаркта не дождавшись смертной казни через повешение).
— Что с вами, господин оберфюрер. Беглец жив. Я выполнил вашу команду. Позовите врача? — крикнул он, оглянувшись по сторонам.
— Поднимите заключенного, — приказал солдатам Ольбрихт, не обращая внимания на состояние коменданта, к тому уже спешили санитары.
Конвоиры легко поставили на ноги окровавленного беглеца, который едва весил 50 килограммов. Его голова бесчувственно лежала на груди. Ольбрихт взмахнул рукой: — Покажите лицо.
Конвоир тут же выполнил его команду, приподняв голову за подбородок.
От света, боли и шума заключенный очнулся. Дрогнули веки, он открыл глаза. Жмурясь от света, он попытался понять, что происходит. Спустя несколько секунд его тело охватила нервная дрожь. Лицо в кровоподтеках и ссадинах чуть посветлело. Зрачки расширились. — Это вы?! — еле слышно прошептал он опухшими, разбитыми губами и вновь потерял сознание. Одновременно прозвучал удивленный, вместе с тем радостный возглас Франца: — Комбат…? Новосельцев…!?
Когда русскому беглецу сделали тонизирующий укол, он зашевелился… Где-то глубоко, глубоко в начале на подсознательном уровне сгустками нейронов им был воспринят еле слышный, но с каждой секундой все более нарастающий, более отчетливый сигнал. Сигнал разрастался, становился еще ближе и вдруг осязаемо превратился в тяжелый и до боли знакомый, радостный рев дизелей и лязганий гусениц. Все пехотинцы, услышав эти звуки, а они отличались от шума карбюраторных моторов «Майбах», наполнялись чувством гордости и любви за наши бронированные боевые машины. «Это спасение», — мелькнула в голове комбата первая устойчивая мысль и он открыл глаза…
Заключение
Иосиф Виссарионович Сталин сидел за рабочим столом в кабинете на Ближней даче в Кунцево и сосредоточенно читал лежащий перед ним документ. По мере прочтения докладной записки, представленной накануне Берия, его лицо серело, глаза становились колкими, злыми.
— Мерзавцы! Что задумали?! Третью мировую войну хотят развязать! — жестко произнес он вслух и, закрыв папку темно-бордового цвета с тесненной звездой и грифом «совершенно секретно», поднялся из-за стола. Чуть подрагивающими руками набил табаком из папирос «Герцеговина Флор» трубку, достал из кармана спички, разжег ее. Раскурив трубку, делая небольшие затяжки, он стал медленно прохаживаться по кабинету. Шаркающие, почти неслышные шаги вождя по плотному, ручной работы, иранскому ковру и больше ни звука. В эту минуту Сталин находился в глубоком раздумье.
Был поздний вечер, но для Сталина это было только послеобеденное время. Ложился спать он, как правило, под утро. Каждый раз ему стелили на разных диванах, на каком – он указывал сам.
«Шторы обрезаны до батарей, его хитрость, враг за ними не спрячется», — подумал вождь, остановившись у окна. Давнишняя навязчивая мысль о возможном покушении заставляла его находиться в постоянной настороженности, регламентировала его образ жизни. Да и откуда врагу здесь взяться? 170 человек офицеров госбезопасности охраняют дачу, причем охрана есть у каждого окна, имеется шесть постов, двойной забор, телефонная связь. Муха не пролетит без внимания органов госбезопасности, не то-что пройдет незаметно враг…
— «…Однако можно ли верить этому немцу? — Сталин задал себе мысленный вопрос, отгоняя появившуюся тревогу. Выпустил колечко дыма. Представил образ немецкого офицера, ему показывали его фото, вспомнил о Дедушкиной Вере с ребенком. — Надо же, фамилию запомнил – Дедушкина. Теплая фамилия, надежная. Девушка красивая, а дочка белесая, как отец… — мимолетно появился образ маленькой дочери Светланы. Он вспомнил, как здесь, на даче в 35 году кружил ее на руках… Глаза Верховного Главнокомандующего потеплели…»
«И все же, можно ли верить сведениям немца? — Сталин вновь вернулся к мучащему его вопросу. Второй раз он сталкивался с непонятными вещами, связанными с чертовщиной, магией, с предсказаниями немецкого разведчика. — Подумать только, — усмехнулся сквозь усы он, — этому Ольбрихту приходит голос и говорит о том, что будет происходить в будущем. В мае голос раскрыл секреты об операции «Багратион», тем самым чуть не сорвал им план его осуществления. Теперь голос предупреждает о готовящейся третьей мировой войне. Причем, инициатором войны выступает Англия, их союзник, в лице самого Черчилля. В это трудно поверить, тем более представить, что такое может произойти. Но голос первый раз не ошибся. Почему может быть ошибка в этот раз? По замыслу готовящейся операции «Немыслимое» третья мировая война должна начаться 1 июля 1945 года внезапным ударом объединенных сил англосаксов по Советскому Союзу.
Как поступить, чтобы не навредить себе, не разругаться с союзниками, искусственно не подтолкнуть их на военный конфликт? — Сталин подошел к большому полированному столу, на котором была разложена карта боевых действий советских и союзнических сил. Фашистская Германия была окружена со всех сторон. На Западном фронте немецкие дивизии сдерживали англо-американцев по «линии Зигфрида». — Конечно, Красная Армия, имея более одиннадцати миллионную армию, справится сама с врагом. Но союзники оттягивают значительные силы фашистов, разгромить сообща их легче. Как же поступить?
Колоссальное противостояние должно завершиться разгромом и полной капитуляцией нацистской Германии. Уже разрабатывается Берлинская операция. А здесь, как обухом по голове, предсказание о новой войне. Если это правда, то предательство со стороны союзников чудовищное, немыслимое. Даже операцию назвали этим словом – «Немыслимое», — Сталин скривился. — Прямолинейное англосаксонское мышление. Но сбрасывать со счетов хитрость Черчилля нельзя. Он всеми фибрами души ненавидит советскую Россию. От него можно ожидать всего, даже этой войн, — рассуждая таким образом, Сталин все больше склонялся к ответу, что представленный документ немецкого разведчика не провокация. — Но какое коварство!!! Нужно все взвесить, посоветоваться с товарищами и принять решение. Верное решение,» — подытожил мысленный разговор с самим собой Иосиф Виссарионович и подошел к небольшому столику, где стояли телефоны правительственной связи. Поднял трубку, где на аппарате под прямоугольным целлулоидом находилась бирка с надписью «Кремль».
— Товарищ Поскребышев, — тихо, но с характерной хрипотцой в голосе, обратился он к своему бессменному секретарю: — Пригласите ко мне на десять часов вечера членов Ставки Верховного Главнокомандования… Нет, не всех, сокращенный вариант. Пусть приедет также начальник Генерального штаба товарищ Василевский. Я жду… Товарищу Берия, я сам позвоню… Шапошников болен? Жаль…
В назначенное время бронированный лимузин Берия, свернув с Можайского шоссе на Староволынскую улицу, въехал в молодой густо посаженный ельник. Буквально через несколько сотен метров машина остановилась у массивных деревянных ворот, выкрашенных в зеленый цвет. По обе стороны от ворот возвышался прочный глухой пятиметровый забор. За ним, на расстоянии пяти-семи метров, шла вторая оградительная линия, чуть поменьше высотой, но с окошками для наблюдения и стрельбы.
Возле ворот у входа стояли припаркованные легковые машины членов Ставки Верховного Главнокомандования. Наметанный глаз Берия узнал машину наркомата иностранных дел Молотова. «Серьезный разговор состоится», — подумал он, уже зная, о чем пойдет речь на совещании у Сталина. Лаврентий Павлович не спеша вышел из лимузина. Дверь перед ним открыл, его адъютант и личный охранник полковник Саркисов, ехавший на переднем сидении.
— Ждать здесь! — коротко и строго приказал ему Берия и прошел вперед через двери заградительных заборов на территорию дачи вождя. Постовые офицеры вытягивались в струну перед грозным народным комиссаром.
